Николай Ямской - Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни

Потому что женятся они с необычайным упорством.

А уж после того — прямая дорога к «поплавкам»…

Глава 9

Московские кафе. «Дольче вита» для «Совка»

Самыми респектабельными кафе в столице СССР были, конечно, те, что существовали на одних площадях с ресторанами при лучших отелях. О некоторых из них — при гостиницах «Националь» и «Метрополь» — уже было упомянуто. Об общей с ресторанами и, соответственно, очень хорошей кухне — тоже.

По той же причине заслуженной славой пользовались кафе при популярных московских ресторанах — например, то, с которым в свое время поделилась площадью и именем легендарная «Прага».

Было еще несколько вроде бы совсем рядовых с виду городских кафе, которые существенно выделялись из общего ряда своей добротной кухней и «лица необщим выражением».

Однако и внешне малозаметных я бы со счетов не скидывал. А теплым словом вспомнил бы, к примеру, небольшое, уютное кафе «Рыбное» у Никитских Ворот. Вот где в конце 1960-х годов после очередного просмотра в Кинотеатре повторного фильма можно было недорого и очень недурственно, можно сказать, по-домашнему покушать. А все потому — и завсегдатаи это хорошо знали, — что на кухне тогда «колдовал» Семен Федорович Гришин — легендарный, уникальный по своему профессиональному стажу кулинарный мастер: свой последний рабочий день у плиты он провел, когда ему исполнилось… 100 лет.

Поскольку трудовую карьеру Семен Федорович начал с одиннадцати лет еще в ресторане «Прага», дотянуть до такого же столетнего трудового стажа ему оставалось совсем ничего — всего лишь чуть больше десятилетия….

И все же, если продолжать обзор на основе личного опыта и пристрастий, я бы для начала предпочел обратиться к семейному альбому. А также событию, которому почтенный Семен Федорович был почти ровесник. Так, мне кажется, будет удобней коснуться самого главного, не только связанного с заявленной выше темой, но и вообще с первоосновой жизни.

Кафе-мороженые. О теплом отношении к прохладному предмету

Вы думаете, я это про что? А я — о самом дорогом, интимном. О том, что предшествовало моему — да и не только моему, но и вашему тоже — рождению.

При этом не будем залезать в глубину веков и подробности темы, столь же личной, сколь и архиважной в плане поддержания численности народонаселения. Коснемся лучше прелюдии, где путь к самому существенному в деле продолжения рода человеческого начинается с любовной искры, вдруг проскочившей между двумя юными созданиями. А если конкретней — места, где следующий, не менее судьбоносный шаг испокон веку проходил в обстоятельствах публичного уединения.

Ну, взять хотя бы моего дедушку с бабушкой! Ведь было же у них первое свидание. Где оно проходило? Не знаю, как у ваших прародителей, но мои отметились визитом в кафе.

Говорили, что визит был повторен накануне помолвки. Потом сфотографировались — судя по фирменному знаку на обороте, в фотоателье на Кузнецком Мосту. Какое именно было кафе и где находилось, не уточняли. Вспоминали только, что угощались главным образом мороженым.

Ничего другого в семейной летописи не сохранилось. Зато доподлинно известно, что случилось это в 1886 году, в изнывающий от жары летний городской день. То есть тогда, когда прием именно этого продукта, неподражаемо ласкающего наш организм сладким, живительным холодком, особенно желанен. Других, гораздо более возвышенных чувств это не только не погасило, а скорее раздуло еще более жарким пламенем.

Потом все было как у людей: сватовство, венчание, появление потомства. Но тот «разбег», судя по дальнейшему появлению многочисленных детей, из которых, несмотря на крайне неблагоприятные исторические обстоятельства, все равно выжили четыре девочки и три мальчика, получился мощным.

Более того! Кое-что из той мощи передалось и следующей генерации. Во всяком случае, один из их сыновей — мой будущий отец — тоже начал свой путь к браку с приглашения моей будущей матери — как вы думаете, куда?

Правильно! Тоже в кафе-мороженое…

Отсюда, видимо, особо теплое отношение к этому типу общепитовских учреждений застряло и в моих генах. Свою будущую первую жену я тоже потащил в кафешку на Арбате, где вместе с нами под некую ледяную сладость и дежурный бокал легкого вина ворковало еще несколько парочек. Эх, мне бы тогда поглубже поинтересоваться вопросом, куда потом деваются невесты, став женами. Но тогда голова была занята другими мыслями. Однако одна, более или менее дельная все же пришла как раз в том кафе. «Это же какое количество браков было заключено по результатам подобных встреч?» — с некоторым ужасом подумал я, вдруг осознав, что тоже ступил «на боевую тропу» предков. И тут же, представив себе, историям скольких семей, родов и кланов положили подобные встречи начало, обреченно потянулся к бокалу.

Статистику, конечно, никто не вел. Примерно известна лишь точка отсчета. Но и она поражает. Потому что далее придется плюсовать десятилетия, вместившие биографии сразу нескольких поколений.

Представители первого из них — а это как раз современники времен молодости моего деда с бабкой — познакомились с мороженым в его современном виде на излете XIX века. Именно тогда в Москве поступили в открытую продажу фризеры — не такое уж и хитрое американское изобретение, внешне напоминающее бочку с ручкой. С помощью этой ручки внутри приводилось в действие нечто вроде пропеллера. И тогда он делал главное: путем перемешивания доводил загруженные в «бочку» молоко, сливочное масло, лед и сахар до консистенции мороженого. Вместе с фризером в российскую кулинарию пришли и другие сопутствующие американские изобретения, как то: мороженое с пониженным содержанием жира, вафельный стаканчик и мороженое в шоколаде на палочке (эскимо).

Пока родная промышленность, по обыкновению не спеша, налаживала фабричное производство, импортные фризеры появились во многих московских кафе и ресторанах. Когда там столь же оперативно освоили заимствованные на Западе рецепты, у отечественных сладкоежек началась по-настоящему «дольче вита».

Особо выиграли будущие молодожены: теперь традиционное свадебное «Горько!» можно было заранее скрасить выбором из более чем двух десятков сортов мороженого. Самыми распространенными сортами оказались сливочное и шоколадное. Однако совсем не считалось чем-то диковинным и ореховое, фисташковое, земляничное или даже дынное.

Кстати, об эксклюзиве. Таковой предлагался в самых респектабельных кафе и ресторанах. В сезоне 1899 года, например, писком моды считались сорта «Тимбаль дюшес глясе» и «Шатобриан». В первом мороженая масса щедро нашпиговывалась миндалем, а также кусочками свежего ананаса и вареной груши. Второе приготовлялось с мелко нарезанными цукатами вишни, которая предварительно вымачивалась в роме.

По-моему, именно это в первую очередь имели в виду граждане — одногодки моего дедушки, когда, глядя на пустоватые советские прилавки и вспоминая былые «Тимбаль дюшес глясе», а заодно и нежнейшую тамбовскую ветчину, с ностальгией говорили: «И кому это мешало?»

В этой своей последней книге годящийся моему дедушке в старшие сыновья писатель Юрий Олеша про интересующий нас и уже вошедший в начале XX века в повсеместный быт предмет писал так: «Тогда только входило в моду мороженое в вафлях. Нормально же оно отпускалось в стеклянных синих граненых рюмках, и давалась костяная ложечка… И бывало знаменитое, великое мороженое… то мороженое, которое подавалось к столу где-то на даче, где-то на именинах, раз в году, под летящими облаками, под раскачивающимися ветвями, когда свистели поезда, когда кто-то всходил на террасу с букетом роз в папиросной бумаге.

Вот о чем вспоминаю я на тринадцатом году революции, о мороженом, которым угощали буржуазных детей…»

«Тринадцатый год революции» — это 1930-й. То есть как раз тот год, когда мой будущий отец — студент рабфака начал всерьез приударять за моей будущей мамой.

Именно тогда он и повел ее первый раз в только что открытое на Петровке кафе-мороженое.

Но это было, конечно, совершенно другое кафе, в другой Москве.

А главное — в совершенно иную эпоху.

От мороженой картошки к советскому, сливочному

В отличие от дедушки и бабушки в семейном альбоме моих родителей фотографии не только их первого свидания, но даже свадебной нет. Ибо у них брак заключался по новому, советскому обряду, то есть не на небесах, а в соответствующей конторе регистрации гражданских актов, где всех, кто оформлял брак, рождение ребенка, развод и получал справку о смерти близких, объединяла одна очередь.