Торкаман Эбрахими - Заrадки старой Персии

Ибн Сина показал себя пытливым наблюдателем и умелым для своего времени исследователем, стремящимся черпать знания не только из книг, но и непосредственно из самой жизни, из действительности и способным осмысливать и обобщать наблюдаемые факты и явления. В его лице мы видим человека, личные качества которого вызывают уважение советских людей, высоко ценящих труд и знание. Он был человеком, глубоко преданным науке, отличался огромной силой воли и необычайной трудоспособностью (а без большого труда даже самая выдающаяся одаренность всегда останется лишь мертвым капиталом). Он был человеком большой творческой силы и бесстрашия мысли.

Некоторые личные качества его как ученого близки нам и сегодня, хотя прошло уже более девяти столетий со времени, когда он жил. Его честность и добросовестность в проведении опытов могут служить примером для исследователей.

Ибн Сина, приступая к работе, не обходил сложного и трудного. Он стремился начинать с главного, с самого существенного. Можно сказать, употребляя образное русское выражение, что он умел взять «быка за рога». Рассказывая о научных занятиях своего учителя и об особенностях стиля его работы, Джузджани с удивлением сообщает, что за все время, которое он пробыл с Ибн Синой, ученый ни одну книгу не прочел, как это обычно принято, с начала до конца, по порядку, начиная с первых страниц. Ибн Сина всякую новую для него книгу сперва бегло просматривал и сразу находил места, где говорилось о самых трудных и существенных вопросах. С этих трудных мест он и начинал читать, по ним он выносил суждение об уровне знаний автора и о качестве книги.

Конечно, в подходе Ибн Сины к работе над книгой, столь поразившем его ученика, не было ни фокусничества, ни верхоглядства. Ибн Сина тщательно изучал, штудировал те книги, которые он считал достойными изучения. Так, известно, что «Метафизику» Аристотеля он прочел еще в молодости не менее сорока раз и помнил ее содержание наизусть.

Ибн Сина был не из тех людей, что предпочитают толочь воду в ступе, занимаясь вопросами ненужными, бесполезными или и без особого изучения ясными, но от неразработанных и трудных научных проблем увиливают.

Сам он характеризовал свой исследовательский подход так: «…мы изберем тот способ, по которому пошла философия последователей школы Аристотеля, и употребим усилия в трудном вопросе. Мы видели много людей науки, которые, когда трактуют о делах ненужных и о вопросах, правильность которых легко выясняется, тратят на это все свои силы, приводят разные доводы и исследуют это. А когда касаются трудного вопроса и фактов, требующих доказательств, быстро оставляют их. Мы же надеемся пойти по другому пути».

Ибн Сина был воистину международным ученым. Но научные работы писал на своем родном таджикском языке. Он оставил прекрасные стихи на этом языке и является одним из создателей жанра философских четверостиший в таджикской поэзии.

Большинство же своих произведений Ибн Сина писал на научном языке стран Ближнего и Среднего Востока, каковым в то время являлся арабский.

Но жил он в иранских городах и владел персидским.

Философская работа Ибн Сины «Донишнома» («Книга знания») — один из первых известных нам памятников научной прозы на таджикском языке. На своем родном языке Ибн Сина написал также и медицинский трактат о пульсе. В «Донишнома» впервые вводится ряд терминов, взятых Ибн Синой из своего родного языка или образованных им от корней этого языка для замены арабских научных терминов. В этом отношении Ибн Сина почти не имел предшественников, ибо до него на языке дари (предшественнике таджикского и персидского) писались только работы по истории и географии. В истории развития таджикского литературного языка как в области научной прозы, так и в поэзии Ибн Сине принадлежит видное место.

На творчество Ибн Сина оказали большое влияние ученые Средней Азии, его предшественники и современники, в особенности философ Фараби и ученый энциклопедист Бируни, вышедшие из среды предков узбекского народа.

Можно сказать, что Ибн Сина — гордость и слава всех народов Средней Азии. Его любят и ценят и таджики, и узбеки, и персы, судьбы которых неразрывно связаны между собою на всем протяжении истории.

Культурные ценности раннего Средневековья создавались усилиями представителей различных народностей и племен, являвшихся во многих случаях общими предками современных народов.

Как великий ученый и философ раннего Средневековья, как посредник в обмене культурными ценностями между народами Востока и Европы в эпоху, когда религиозные различия являлись серьезным препятствием такому обмену, Ибн Сина имеет мало равных себе в истории.

В. Ромодин. Величайший ученый Средней Азии. М., 1952. А. Сагадеев. Ибн Сина. М., 1980.

А. Семенов. Абу-Али Ибн Сина. Сталинабад, 1952.

ПЕЧАЛЬНАЯ ПОВЕСТЬ ОБ АССАСИНАХ

То был тихий, учтивый юноша, внимательный ко всему и охочий до знаний. Впоследствии случайные знакомые и соседи, вспоминая такого рода юношей, качают головой и говорят, что они и поверить не могли, когда услышали…

Итак, он был мил, приветлив, учтив, и он сплел цепь зла.

Звали этого юношу Хасан ибн Саббах. Именно он основал тайную секту, чье название и теперь считается синонимом коварного убийства. Речь идет об ассасинах — организации, исправно готовившей убийц. Они расправлялись с любым, кто был противен их вере или ополчался на них. Они объявляли безжалостную войну любому, мыслившему иначе, запугивая его, угрожая ему, а то и без долгой канители приканчивая. Язык кинжала был красноречивее уговоров.

Учтивые юноши не брали в расчет лишь жалость. Их имя — ассасины — с давних времен вызывало трепет. Звук его означал скорую, неминуемую смерть, — смерть, что придет из-за угла. Открытый приговор и коварный росчерк клинка — вот грамота ассасинов. Одной их угрозы было достаточно, чтобы сильные мира сего дрожали, как деревце под занесенным топором.

В молодости в жизни гения — а Хасан ибн Саббах был гением, пусть и исполненным зла, — часто ничто не указывало на уготованную ему судьбу. Хасан родился около 1050 г. в небольшом персидском городке Кум. Вскоре после его появления на свет родители перебрались в городок Райи (или Рей), лежавший близ современного Тегерана, а сейчас практически слившийся с ним. Здесь юный Хасан получил образование и уже «с младых лет», пишет он в своей автобиографии, дошедшей до нас лишь в отрывках, «я воспылал страстью ко всем сферам знаний». Больше всего ему хотелось проповедовать слово Аллаха, во всем «храня верность заветам отцов. Я никогда в жизни не усомнился в учении ислама; я неизменно был убежден в том, что есть всемогущий и вечносуший Бог, Пророк и имам, есть дозволенные вещи и запретные, небо и ад, заповеди и запреты».

Ничто не могло поколебать эту веру вплоть до того дня, когда 17-летний студент познакомился с профессором по имени Амира Зарраб. Тот смутил чуткий ум юноши следующей неприметной, казалось бы, оговоркой, которую раз за разом повторял: «По сему поводу исмаилиты полагают…» Поначалу Хасан не уделял внимания этим словам: «Я считал учение исмаилитов философией». Мало того: «Что они изрекают, противно религии!» Он давал это понять своему учителю, но никак не умел возразить его аргументам. Всячески юноша противился семенам странной веры, высеваемым Заррабом. Однако тот «опровергал мои верования и подтачивал их. Я не признавался ему в этом открыто, но в моем сердце его слова нашли сильный отклик».

Так Хасан сделал первый шаг по стезе, приведшей его и его учеников ко многим страшным и печально известным убийствам.

Первые встречи — первые тайны

В 1332 г., когда французский король Филипп VI задумал новый крестовый поход, чтобы вернуть утраченные святые земли, немецкий священник Брокардус написал трактат, предлагая королю своеобразные правила поведения в этом крестовом походе. Брокардус, проведший некоторое время в Армении, значительную часть своего трактата посвятил специфическим опасностям подобной экспедиции на Восток, а также возможным мерам предосторожности.

Среди таких опасностей священник особо выделил одну: «Я называю их ассасинами. Они ужасны и неуловимы. Они продают сами себя, жадны до человеческой крови, убивают невинных за плату и ни в грош не ставят свои собственные жизни или спасение. Как дьявол, они превращаются в ангелов света, имитируя их жесты, одежду, языки, привычки и действия различных наций и народов; спрятавшись в овечьи шкуры, они принимают смерть, будучи разоблаченными. Я сам никогда не видел их и знаю лишь по общему представлению или письменному источнику. Поэтому я не могу показать что-то еще или дать более полные сведения. Я не могу показать, как можно распознать этих людей по одежде или иным признакам, потому что они не известны ни мне, ни кому-либо еще; также я не могу показать, как можно опознать их по имени, слишком отвратительна их профессия. Ненавидимые всеми, они скрывают свои имена».