Питирим Сорокин - Человек. Цивилизация. Общество

Все эти и многие другие черты феномена самоубийства, как, например, распределение среди различных групп населения и флуктуации во времени, становятся понятными в свете этой теории. Повторим: не рассматривая всего характера данной социальной организации и культуры, мы не можем понять распределение частоты самоубийств и их динамику. Специализированный «атомистический» подход позволяет в лучшем случае понять отдельные стороны явления и никогда — его причины. Отсюда — когнитивная потребность целостного рассмотрения общества, а это — исходная точка зрения социологии.

То, что было сказано о причинах самоубийств, еще более последовательно применимо к анализу причин преступлений, революций, войн и практически ко всем другим социокультурным феноменам. Если их не исследовать как повторяющиеся явления, рассматриваемые одновременно в матрице общества и культуры, ни одно из них нельзя адекватно понять или обнаружить его истинные причины. Например, если задаться вопросом, почему уровень преступности в Соединенных Штатах выше, чем в ряде других стран, каковы причины флуктуации определенного преступления или всех преступлений, вместе взятых, или почему строгость наказания за различные преступления то возрастает, то уменьшается, то ни один из этих вопросов не может получить правильного ответа без изучения преступности как перманентного фактора в общей структуре рассматриваемых обществ и их культуры. Можно с уверенностью утверждать, что никакая специальная причинная теория преступности — биологическая, психиатрическая, экономическая, географическая, экологическая, образовательная — не может адекватно объяснить, почему определенные действия рассматриваются как преступные, а другие как нормальные. Неадекватность таких односторонних теорий непосредственно связана с их «атомистическим», сингулярным однобоким подходом, игнорирующим целостный анализ общества и культуры. Это еще более справедливо по отношению к таким глобальным социокультурным феноменам, как войны и революции. Даже дискретные явления, изучаемые с позиций экономики или политологии, права или этики, искусств или истории, не могут быть полностью поняты без рассмотрения тех социокультурных созвездий, в которых они происходят. К. Маннгейм правильно отмечает, что, например, в политологии «рано или поздно сталкиваешься с вопросом, почему страны в один и тот же период времени и на одной плоскости развития имеют совершенно различные типы конституций и формы правления и почему экспорт технологии и конституции из одной страны в другую приводит к изменению их формы в той стране, куда они попадают?.. Таким образом, политолог оказывается отброшенным к неизвестным сущностям, которым он навешивает либо ярлык „национального духа“, либо ярлык „культурного наследия людей“. Это означает, что необходимо рассматривать общество и культуру как целое. То же самое происходит, когда он рассматривает проблему власти и господства или многие другие экономические проблемы… Становится, например, все более очевидным, что выбор, совершаемый индивидами, когда они выступают как потребители, не является произвольным, а, напротив, соответствует определенным коллективным стандартам, которые… детерминируются неэкономическими, „социальными“ факторами. Какими же социальными факторами? Чтобы ответить на этот и подобные вопросы, экономист, как и политолог, действует, как будто существует некая теория постоянных и переменных, объясняющая формирование человеческих потребностей»[153]. Иными словами, вновь необходим выход за рамки специальной дисциплины.

В медицине существует процедура, которую обычно проделывает каждый компетентный врач: перед тем как диагностировать болезнь пациента, он исследует весь организм в целом и знакомится с историей его жизни. В социальных науках эта процедура, к сожалению, почти отсутствует, ибо ее необходимость еще не осознана. Как и в медицине, специализированный подход здесь становится плодотворным и разумным, лишь когда во внимание принимается все социокультурное пространство. В противном случае науке уготована судьба быть неадекватной и ложной. В большой семье общественных наук социология играет именно эту роль. Вышесказанное в достаточной мере демонстрирует специфические функции социологии в системе социальных и гуманитарных наук, конкретные ипостаси этих функций, и, наконец, необходимость такой науки, независимо от того, как она называется — социологией или абракадаброй.

Хотя социология является наукой генерализирующей, имея дело с целостным социокультурным пространством, это еще не означает, что она занимается энциклопедическим исследованием всех социальных наук или что она составляет их философский синтез. Исследование общих и характерных свойств, отношений сходства социокультурных явлений предполагает такую же специализацию, как и изучение их уникальных или сегментарных черт и отношений. Несмотря на свою генерализующую природу, социология остается строго специальной наукой. Хотя президент или казначей фирмы имеет дело со всей компанией в целом, это не означает, что его работа не является специализированной или что он выполняет работу за всех сотрудников фирмы. По той же причине социология, изучающая целостное социокультурное пространство, не пытается выполнить миссию остальных социальных наук.

Как задача казначея или президента не является невыполнимой, так и задачи генерализирующих наук, таких, как физика и химия, которые имеют дело с регулярными свойствами и отношениями всего материального пространства, общая биология, которая изучает свойства и повторяющиеся отношения живого мира, или социология, которая делает то же самое, но по отношению к надорганическому миру, не являются невыполнимыми. Эти задачи вовсе не обязательно превосходят возможности отдельной науки. Возможно, они более трудны, чем задачи одной очень узкой специальности, но то, что они никоим образом не являются невыполнимыми, подтверждается самим фактом существования этих дисциплин.

В своих генерализующих функциях социология зависит от открытий в других специальных науках; но каждая наука, в свою очередь, зависит от смежных с ней наук, а специальные науки — от генерализующих, причем в не меньшей, если даже не в большей степени. Физики привлекают математику, механику, геометрию и химию, а каждая из этих дисциплин использует другие науки. Ученому немыслимо работать над любой проблемой, не апеллируя к открытиям других дисциплин и ученых. Ни одна специальная проблема физики или химии не может быть разрешена без знания этих генерализующих дисциплин. То же справедливо и в отношении специальных проблем биологии и основных принципов общей биологии. Специальная наука геология гораздо больше зависит от общей физики, химии и биологии, чем сами эти науки зависят от геологии.

Точно так же, если социология зависит от истории, экономики, политологии и других отдельных общественных дисциплин, то и все они в не меньшей мере зависят от генерализующей науки социологии. Социологические теории Платона и Аристотеля оказали огромное влияние на политическую, экономическую, правовую, историческую и другие специальные дисциплины, причем их влияние ощутимо вплоть до сегодняшнего дня. То же касается и обобщающих выводов Августина и Фомы Аквинского, Гоббса и Макиавелли, Ибн Халдуна и Вико, Монтескье и Локка, Руссо и Боссюэ, Конта и Спенсера, Гегеля и Маркса, Шпенглера, Дюркгейма, Тарда, Вебера и Парето. Можно цитировать сотни исторических, экономических, политических, антропологических, психологических, лингвистических и даже синологических работ, написанных на основе социологических выкладок Августина, Аквината, Макиавелли, Гоббса, Гегеля, Спенсера, Конта или Маркса. Возникновение любой важной социологической системы всегда оказывало влияние на всю систему отдельных дисциплин, на их ведущие принципы, интерпретации, изучаемые проблемы, методы и технику исследования. Почти все специальные гуманитарные и социальные дисциплины второй половины XIX века строились на гегельянских или конто-спенсеровских принципах. Позже они оказались под огромным влиянием марксистской социологии в области экономической интерпретации данных, тардовско-дюркгеймовских, веберовских, паретовских и шпенглерианских социологических принципов и методов.

Более того, возникновение социологии как систематической науки привело к «социологизации» всех специальных дисциплин на протяжении последних нескольких десятилетий. Их содержание, методы, интерпретации, включая даже те, чьи авторы враждебно относились к социологии, становились все более социологическими и привели к возникновению во всех этих дисциплинах социологических или же институциональных школ: в юриспруденции и истории (так называемая социальная история), в экономике и политологии, в антропологии и психологии (социальная психология), в науках, изучающих искусство и мораль, религию и даже логику. Подобная «социологизация» этих дисциплин является красноречивым свидетельством влияния на них социологии. Зависимость между социологией и другими социальными дисциплинами является обоюдосторонней, то есть это скорее взаимозависимость, а не однобокое влияние социологии на другие науки.