Алексей Никишенков - История британской социальной антропологии
Что же, по Рэдклифф-Брауну, формирует отношения, создающие социальную структуру? По этому поводу он писал: «Два или более организма будут находиться в социальных отношениях, как только между ними будет достигнута согласованность интересов»[638].
Общность интересов, создающая социальные отношения и тем самым социальную структуру, находит свое воплощение в социальных обычаях. Реальность социального обычая, по Рэдклифф-Брауну, состоит в том, что множество людей признает его правилом, регулирующим их поведение, причем реальность эта заключена не в самом обычае, а в актах поведения, которые он регулирует и через которые становится доступным наблюдению, а также в признании этого поведения правильным либо неправильным[639].
Таким образом, социальный обычай, по Рэдклифф-Брауну, – это совокупность правил и норм поведения. Разрабатывая данное положение применительно к тому, что поведение людей различно в разных видах деятельности, Рэдклифф-Браун приходит к категории «институт», определяя ее как «установленные нормы поведения определенной формы социальной жизни»[640], например, семьи, клана, племени, государства и т. п. Таким образом, «социальная структура» выступает в качестве «аранжировки индивидов в институционально контролируемых и определяемых отношениях»[641].
Рэдклифф-Браун всегда подчеркивал принципиальное различие между реальными отношениями взаимодействия индивидов («социальная структура») и институтами, регулирующими эти отношения («структурная форма»). Если первая часть рассматриваемой дихотомии для него феноменальная реальность, то вторая часть – то, что придает реальности форму. С изучением «структурной формы» Рэдклифф-Браун связывает целый раздел социальной антропологии – «социальную морфологию»[642].
«Социальная морфология», в понимании Рэдклифф-Брауна, в конечном счете, имеет дело с изучением культуры, так как «культура» – это «термин, который обычно относится к определенной стандартизации поведения, внутреннего и внешнего в определенной группе человеческих существ, в определенном обществе»[643]. Иными словами, культура для него – это совокупность институтов, основное назначение которых – социальная коаптация, аранжировка индивидов в структурных отношениях. Рэдклифф-Браун считал, что ни «социальная структура, ни культура не могут изучаться в отрыве друг от друга»[644].
Если «социальная морфология» направлена на изучение статики социальных обычаев, то другой раздел социальной антропологии – «социальная физиология» – «имеет дело с функционированием и сохранением системы»[645], т. е. с теми процессами, при помощи которых социальная система сохраняет свой тип в постоянно изменяющихся условиях. Характер этих процессов отражен в трактовке Рэдклифф-Брауном категории «функция». Многочисленные определения, данные им этой категории, заставляют предполагать, что ученый воспринял ее не как строгое и однозначное логическое понятие, но как термин, обозначающий широкий диапазон отношений одного элемента социальной системы к другим и к системе в целом, с одной стороны, и не менее широкий диапазон отношений социальной системы к ее составным частям – с другой. Так, функцию социальной системы Рэдклифф-Браун видел в том, что она «снабжает индивидов средствами для достижения определенных целей. Но она также снаб жает индивидов этими целями»[646]. «Функция любого социального обычая (или любого верования, идеи или чувства, т. е. части социальной системы), – писал Рэдклифф-Браун, – заключается в том вкладе, какой этот обычай вносит в «правильное», или «существенное», действие социальной системы, частью которой является»[647]. Правильное, или существенное, действие социальной системы, по Рэдклифф-Брауну, заключается в двух ее функциях – в «обеспечении определенной адаптации к природному окружению и в обеспечении определенной интеграции, т. е. в объединении индивидов в упорядоченной аранжировке»[648].
Первое, что необходимо разобрать в общетеоретических представлениях функционалистов, – это их отношение к философскому антропологизму. Эта философская тенденция, суть которой в самых общих чертах заключается в сведении природы общества к природе человека как психобиологического существа с абстрактной и неизменной сущностью, определяла мировоззренческую основу британской социальной антропологии с момента ее возникновения и отразилась в самом названии этой науки. В крайнем своем проявлении, в форме биопсихического редукционизма, философский антропологизм характерен для общетеоретических воззрений Малиновского.
Что касается философско-антропологической ориентации Рэдклифф-Брауна, то по сравнению с грубым и наивным биологизмом Малиновского она предстает в более утонченном виде. Взгляды Рэдклифф-Брауна на сущность социальных явлений не были неизменными. В начале научной деятельности в мировоззрении исследователя определенное место занимал антропологизм в психологизаторском своем варианте. Так, например, в монографии об андаманцах Рэдклифф-Браун связывает обрядовую жизнь островитян с их инстинктивными наклонностями, более того, наклонности эти он трактует как своеобразную основу обряда. Обряд, по мысли ученого, «использует для целей сохранения социальных связей все инстинктивные наклонности человеческой природы, видоизменяя и комбинируя их соответственно со своими потребностями»[649].
Впоследствии Рэдклифф-Браун решительно отказался от этих взглядов и вслед за Дюркгеймом принял тезис о принципиальной несводимости общества к индивидам, его составляющим. На первый взгляд этот тезис кажется полным отказом от антропологиз ма, на самом же деле это не так. Рэдклифф-Браун отказался лишь от грубого редукционизма, и в этом его безусловная теоретическая заслуга, но философский антропологизм по-прежнему остался существенной чертой его научного мировоззрения, хотя и в несколько иной форме. Учение о социальной структуре Рэдклифф-Брауна покоится на тезисе о неизменной природе индивидов, рассматриваемых как некие социальные «атомы», единицы социальной структуры. Социальная структура, по его мнению, основывается на некоем абстрактном усредненном наборе «интересов», исходящих из абстрактной, усредненной природы человека. В неизменности этой природы он видит единообразие всех существующих конкретных социальных структур: «… универсальные черты всех обществ обязаны специфической природе человека, его силам и слабостям»[650]. При всем различии взглядов Малиновского и Рэдклифф-Брауна на сущность общества оба они увязывали это явление с неизменной природой человека.
К решению проблемы соотношения личности и общества Малиновский и Рэдклифф-Браун шли разными путями, однако на философско-мировоззренческом уровне оказались, в конце концов, в пределах одной позиции. Позиция Малиновского в вопросе о механизме взаимодействия личности и общества отличалась двойственностью. В одних случаях (чаще всего это бывало при интерпретации конкретного фактического материала) человеческие поступки он объяснял рационалистически, как результат индивидуальных побуждений и помыслов, но в своей общей теории культуры Малиновский был склонен трактовать поведение индивидов как результат императивных предписаний («культурные императивы»), исходящих из культуры как реальности особого рода, стоящей над индивидами и не сводимой к ним (культурный реализм). В мировоззрении Малиновского обе точки зрения существовали как две взаимопротиворечащие концепции, хотя логическое предпочтение он чаще всего отдавал индивидуальной мотивации социального действия. Рэдклифф-Браун, будучи одним из наиболее последовательных сторонников теории социологизма Дюркгейма, считал, что поступки индивида как единицы социальной структуры, полностью определяются обществом, которое выступает в виде реальности особого рода (социальный реализм).
Этот тезис в концепциях функционалистов вытекает из констатации справедливого факта, что каждый человек, появляясь на свет, застает общество с его обычаями и структурой уже существующим и в ходе своей жизни усваивает общественные нормы как бы в готовом виде. Эти нормы регулируют и определяют поступки человека. Однако Рэдклифф-Браун и Малиновский останавливаются на констатации этого факта. Эта позиция привела их к тому, что личности в их концепциях уделена пассивная роль исполнителя культурных и социальных императивов, а культура и общество выступают в виде некой персонифицированной квазиреальности, наделенной атрибутами бога.