Алексей Никишенков - История британской социальной антропологии
Часть теоретических выводов Моргана, в том числе его трактовку соотношения рода и форм брака с системами родства Рэдклифф-Браун и его последователи «перевели» из диахронной плоскости, в которой их преимущественно рассматривал американский ученый, в синхронную. Таким образом, сторонники структурно-функционального анализа формировали свою проблематику в области изучения социальной организации доклассовых обществ. Влияние моргановского наследия в этой области научной деятельности функционалистов было весьма значительным и объяснялось следующими причинами. Во-первых, тем, что У. Риверс, человек, сыгравший важную роль в становлении Рэдклифф-Брауна и Малиновского как ученых, был сторонником и крупнейшим знатоком научного наследия Моргана. Во-вторых, в силу того, что труды Моргана были в значительной степени свободны от недостатков классического эволюционизма: эмпирический материал, на котором строил свои выводы ученый, был не грудой разрозненных случайных свидетельств, но системой фактов, отражающих целостную картину социальной организации того или иного народа. Морган собирал его, непосредственно контактируя со многими изучаемыми племенами, а также рассылая специальные анкеты во многие страны.
Проблема изучения классификаторских систем родства стала одной из ведущих в функционалистской социальной антропологии. Рэдклифф-Браун еще в годы учебы в Кембридже усвоил комплекс исследовательских задач в этой области. Задачи эти впервые были поставлены Морганом, а затем разработаны Риверсом. Они сводились к четырем сохранившим актуальность и в современной антропологии проблемам: 1) выделению категорий родственников по отношению к элементарной семье; 2) выявлению различных видов формализованных отношений между различными категориями родственников; 3) выявлению отношений между различными формами брака и системами терминов родства; 4) выявлению специфического взаимодействия различных типов объединения родственников (род, линидж, субклан и т. п.) с соответствующими разновидностями форм брака[588]. В решении этих проблем Риверс сделал определенный шаг в преодолении плоского эволюционизма.
Влияние идей Риверса Малиновский испытал в гораздо меньшей степени, чем Рэдклифф-Браун, хотя в годы обучения в ЛШЭПН слушал лекции и, в частности, специальный курс, посвященный теории и методике изучения систем родства и брака, который Риверс читал в 1911 г. В последующей своей деятельности Малиновский использовал лишь методы полевой работы Риверса, в особенности «генеалогический» и «биографический» методы сбора эмпирического материала.
В изучении собственно семейно-брачных отношений гораздо большее влияние на Малиновского оказал его научный руководитель Э. Вестермарк. Не принимая идей учителя о всеобщих стадиях эволюции человеческого брака, Малиновский на всю жизнь сохранил верность представлениям Вестермарка о природе семейно-брачных и родственных отношений в первобытном обществе. Анализ научных трудов Малиновского показывает, что многие функционалистские, т. е. «антиэволюционистские» его идеи вытекают из положений «эволюциониста» Вестермарка. В частности, из положения о том, что правила, регулирующие брачные от ношения (левират, сорорат, экзогамия), – это «не мертвые пережитки, но живые части социального организма, подверженные модификациям в соответствии с окружающими условиями»[589].
Функционалисты стали идейными преемниками своих учителей не только в области конкретно-научной проблематики и методов изучения доклассовых обществ, но и отчасти в области общей методологии и теории. Принципы структурно-функционального подхода «предписывали» избирательное отношение к конкретным исследованиям предшественников, учет отдельных их положений. Так, тезис об универсальной роли биологического фактора в семейно-брачных и родственных отношениях (одно из положений теории первобытного брака Вестермарка) сыграл не последнюю роль в том, что Малиновский, при создании своей общей теории культуры, все виды общественной деятельности попытался связать с «основными потребностями» биологии человеческого организма.
На облик общесоциологических концепций функционалистов существенное влияние оказали не только и не столько идеи предшественников, сколько конкретно-научная, собственно этнографическая деятельность лидеров нового направления. Опыт изучения Рэдклифф-Брауном систем родства австралийских аборигенов, например, сказался на формировании некоторых положений общесоциологической доктрины исследователя. В частности, взгляд на социальную жизнь коренных жителей Австралии как на твердо и однозначно регламентированную их системами родства, характерный для того времени, привел ученого к убеждению о жесткой структурированности общества как такового. Не случайно в трактовке Рэдклифф-Брауном категории «социальная структура» подчас явственно выступает тенденция отождествлять ее со структурой отношений родства. Конкретно-научная деятельность сказалась и на методе структурного анализа Рэдклифф-Брауна, при котором логическое ударение делается на диадных поведенческих моделях, являющихся необходимым элементом изучения систем терминов родства, изучения, неизбежно предполагающего ситуацию, в которой действуют два индивида – называющий («эго») и называемый.
Идейно-теоретический кризис в британской социальной антропологии первой четверти ХХ в. объективно содержал определенную тенденцию, направленную на его преодоление. Иными словами, многие общеметодологические и конкретно-научные положения функционалистов были подготовлены их предшественниками. Однако было бы ошибкой считать функционализм автоматическим следствием внутренней логики развития британской социальной антропологии, ибо, как уже отмечалось, она не существовала в вакууме, но испытывала мощное воздействие со стороны социально-политических, идеологических и других институтов общества.
Также неверно было бы считать функционализм лишь одним из элементов «буржуазной идеологии», пособником британского империализма, поскольку «в реальной практике современного общества взаимовлияние науки и идеологии есть взаимодействие двух специализированных, внутренне дифференцированных форм деятельности…»[590]. Это обстоятельство нужно учитывать, анализируя воздействие на мировоззрение британских социальных антропологов современных им идеологических течений.
Первая мировая война и последовавшие за ней революционные потрясения повлекли за собой серьезные изменения в общественном сознании – под впечатлением кровавой бойни в среде интеллигенции исчезала уверенность в том, что европейская цивилизация – венец социальной эволюции. Сами эти понятия – эволюция, прогрессивное развитие – стали восприниматься как наивные выдумки кабинетных ученых Викторианской эпохи. Деморализующая ситуация войны оказала мощное воздействие на мировоззрение британских антропологов. Риверс отрекся от идеи эволюции общества именно в годы войны, когда был призван в армию и работал в госпитале, занимаясь лечением психических заболеваний, вызванных ранениями черепа[591]. Для Малиновского и Рэдклифф-Брауна деморализация и скептицизм наступившего в ходе и после войны кризиса послужили своеобразным «силовым полем», которое придало их антиэволюционистским идеям крайние формы.
Функционалисты не ставили перед своей наукой только чисто познавательные задачи. Они выдвигали и другие требования, всецело разделяя, в частности, центральный пункт контовского наукоучения: «Вселенная должна изучаться не ради нее самой, но ради человека, или, скорее, ради человечества… Ибо наши реальные умозрения могут быть поистине удовлетворительными, лишь поскольку они субъективны, а не чисто объективны, т. е. когда они ограничиваются исканием во внешнем порядке законов, которые более или менее непосредственно, действительно влияют на наши судьбы»[592]. Сциентистский пафос позитивизма, убежденность в том, что наука должна стать той силой, которая в состоянии предложить истинные принципы социального устройства, был в высшей степени свойствен и Рэдклифф-Брауну, и в особенности Малиновскому. Позитивный характер своей науки они видели в полезности ее для колониальной практики (управления, торговли, здравоохранения и просвещения) на многочисленных подвластных Великобритании территориях.
Надо сказать, что ориентация на такого рода полезность была, как и многое другое, отнюдь не нововведением функционализма. Задолго до Малиновского и Рэдклифф-Брауна мысль о необходимости сотрудничества этнографов и колониальной администрации высказывалась и представителями науки, и политическими деятелями. Так, еще в 1856 г. в одной из статей журнала Британского этнологического общества говорилось: «Этнология в настоящее время признается… как наука, имеющая большое практическое значение, особенно в нашей стране, где многочисленные колонии и интенсивная торговля приводят ее в соприкосновение с огромным количеством человеческих обществ, отличающихся по физическим и моральным качествам как друг от друга, так и от нас»[593]. В 1904 г. Р. Темпл, крупный колониальный чиновник и специалист по этнографии Индии, выступая в Кембриджском университете, указал на необходимость этнографического образования для всех, кто работает в колониях[594]. А. Хэддон не раз подчеркивал «практическую ценность» этнографических исследований, приводя при этом примеры «высокой цены», которую платили англичане за незнание природы туземных институтов и обычаев в Индии, Африке и Океании[595].
