Андрей Паршев - Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается в России
Можем ли мы себе позволить снабжать своим алюминием, то есть своей энергией, весь мир? Ответ очевиден. Может быть, можно экспортировать излишки энергии сибирских гидроэлектростанций в виде продукции близлежащих алюминиевых заводов, но только после точного расчета.
Да и вся черная металлургия требует затрат топлива, в том числе и дефицитного. Кстати, а как у нас с коксом? Много ли у нас коксующихся углей? Я уже упоминал, что крупнейший производитель меди Норильск — сидит на единственном газовом месторождении, которое ограничено по запасам. А без топлива тамошний завод не сможет извлечь металл из руды, да и жизнь персонала там, за Полярным кругом, несколько осложнится. Сибирский Полярный круг — это не норвежский Полярный круг, разница зимой достигает 40 градусов, не в нашу пользу. Тянуть туда газопровод из Южной Сибири?
Нет, конечно, торговать цветными металлами мы не можем, и сталью тоже с разбором.
Таким образом, из экспортных возможностей можно смело исключить цветные металлы — это около 5 млрд. долл., или еще 10%. Также можно исключить и продукцию органического синтеза, и часть продукции черной металлургии, это еще около 15%.
Что же получается? 65% нашего экспорта — то, что мы не должны вывозить из страны ни при каких обстоятельствах! А наш экспорт в случае, проведения разумной экспортной политики будет в пределах 15 млрд. долл. Это, кстати, значит, что с долгами мы расквитаемся в лучшем случае через два десятка лет, и то, если ничего не будем импортировать. Напомню, на весну 1999 года у нас было минимум около 140 млрд. долл. долга.
После нашей оценки получается, что экспортировать мы можем лес и лесоматериалы, рыбу и рыбопродукты, машины и оборудование, меха и лосиные шкуры. Увы, как на грех, к настоящему времени производство бумаги у нас скуплено иностранцами, рыболовный флот приватизирован, лес вырублен, а лосей перебили голодные браконьеры.
А кстати, почему при переходе к «мировому рынку» из экспорта исчезли продукты высоких технологий — машины и оборудование? Оказывается, в условиях конкуренции с остальным миром — это неизбежно. «Высокие технологии» на нашей территории более уязвимы, чем простейшие производства.
ПЕРЕДЕЛ
Есть в металлургии такое понятие: «передел». Можно сказать, что это что-то вроде технологической операции. Так, первый передел — получение чугуна из руды, второй — выплавка стали из чугуна, третий — обработка стали — прокатка, прессование, ковка, штамповка. Бывает и четвертый — волочение, нанесение защитных покрытий, производство метизов и некоторых готовых изделий. Если распространить это понятие «передела» дальше черной металлургии, то изготовление деталей машин — это пятый передел, сборка — шестой, может быть еще и какая-то окончательная обработка готового изделия. Кстати. мы не учитываем в качестве передела добычу руды или иного сырья — «для чистоты эксперимента» надо бы назвать эту стадию технологического процесса «нулевым переделом». Таким образом, на пути от исходного, первобытного сырья к готовому изделию лежит несколько этапов обработки, их количество зависит от сложности изделия. Крышка канализационного люка получается после одного передела исходного сырья, автомобиль — после шести-семи-восьми (точное число для деталей разное, например, лобовое стекло получается в результате пяти переделов, а остальные — после четырех). Чем такое расширенное понятие передела отличается от классического понятия технологической операции? Тем, что при производстве какого-то устройства технологические операции насчитываются сотнями и тысячами, но если мы проследим судьбу каждой конкретной детали, то окажется, что ее касаются только шесть-семь. Я условно считаю за «передел», например, всю механообработку заготовки,превращающую ее в деталь. Переделы происходят на разных производствах, и могут быть даже разнесены географически.
Ранее мы уже выяснили, что любая технологическая операция в нашей стране обходится дороже, чем в остальном мире. Насколько? От точного знания того, насколько та или иная работа обходится в нашей стране дороже, чем в остальном мире, зависит правильный выбор российской технической политики. Вообще говоря, именно этим и должны заниматься в основном российские экономисты. Пока такие исследования не очень распространены, и, если и проводились, их результаты не слишком известны.
Итак, мы знаем, что каждая стадия технологического процесса (каждый передел) обходятся нам дороже на несколько десятков процентов, чем в среднем в мире. Но это превышение накапливается по стадиям технологического процесса — а их в среднем 5-6. Продукция одного передела является исходным сырьем для следующего.
Вспомним приведенную ранее таблицу из книги В.Андрианова, показывающую, что производство продукции ценой в 100 долл. стоит нам издержек на 253 долл. Даже, из-за ее важности, воспроизведем еще раз:
Таблица 3
ЗАТРАТЫ НА ВЫПУСК ПРОДУКЦИИ
СТОИМОСТЬЮ 100 ДОЛЛ. (1995 г.)
(в долларах США, рассчитано по паритетам покупательной способности валют)
Как накапливается отставание наших «высоких технологий» от зарубежных? Предположим даже, что мы не так уж сильно отстаем от других стран, что наше производство более энергоемко по сравнению со средним всего в 3 раза, по амортизации в 2 раза, по зарплате (напомню, это не только то, что «на руки», это стоимость обеспечения жизни рабочего вообще) в 1 раз, хотя реально это не так. Примем также, что мы начинаем производство, работая с сырьем (рудой), которое стоит одинаково для всех. Среднемировые пропорции затрат на технологический процесс по этим статьям примем (довольно условно) 1:5:3:1, но в нашей стране будет, соответственно с «налогом на климат», 3:5:3:2.
Итак, эта «средняя» страна потратит за один передел 10 долл. на топливо, 50 на сырье, 30 на зарплату, 10 на амортизацию — итого 100. долл. Мы потратим соответственно 30, 50, 30 и 20 — итого на 130 долл.
К следующему этапу мы будем иметь результат передела, который послужит полуфабрикатом для следующей стадии, уже в 1,3 раза более дорогой, чем у наших конкурентов.
Новый передел: конкурент опять тратит 10, 50, 30 и 10. А мы тратим уже 30, 65 (а не 50, как на первом этапе), 30 и 20 — итого 145. Продукт уже в 1,45 раза дороже, чем у конкурента.
Третий передел: конкурент тратит 10, 50, 30, 10. Мы — 30, 72,5, 30 и 20 — итого в 1,53 раза больше, чем конкурент.
На следующем этапе сырье (полуфабрикат) для нового передела будет стоить нам уже 76 долл. по сравнению с 50 у конкурента. А ведь начинали-то с сырья одинаковой цены! При этом мы условились, что производственные ресурсы расходуются на разных стадиях в одинаковых пропорциях. Но обычно на последних этапах доля стоимости сырья растет. В этом случае издержки в нашей стране на более поздних этапах будут еще сильней расти.
То есть относительная затратность каждого продукта по сравнению с мировым зависит от количества переделов — чем больше переделов прошел продукт, тем выше его себестоимость (или затраты на него) по сравнению с таким же продуктом, произведенным в других промышленных регионах мира. А ведь мы не учли, что сырье на самом деле обходится нам дороже, как нефть, например — напомню, что ее себестоимость у нас по сравнению с кувейтской выше в 3-4 раза!
Так что же получается — чем сложнее продукт, тем труднее ему конкурировать на мировом рынке?
Именно так. Если сырье в России обходится дороже на десятки процентов, то готовые изделия уже на сотни, и, продавая их по мировым ценам, российский производитель, чтобы быть конкурентоспособным, отнимает у себя. Раньше это было в неявной форме, потому что внутри страны цены устанавливались произвольно, без учета реальных издержек, а сейчас, с частичным входом в международный рынок, многое проявилось. Почему и цемент наши заводы не могут продавать по мировой цене даже внутри страны — она меньше, чем их издержки на производство. Раньше мы тоже разоряли себя, хотя и неявно.
Что может отнять у себя производитель, чтобы снизить отпускную цену? За все покупное (сырье, энергия) надо платить, хочешь не хочешь. Экономить приходится на зарплате (не платить ее) и, самое неприятное, на амортизации. То есть приходится не восстанавливать основной капитал, расходуемый в процессе производства!
Вот именно поэтому и складывается, вообще говоря, та самая сырьевая ориентация российского экспорта, которую ставят в вину Брежневу или Ельцину. в зависимости от политических пристрастий обвинителя. Но суть дела проще — если уж мы приняли решение: «Вывозить!», то сама жизнь быстро объясняет экспортерам, что вывозить лучше сырье, а не готовую продукцию. Меньше потери! Так и было во все времена, во все века.
Об этой ориентации говорится и в первой главе «Евгения Онегина» — помните, за что поставлялись в Россию предметы роскоши: «...за лес и сало...». Не зря эту книгу называют «энциклопедией русской жизни», это не лесть Пушкину. Пушкин в лицейские годы был дружен с семьей Н.М. Карамзина, можно сказать, не выходил из его дома, и, очевидно, многое впитал. А Карамзин был не только историк, но и блестящий экономист, гораздо лучше понимавший суть дела, чем нынешние публицисты.
