Петр Радечко - Реабилитированный Есенин

Вы изволили обращаться в правление Союза с просьбой – “или исключить Вас из Союза, или одернуть зарвавшегося клеветника” Лавренева. Я не прочь был бы поставить этот вопрос таким же образом, но, к сожалению, устав Союза не предусматривает надзора за нравственной личностью своих членов и состояние в нем основывается на формальном признаке, наличии печатных трудов, а они у Вас имеются. Мое мнение о них может не сходиться с другими мнениями, и Союз не правительственная партия, имеющая единую литературную и общественную идеологию. Я же считаю себя в полном праве считать Ваше творчество бездарной дегенератской гнилью, и никакой союз не может подписать мне изменить мое мнение о Вас… В Вашем праве путем печати доказать, что не Вы… а я создал вокруг Есенина ту обстановку скандала, спекуляции и апашества, которая привела Сергея к гибели…

Примите уверения в моем полном нежелании вступать в дальнейшем в какие бы то ни было споры с Вами по этому делу.

Готовый к услугам Борис Лавренев».

Стреляться с участником Первой мировой и гражданской войн Борисом Лавреневым трусливый Мариенгоф, сбежавший «с поля славы» на стульчаке (у безграмотного «барона» – «на столчаке» вагонного туалета), конечно же, не стал.

Глава Х

Повторное опошление Есенина

Борис, ты не прав!

Великие люди Востока считали, что если человек солгал один раз – это может быть случайностью. Два раза – совпадением. Но если человек солгал три раза – в его поведении видят уже тенденцию, закономерность.

Сколько раз солгал Мариенгоф в своем «Романе без вранья»? Досужие читатели с калькулятором в руках могут сосчитать названные выше случаи. Хотя указаны здесь только наиболее заметные из них. Потому обойтись при оценке его «шедевра» без выражения «закономерное вранье» никак нельзя. Вернее, злонамеренное.

Да, это вытекает само по себе из «социального заказа»: оболгать Есенина и его творчество, полученного большевистскими литераторами от Бухарина и Троцкого.

Лгали все. «Прогнулся», выражаясь по-современному, даже Маяковский. Но больше всех преуспел во вранье Мариенгоф. Не только из желания выслужиться, но и от обиды на гения за то, что тот не захотел больше видеть его своей тенью, по-вечернему раздавшейся в размерах. Патологический лжец выложился полностью, раскрыв всю свою неприглядную суть.

После выхода в свет пресловутого «Романа без вранья» современники наглядно убедились в коварстве бывшего «лучшего друга» Есенина и дружно отвернулись от него. Даже те, с кем он дружил. Вот как о том свидетельствует все тот же чекист-имажинист Матвей Ройзман в своей книге (с. 266). Еще в 1926 году имажинисты решили выпустить сборник, посвященный памяти С. Есенина, для которого Мариенгоф собирался расширить свои только что опубликованные краткие воспоминания. И вскоре увидели то, что у него из этого получилось в пресловутом «романе»:

«Заседание «Общества имажинистов», – писал Матвей Давидович, – происходило в клубе Союза поэтов, вел его Рюрик Ивнев. Присутствовали все, кроме Мариенгофа, у которого был болен сынишка.

Георгий Якулов сказал о “Романе без вранья“:

– Я был в Париже и читал статью Ивана Бунина о “Романе”. “Это они сами пишут о себе? – задавал он вопрос. – Что же напишут о них другие?“

Георгий отказался оформлять сборник, в котором будет участвовать Мариенгоф.

Шершеневич начал с очередного каламбура:

– Роман Мариенгофа не книга воспоминаний, – сказал он, – а воз поминаний Есенина, творящего неприглядные дела. Я выступлю по поводу ”Романа” с лекцией “Этика поэтика”. В остальном присоединяюсь к Жоржу.

Грузинов заявил:

– “Роман без вранья” написан под влиянием Василия Розанова. В нем разлиты ушаты цинизма. Участвовать в сборнике не буду.

Рюрик Ивнев говорил:

– Ради сенсации Мариенгоф писал о невероятных эпизодах из жизни Есенина.

Очень много злых карикатур на живых людей. События искажены!

Борис Эрдман присоединился к мнению Георгия Якулова. Николая Эрдмана на заседании не было, поэтому, когда я писал эти воспоминания, спросил его мнение о “Романе”.

По-моему, Мариенгоф иначе писать не умеет! – ответил он.

В этом есть зерно истины. Посмертные воспоминания Анатолия тоже написаны, правда, в меньшей степени, в том же стиле, что и его “Роман”».

Необходимо отметить, что сразу после этого «Ассоциация имажинистов» окончательно распалась, а Мариенгоф, считавший себя после ухода Есенина руководителем, вскоре вынужден был уехать на постоянное место жительства в Ленинград.

Много лет спустя, уже в послевоенное время, он написал предисловие к «Роману без вранья» (вместе с «Романом» не публиковалось. – П. Р.), в котором сам же сообщил о том, как другие знакомые и друзья отнеслись к выходу его книги в 1927 году:

«Клюев при встрече, когда я протянул ему руку, заложил свою за спину и сказал:

“Мариенгоф!.. Ох, как страшно!..” Покипятился, но ненадолго чудеснейший Жорж Якулов. Почем-Соль (Григорий Романович Колобов – товарищ мой по пензенской гимназии) оборвал дружбу. Умный, скептичный Кожебаткин (издатель “Альциона“) несколько лет не здоровался… Совсем уж стали смотреть на меня волками Мейерхольд и Зинаида Райх. Но более всего разогорчила меня Изадора Дункан, самая замечательная женщина из всех, которых я когда-либо встречал в жизни. И вот она разорвала со мной добрые отношения…»

Подобные отзывы о всех «лучшем друге» гениального поэта можно множить и множить. Все они касаются абсолютно аморального творчества А. Мариенгофа, свидетельствуют о коварстве, огромном высокомерии, заносчивости, наглости, хитрой расчетливости и цинизме этого графомана, автора красноречивого и в некоторой степени автобиографического романа «Циники».

Немало резко критических публикаций о «Вранье без романа», как его сразу же стали называть, появилось в газетах и журналах того времени. Существует мнение, что первым устно так окрестил эту дрянную повестушку друг Мариенгофа, мастер каламбуров Вадим Шершеневич. В своих же воспоминаниях он написал следующим образом:

«“Роман без вранья” легко читаемая, но подозрительная книга. Редкое самолюбование и довольно искусно замаскированное оплевывание других, даже Есенина. Впрочем, изданный за границей роман Мариенгофа “Циники” – еще неприятнее. Есть вещи, о которых лучше не говорить» (Мой век, мои друзья и подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. С. 563–564).

Но в печати всех обошли одесситы. Уже 28 мая 1927 года в местных «Вечерних Известиях» появилась рецензия на мариенгофский «шедевр», которая так и называлась «Вранье без романа». Автор ее скрылся под псевдонимом Кир.

Пародию на этот гнусный «роман» опубликовали в журнале «На литературном посту» (1927. № 20) Александр Архангельский и Михаил Пустынин. Называлась она весьма недвусмысленно – «Вранье без романа» (отрывок из невыходящей книги Аркадия Брехунцова «Октябрь и я».

Как видите, Анатолий Мариенгоф здесь выведен под именем Аркадия Брехунцова, а Есенин – как «светлый юноша Сережа Говорков», который был убит якобы в «Стойле Пегаса».

Что касается «невыходящей книги», авторы немного «опростоволосились». Как было отмечено раньше, она издавалась три года подряд – в 1927-м, 1928-м и в 1929-м. И, по свидетельству В. Чернявского, «выпуск 10 000 экземпляров книжки Мариенгофа явно поощряется, а простая популяризация поэта вредна и недопустима» (Сергей Есенин в стихах и жизни. Письма. Документы. С. 439).

Возмущенный этим, Василий Лебедев-Кумач писал в журнале «Крокодил» (1929. № 12): «Желтый внутри и снаружи “Роман без вранья” выходит третьим изданием».

Василий Павлович окрестил его «заборным произведением» с «пасквиленством, пошлостью» и т. д.

«Величайшей ложью» назвал «Роман без вранья» Д. Ханин в журнале «Молодая гвардия» (1927. № 6).

Так говорили и писали о Мариенгофе и его «Вранье» современники. Но прошли многие десятилетия…

Давно замечено, что история развивается спиралеобразно. Революционные потрясения России начала двадцатого века вновь обрушились на нее в конце столетия. К власти пришли внуки тех же «пламенных революционеров», гайдаров, летящих впереди всех, которые когда-то именем революции вершили судьбы многомиллионного народа. Тех Есенин охарактеризовал такими словами:

Пришли те же жулики, те же ворыИ именем революции всех взяли в плен.

На этот раз «те же жулики» и «те же воры» всех «взяли в плен» именем демократии. Кровавая преемственность! И, как тем, так и этим – внукам «неистовых ревнителей» перманентной революции, ярым интернационалистам вновь пришелся не ко двору самый звонкоголосый певец России – Сергей Есенин. И они, если не мытьем, так катаньем, вновь взялись очернять поэта.