Николай Стороженко - Предшественники Шекспира
Оставляя въ сторонѣ историческую пьесу Парижскія Убійства (The Massacre at Paris), не отличающуюся особыми художественными достоинствами, да къ тому же дошедшую до насъ въ крайне искаженномъ видѣ, мы переходимъ теперь къ послѣднему произведенію Марло, трагедіи Эдуардъ ІІ, написанной имъ незадолго до его трагической смерти 314). Собственно говоря, пьеса Марло принадлежитъ къ разряду такъ называемыхъ, Histories, т. е. драматизированныхъ историческихъ хроникъ, которыя съ легкой руки епископа Бэля, сильно вошли въ моду на англійской сценѣ. Не говоря уже о Горбодукѣ Саквилля, стоящемъ особнякомъ въ исторіи англійской драмы, мы встрѣчаемъ до Марло много пьесъ съ содержаніемъ, заимствованнымъ изъ національной исторіи — The Chronicle History of Leir, King of England, The Troublesom Reign of King John, The Famous Victories of Henry the Fifth и т. д. На возникновеніе этого рода произведеній оказала огромное вліяніе знаменитая историческая поэма The Mirror for Magistrates, содержащая въ себѣ стихотворныя біографіи знаменитыхъ историческихъ дѣятелей, заимствованныя изъ хроникъ и народныхъ сказаній 315).
Содержаніе пьесы Марло обнимаетъ въ себѣ всѣ главнѣйшія событія несчастнаго царствованія Эдуарда II, его борьбу съ могущественными баронами изъ за своихъ, ненавидимыхъ народомъ, любимцевъ, Гавестона и Спенсера, (къ которымъ король питаетъ неразумную привязанность, можетъ быть инстинктивно видя въ нихъ единственный оплотъ противъ властолюбія аристократіи), низверженіе съ престола и наконецъ смерть отъ руки подосланныхъ убійцъ. Пьеса начинается восшествіемъ Эдуарда II на престолъ. Первымъ дѣломъ новаго короля было возвратить изъ изгнанія своего любимца Гавестона, изгнаннаго баронами еще при прежнемъ королѣ. Это рѣшеніе встрѣчено лордами съ негодованіемъ. По своему обыкновенію, одной мастерской сценой Марло вводитъ насъ въ самое сердце дѣйствія и превосходно рисуетъ отношенія юнаго и слабаго короля къ гордой феодальной аристократіи.
Эдуардъ. Неужели вы мнѣ этого не уступите? На зло вамъ я поставлю на своемъ, и эти два Мортимера скоро узнаютъ, что значитъ раздражать меня.
Мортимеръ Младшій. Мой дядя, графъ Уоррикъ и я поклялись отцу вашему передъ смертью, что онъ никогда не возвратится въ Англію. И знайте, государь, что прежде чѣмъ я нарушу эту клятву, мой мечъ, предназначенный карать враговъ вашихъ, будетъ покоиться въ ножнахъ. Отнынѣ пусть кто хочетъ идетъ сражаться подъ вашими знаменами, такъ какъ Мортимеръ сложилъ съ себя свое оружіе.
Эдуардъ. Хорошо, Мортимеръ, я тебя заставлю раскаяться въ произнесенныхъ тобою словахъ. Развѣ тебѣ прилично прекословить твоему королю? Нечего хмуриться, гордый Ланкастеръ! Мечъ расправитъ складки на твоемъ челѣ и согнетъ эти колѣни, которыя не хотятъ склониться предъ королемъ.
Ланкастеръ. Государь, зачѣмъ раздражать вашихъ перовъ, которые васъ любятъ и уважаютъ, изъ за такой гнусной твари, какъ Гавестонъ?
Кентъ (братъ короля). Графы и бароны! Дерзость вашей рѣчи на первое время сдѣлала меня нѣмымъ, но теперь я буду говорить и, надѣюсь, вразумительно. Я помню однажды, еще при моемъ покойномъ отцѣ, лордъ Перси съ Сѣвера, сильно раздраженный, оскорбилъ Мубери въ присутствіи короля; за что — если бы король менѣе любилъ его — онъ, навѣрное, поплатился бы головой, но достаточно было одного взгляда, брошеннаго королемъ, чтобы гордый духъ Перси смирился, и чтобы онъ самъ тотчасъ же примирился съ Myбери. Теперь вы осмѣливаетесь говорить королю дерзости въ глаза. Братъ, накажи ихъ за это, и пусть ихъ головы возвѣстятъ съ позорныхъ столбовъ о распущенности ихъ языка.
Уоррикъ. Ого! наши головы!
Эдуардъ. Да, ваши; вотъ почему мнѣ бы хотѣлось, чтобы вы уступили мнѣ.
Уоррикь. Укроти свой гнѣвъ, милый Мортимеръ.
Мортимеръ Младшій. Не могу, да и не желаю. Я долженъ говорить. Я надѣюсь, кузенъ, что наши руки съумѣютъ защитить наши головы и даже отрубить голову тому, кто намъ угрожаетъ этой казнью. Пойдемъ, дядя, оставимъ этого слабоумнаго короля и, обнаживши мечи, поведемъ иную рѣчь.
Мортимеръ Старшій. Въ Вэльтширѣ найдется не мало людей, готовыхъ отстоять наши головы.
Уоррикъ. Весь Уоррикширъ отпадетъ отъ него и перейдетъ на мою сторону.
Ланкастеръ. А на сѣверѣ у Ланкастера не мало друзей. Прощай же, король, или перемѣни свое рѣшеніе, или приготовься видѣть твой тронъ, плавающимъ въ крови, и помни, что вслѣдъ за льстивой головой твоего безчестнаго фаворита, падетъ и твоя безразсудная голова (лорды уходятъ).
Эдуардъ. Я не могу выносить дальше этихъ высокомѣрныхъ угрозъ. Король ли я въ самомъ дѣлѣ, если я позволяю до такой степени управлять собою. Братъ, выступай въ походъ; я сражусь съ моими баронами, и либо умру, либо буду жить съ Гавестономъ.
Кто же этотъ Гавестонъ, внушившій къ себѣ такую восторженную любовь, что король скорѣй предпочитаетъ обагрить государство кровью междуусобной войны, нежели разлучиться съ нимъ? Это типъ королевскаго фаворита феодальныхъ временъ, ловкаго, льстиваго, своекорыстнаго, но питающаго къ королю ту любовь, которую средневѣковые вассалы питали къ своему сюзерену. Едва ступивъ на берегъ Англіи, Гавестонъ уже придумываетъ какъ бы забрать въ руки короля. Монологъ этотъ тѣмъ замѣчателенъ, что въ немъ перечислены всѣ придворныя увеселенія временъ Елисаветы: "Я непремѣнно, говоритъ Гавестонъ, заведу себѣ поэтовъ, шутовъ и музыкантовъ, которые звуками своихъ инструментовъ могутъ склонить слабаго короля въ ту сторону, куда я пожелаю. Я знаю, что онъ любитъ до страсти поэзію и музыку; вслѣдствіе этого у меня будутъ по вечерамъ итальянскія маски, комедія и другія забавныя зрѣлища, а днемъ, мои пажи, одѣтые лѣсными нимфами будутъ сопровождать его на прогулку, и т. д." Свиданіе короля съ Гавестономъ принадлежитъ къ лучшимъ мѣстамъ пьесы. Дѣйствительно, есть нѣчто поэтическое и трогательное въ этой восторженной, дѣтской привязанности короля къ своему другу.
Эдуардъ. Какъ, это ты, Гавестонъ? Не цѣлуй моей руки, лучше обними меня вотъ такъ, какъ я тебя обнимаю. Зачѣмъ же ты становишься на колѣни? Развѣ ты не знаешь кто я? Вѣдь я твой другъ, второй ты, другой Гавестонъ и т. д.
Радость его не имѣетъ предѣловъ. Онъ назначаетъ Гавестона государственнымъ секретаремъ, министромъ двора, дѣлаетъ его графомъ Корнвалемъ и лордомъ Мэномъ, и когда осторожный Кэнтъ замѣчаетъ, что каждой изъ этихъ милостей было бы слишкомъ довольно даже для человѣка высшаго происхожденія, король нетерпѣливо прерываетъ его:
Эдуардъ. Перестань, братъ, я не могу выносить подобныхъ выраженій. (Къ Гавестону). Достоинства твои далеко превосходятъ все то, чѣмъ я могу наградить тебя, а потому, взамѣнъ недостающаго, возьми мое сердце. Если же милости, которыми я тебя осыпалъ, внушаютъ другимъ зависть, то на зло имъ я награжу тебя еще больше. Королевская власть имѣетъ на столько цѣны въ моихъ глазахъ, насколько она даетъ мнѣ средства возвышать тебя. Боишься ты за свою безопасность? Окружи себя стражей. Нужны тебѣ деньги? Бери изъ моей казны. Хочешь, чтобы тебя любили или боялись? Возьми мою королевскую печать, казни и милуй, словомъ — дѣлай моимъ именемъ все, что тебѣ вздумается.
Эти слова прекрасно рисуютъ характеръ Эдуарда и вмѣстѣ съ тѣмъ даютъ намъ понять, почему лорды такъ упорно противились возвращенію Гавестона. Они очень хорошо знали, что у такого слабаго и безхарактернаго короля, какъ Эдуардъ, ловкій фаворитъ тотчасъ же заберетъ въ руки всю власть, и тогда горе странѣ, горе народу! А король, обрадованный прибытіемъ Гавестона, и не думаетъ о предстоящей грозѣ; напротивъ того, своей дѣтской безпечностью и неблагоразуміемъ, еще больше подливаетъ масла въ огонь, лишивъ сана епископа ковентрійскаго, давнишняго недруга Гавестона, и подаривъ все его имущество своему любимцу. Это послѣднее безразсудство производитъ давно подготовленный взрывъ: лорды собираются у архіепископа кентербэрійскаго и рѣшаютъ подать королю коллективное прошеніе объ изгнаніи Гавестона. Сначала король и слушать не хочетъ объ этомъ дѣлѣ: онъ употребляетъ всѣ средства, чтобъ отклонить ихъ отъ принятаго рѣшенія: проситъ, грозитъ обѣщаетъ разныя милости, старается разжалобить — все напрасно. Лорды остаются непреклонны и въ случаѣ дальнѣйшаго упорства угрожаютъ ему самому низложеніемъ. Тогда, со слезами на глазахъ, король подписываетъ приказъ объ изгнаніи Гавестона и впадаетъ въ глубокое отчаяніе. Въ это время входитъ королева. Со времени возвращенія Гавестона Эдуардъ все больше и больше удаляетъ ее отъ себя и не называетъ ее иначе, какъ французской куртизанкой. Между тѣмъ Изабелла искренно любитъ мужа и глубоко скорбитъ о происшедшемъ въ немъ охлажденіи. Видя горе короля, она забываетъ ежедневно наносимыя ей оскорбленія и идетъ къ лордамъ хлопотать о возвращеніи Гавестона "Смотри же, говоритъ ей вслѣдъ король — если ты не успѣешь, то не смѣй мнѣ показываться на глаза". Съ помощью своего вліянія на молодаго Мортимера, который питаетъ къ ней чувство болѣе нѣжное, чѣмъ вѣрноподданническую преданность, королевѣ удается убѣдить лордовъ взять назадъ свое требованіе. Съ радостнымъ лицомъ она приходитъ къ королю и сообщаетъ ему, что лорды согласны на возвращеніе Гавестона. Эдуардъ внѣ себя отъ восторга, онъ не вѣритъ такому неожиданному счастью. "Эта новость — говоритъ онъ, слишкомъ хороша, чтобъ быть справедливой, но убѣдившись въ истинности извѣстія, принесеннаго королевой, онъ нѣжно обнимаетъ ее и проситъ забыть прошлые недочеты, горячо благодаритъ лордовъ и осыпаетъ ихъ милостями. Тотчасъ же посылаютъ гонца за Гавестономъ въ Ирландію. Король съ нетерпѣніемъ ждетъ его возвращенія, считаетъ часы и минуты.
