Маруся Климова - Моя история русской литературы
Глава 33
Смысл истории
В последнее время я все чаще получаю послания, в которых выражается недоумение, ради чего я отложила на время в сторону собственное творчество и занялась историей литературы. Хороший вопрос! Пожалуй, мне не так уж и легко на него ответить; честно говоря, этот вопрос даже ставит меня в тупик… И прежде всего своей неожиданностью, потому что я совершенно к нему не готова.
Ничего не поделаешь, но такой уж у меня склад ума — сначала я что-нибудь делаю, а уже потом думаю зачем. Вот так и с историей литературы: я уже практически покончила со всей отечественной классикой, все расставила по своим местам, а зачем, для чего — так до сих пор и не поняла. Ну ничего! В конце концов, лучше поздно, чем никогда!
Прежде всего нужно сказать, что меня всегда раздражали писатели и, между прочим, вовсе не обязательно русские. В данном случае русские писатели просто попались мне под руку, так что в том, что я занялась именно русской литературой, нет ничего особенного, с этим все более или менее ясно. А писатели меня больше всего раздражали, ну, как бы это попонятнее выразиться…
Даже не знаю… Скорее всего, своей глупостью?.. Не уверена, что только этим, но, скорее всего, именно глупостью! Другого слова, к сожалению, мне пока подобрать не удается. В принципе, мне не было бы никакого дела до писательской глупости, если бы мне самой постоянно не приходилось пожинать ее плоды, то есть не испытывать ее последствия на собственной шкуре. Иными словами, куда бы я ни приходила, к каким бы законченным кретинам и дегенератам, в какую бы самую тухлую и замшелую контору, пусть даже по починке ржавых и прогнивших канализационных труб, мне повсюду приходится ловить на себе насмешливые взгляды всяких там нетрезвых и деградировавших личностей, порой даже уже почти совсем утративших человеческий облик и находящихся в абсолютно невменяемом состоянии. Не люди, а инопланетяне какие-то! Не случайно ведь, образно говоря, они нашли свое место «у параши» — я имею в виду всяких там ассенизаторов и сантехников — правда в городском или же районном масштабе, но суть-то ведь от этого не меняется. Общий смысл их деятельности заключается именно в том, чтобы «выносить парашу», хотя, естественно, так прямо в лоб, точнее, в глаза им этого никто не говорит… Так вот, как это ни печально, но я ничего не преувеличиваю и не утрирую: все смотрят на меня свысока, даже самые убогие представители городского дна! И все потому, что я писательница! Нет, на лбу, конечно, у меня это не написано, но мне все равно кажется, что дело именно в этом. Просто мне не хочется особо вдаваться в детали, и я описываю ситуацию самыми общими и приблизительными штрихами, только чтобы подчеркнуть суть. А суть заключается в том, что писатели во всем мире уже давно зарекомендовали себя в качестве законченных идиотов, отчего окружающие и смотрят на них свысока.
Кстати, заранее прошу у всех прощения, что тут на одной странице три раза повторяется слово «суть» — это вовсе не от того, что у меня очень маленький словарный запас и я совсем не умею писать или там, как обычно принято говорить в подобных случаях, «не владею пером». Просто это такой сознательный стилистический прием, который в данном случае призван подчеркнуть неявное сходство «сути» деятельности писателей и сантехников и их реального положения в современном мире. Так как прямо в лоб я об этом, естественно, говорить не могу, чтобы не обижать своих многочисленных коллег, мне и приходится прибегать к подобного рода стилистическим хитростям и иносказаниям.
В общем, мне это порядком надоело! Надоело расплачиваться за идиотизм других, который по инерции переносится и на меня! Более того, сложившаяся ситуация далеко не так проста и безобидна, как это может показаться на первый взгляд. В этой ситуации кроется определенная опасность, последствия ее вообще трудно предсказать. И я в этом тоже неоднократно убеждалась на собственном опыте. Например, со стороны тех же читателей! Некоторые из них, натыкаясь на мои книги и обнаруживая, что я вовсе не такая идиотка, как остальные писатели, вдруг впадают в жуткую ярость. И это вовсе не смешно, по крайней мере, мне!
Хорошо еще, что пока мои книги издаются сравнительно небольшими тиражами, и в жизни я крайне редко пересекаюсь с читателями своих книг, то есть, согласно теории вероятности, возможность подобного пересечения пока ничтожно мала, не выше, чем вероятность разбиться на самолете, к примеру. А самолеты, как известно, на сегодня — самый безопасный вид транспорта. Один мой знакомый математик мне даже все посчитал: сопоставил общий тираж моих книг с данными последней переписи населения — пока все в рамках минимального жизненного риска. Я могу спокойно ходить по улице и ожидать, что мне скорее на голову свалится кирпич, чем на моем пути попадется разгневанный читатель моих романов. Но это пока! Как будут развиваться события в дальнейшем, в какой динамике, предсказать невозможно…
А все дело в том, что Пушкин и остальные — раз уж речь идет о России, — приучили наших соотечественников к тому, что любой самый последний кретин, читающий их книги, поневоле ощущает свое над ними превосходство. Короче говоря, современные читатели привыкли считать всех русских классиков за откровенных лохов, и им приятно осознавать это свое величие, пусть даже никем не признанное и нигде явно не обозначенное. Люди вообще не любят тех, кто их в чем-либо превосходит, особенно в плане умственных способностей. Этим и объясняется, почему русская классика так популярна сегодня в массах, издается такими большими тиражами, постоянно экранизируется и пр. Этим же, кстати, объясняется и популярность так называемой массовой литературы: разных там детективов, триллеров и «женских романов», авторы которых порождают уже совсем откровенную туфту. Неважно! Все они, а не только один Достоевский, в определенном смысле, «выросли из гоголевской шинели». И обывателям в равной мере приятно видеть у себя на полке томики всех этих умственно отсталых дурачков, так как это созерцание — созерцание подобной литературы — позволяет им чувствовать себя едва ли не пупом земли. А это, ясное дело, ни с чем не сравнимое ощущение!
Со мной же все происходит с точностью до наоборот! Поэтому меня не очень-то издают, кажется, вовсе не собираются экранизировать, ну и т. д. Думаю, можно не продолжать. Все понятно! Что касается разных там водопроводчиков и сантехников, то с этими совершенно отъехавшими личностями я, в конце концов, кое-как научилась справляться. В частности, я постоянно ношу с собой свое удостоверение члена Международной федерации журналистов, потому что оно самое большое и солидное из всех моих удостоверений, размером с такую крупноформатную записную книжку, не меньше, кроме того, у этого удостоверения на зеленой корочке еще большими серебряными буквами вытиснено: «ПРЕССА». И, как правило, прежде чем вступить в переговоры с какими-нибудь дегенератами вроде тех, что я уже перечислила выше, я лезу в свою сумочку якобы за шариковой ручкой или же носовым платком, и среди всяких необходимых в быту предметов, ключей, зажигалки, записной книжки, помады и пр., как бы ненароком достаю и выкладываю на стол это удостоверение… Если же я оказываюсь в аналогичной ситуации где-нибудь за границей, например, в Париже, то я стараюсь положить это удостоверение так, таким образом, чтобы оно оказалось на столе кверху другой стороной, с точно такой же надписью, только латинскими буквами: «PRESS»… И ничего!
Насколько я могла заметить, действует! Вид этого удостоверения заставляет даже самых опустившихся кретинов немного шевелить остатками своих прокуренных и заспиртованных мозгов. Короче говоря, они понимают, что видят перед собой не просто писательницу, «продолжательницу пушкинской традиции в русской литературе» и т. д., и т. п., а нечто большое и значительное. И все эти мои наблюдения над жизнью вовсе, увы, не субъективная паранойя, а самые что ни на есть подлинные и объективные факты жизни, которые, на мой взгляд, сегодня даже не нуждаются в особых доказательствах и разъяснениях ввиду своей самоочевидности и самодостаточности.
С читателями же, к сожалению, все обстоит гораздо сложнее. С трудом себе представляю, при каких обстоятельствах я бы могла пихнуть им в нос свое удостоверение с надписью «ПРЕССА». Разве что во время творческого вечера выложить на столик рядом со своим новым романом? Но боюсь, что его разглядят только сидящие в первых рядах, так что это, по-моему, глупо. С читателями этот номер не пройдет! Даже если бы меня вдруг показали по телевизору, это удостоверение все равно вряд ли сработает, так как по телевизору рядом на экране наверняка будет отсвечивать какой-нибудь журналист, одно присутствие которого способно затмить тысячу подобных удостоверений. Конечно то, что со мной публично побеседует известный и уважаемый журналист, наверняка поднимет мой авторитет в широких массах, но меня, честно говоря, это все равно совершенно не устраивает. Просто в данном случае уже журналист выполнит роль удостоверения с надписью «ПРЕССА», только и всего, но я об этом, собственно, с самого начала и говорю, если уж быть последовательным и не утрачивать нить моих рассуждений…
