Леонид Успенский - Смысл икон
Сошествие Святого Духа
Икона новгородской школы конца XV в.
Вознесением «оканчиваются дела Христовы телесные, или, лучше сказать, дела, относящиеся к телесному пребыванию Его на земле <…> а начинаются дела Духа»[376], – говорит свт. Григорий Богослов. Эти дела Духа начинаются сошествием обещанного от Отца (Деян. 1:4) Святого Духа на апостолов в день Пятидесятницы. После поклонения Святой Троице в первый день праздника (воскресенье), на следующий день Церковь воздает особое почитание Святому Духу, видимым образом сошедшему на учеников Христовых.
Хотя Деяния апостольские (2:1-13) говорят, что Сошествие Святого Духа сопровождалось шумом и всеобщим смятением, на иконе мы видим как раз обратное: стройный порядок и строгую композицию. В отличие от Вознесения, где апостолы жестикулируют, здесь позы их выражают иератическое спокойствие, движения торжественны. Они восседают некоторые – слегка повернувшись один к другому, как бы переговариваясь.
Чтобы понять противоречие между текстом Деяний и композицией иконы, следует помнить, что икона обращается к верующим и потому указывает не на то, что видели в этом событии внешние, непосвященные люди и что дало им повод утверждать, будто апостолы вином исполнены суть (Деян. 2:13), а на, что открыто людям, причастным этому событию, членам Церкви, – внутренний смысл происходящего. Пятидесятница есть огненное крещение Церкви. Будучи завершением откровения о Святой Троице, она является завершительным моментом образования Церкви, открывающим ее жизнь в полноте ее благодатных дарований и установлений. Если икона Святой Троицы дает указание на тайну Божественного бытия, то икона Сошествия Святого Духа раскрывает промыслительное действие Святой Троицы в отношении Церкви и мира. В Пятидесятницу «не действием уже, как прежде (в пророках и учениках Христовых до Сошествия Святого Духа. – Л. У.), но существенно присутствует <…> сопребывает и сожительствует Дух»[377].
Сошествие Св. Духа на апостолов. Новгород. Конец XV в. La Vieille Russie. Нью-Йорк
Служба праздника противополагает смешение языков в столпотворении вавилонском и их единение в день Сошествия Святого Духа: «Егда снизшед языки слия, разделяше языки Вышний, егда же огненныя языки раздаяше, в соединение вся призва; и согласно славим Всесвятаго Духа»[378]. Ибо нужно было, говорят отцы Церкви[379], чтобы народы, утерявшие единство языка и рассеянные при строении земной башни, снова обрели это единство и собрались при духовном строении Церкви, огнем любви сплавляемые в ее единое святое тело. «Таким образом образуется по подобию Троицы, нераздельной и неслиянной, новое существо – Св. Церковь, единая по естеству, но множественная по лицам, имея Главою Иисуса Христа, а членами – ангелов, пророков, апостолов, мучеников и всех в вере покаявшихся»[380]. Это единение по образу Святой Троицы, этот четкий и ясный внутренний строй Церкви, ее единое тело, исполненное благодати Святого Духа, и показывает нам икона Пятидесятницы. Двенадцать апостолов, включенные в одну определенную форму, дугу, прекрасно выражают здесь единство тела Церкви при множественности ее членов. Все подчинено здесь строгому и величавому ритму, который подчеркивается еще тем, что апостолы представлены в обратной перспективе; фигуры их увеличиваются по мере удаления от переднего плана. Их расположение завершается свободным, никем не занятым местом. Это место Божества, указывающее на невидимое присутствие невидимого Главы Церкви – Христа. Поэтому некоторые древние изображения Пятидесятницы завершаются этимасией (ἑτοιμασία), уготованным престолом, символом невидимого присутствия Бога. В руках одних (евангелистов) книги, у других свитки как знак полученного ими дара учительства. Из сегмента круга, выходящего за пределы доски и символизирующего небо, на них нисходит двенадцать лучей или огненных языков в знак крещения Духом Святым и огнем по пророчеству Иоанна Предтечи (см.: Мф. 3:11) и их освящения. Иногда маленькие огненные языки помещаются и на венчиках, непосредственно над головами апостолов. Этим указывается на то, что Дух Святой снисшел в виде языков, седших на главы апостолов в знак освящения главного и владычествующего члена тела и самого ума и «в означение царского достоинства почивания во святых»[381].
Сошествие Св. Духа на апостолов. Мозаика. Церковь Осиос Лукас. Фокида. XI в.
Внутреннее единство, выраженное в подчинении фигур апостолов единой форме и общему ритму, отнюдь не налагает на них печати однообразия. Здесь нет ни одного движения, которое повторялось бы в двух фигурах. Это отсутствие однообразия также соответствует внутреннему смыслу происходящего. Дух Святый «является в виде разделенных языков по причине разных дарований», – говорит свт. Григорий Богослов[382]. Поэтому Он сошел на каждого члена Церкви в отдельности, и хотя Дух один и тот же <…> дары Его различны <…> и служения различны <…>. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания <…> иному дары исцелений и т. д. (1 Кор. 12:4—13).
Предание говорит, что во исполнение пророчества (Иоил. 2:28–29) Дух Святый сошел не только на двенадцать избранных апостолов, но и на бывших с ними единодушно вкупе (Деян. 2:1), т. е. на всю Церковь. Поэтому на нашей иконе изображены апостолы, и не принадлежащие к двенадцати: апостол Павел (сидящий с апостолом Петром во главе апостольского круга), и из числа семидесяти евангелист Лука (третий сверху на левой стороне), и евангелист Марк (третий сверху на правой стороне).
В древних манускриптах внизу композиции изображается толпа народа, упоминаемая в Деяниях апостольских. Однако уже очень рано она была заменена одной символической фигурой царя, олицетворяющей собой народ или народы, с надписью «Κόσμος». Объяснение этой фигуры находится в сборниках XVII в.: «…чесо ради пишется у сшествия Св. Духа человек седяй в темном месте, старостию одержим, а на нем риза червлена, и на главе его венец царский, и в руках своих имея убрус бел, и в нем написано 12 свитков? <… > человек седяше в темном месте, понеже весь мир в неверии прежде бяше, а иже старостию одержим, понеже состареся Адамовым преступлением, а еже риза червлена на нем, то приношение кровных жертв бесовских, а еже на главе венец царский, понеже царствоваше в мире грех, а еже в руках своих имеяше убрус, а в нем 12 свитков, – сиречь 12 апостолов учением своим весь мир просветиша»[383].
Сошествие Св. Духа на апостолов. Фрагмент мозаики собора Рождества Богородицы. Монреале. Конец XII в.
Воспроизведенная здесь икона принадлежит к величайшей эпохе русской иконописи и представляет собой один из лучших образцов иконы Пятидесятницы[384], наиболее совершенно выражающий экклезиологический смысл праздника, связанный с центральным догматом христианства о Триедином Боге. С этим догматом коренным образом связана жизнь Церкви, ибо триединство, т. е. единство природы и множественность лиц, есть тот принцип, по которому живет и строит Царствие Божие на земле Церковь. Как каноническая структура ее, так и принцип всякого христианского строительства (церковная община, монастырь и т. д.) есть отражение Божественной триединой жизни в земном плане. Поэтому и обе иконы, выносимые для поклонения в праздник Пятидесятницы, по существу своему являют образ внутренней жизни Церкви.
Преображение Господне. Новгородская школа. Конец XV в. Аукционный дом Кристис. Нью-Йорк
Преображение Господне
Аминь глаголю вам, яко суть нецыи от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дондеже видят Царствие Божие пришедшее в силе (Мк. 9:1; ср.: Мф. 16:28: Сына человеческаго грядуща во Царствии Своем). Дальнейшее повествование синоптиков (см.: Мк. 9:2–9; Мф. 17:1–9; Лк. 9:27–36) говорит нам об апостолах Петре, Иакове и Иоанне, которые в земной своей жизни стали свидетелями силы и пришествия (παρυσία) Господа нашего Иисуса Христа, самовидцами (ἐπόπται) величествия Онаго (2 Пет. 1:16).
Что могли видеть трое учеников, смотря на Лик Господа, который просветися яко солнце, и на Его одежды, которые стали белы яко свет? Что было им открыто, когда облак светел осени их (Мф. 17:2, 5)? Согласно свт. Григорию Богослову, ученикам на горе через этот свет было явлено божество (θεότης)[385]. Преподобный Иоанн Дамаскин, говоря об этом «сиянии божественной природы»[386], о «вневременной славе (άχρονος δόξα) Сына Божия»[387], указывает, что сравнение с солнечным светом неизбежно недостаточно, потому что нетварная реальность не может быть выражена тварным образом[388]. Речь здесь идет о боговидении, и понятно, почему от сщмч. Иринея Лионского[389] до свт. Филарета Московского[390] тема Преображения Христова никогда не переставала занимать отцов Церкви и богословов. В особенности пришлось заниматься этим вопросом соборам XIV столетия (1341, 1347 и 1351–1352 гг.), которые уточнили православное понимание благодати, основанное на догматическом различении между непостижимой сущностью Бога и Его сообщающейся тварям энергией. Святитель Григорий Палама († 1359), защищая традиционное учение о Преображении Господнем против нападок рационалистических богословов, сумел разъяснить все значение этого события для христианского вероучения и духовной жизни: «Бог именуется Светом, – говорит он, – не по Своей сущности, а по Своей энергии»[391]. «Свет, осиявший апостолов, не был чем-то чувственным»[392]; однако было бы неправильно и считать этот Свет чисто умозрительным, называемым светом» лишь метафорически[393]. Божественный cвет не телесен и не духовен, но превосходит все тварное: это «неизреченное сияние единой триипостасной природы»[394]. «Свет Преображения Господня никогда не начинался и не прекратится; он не ограничен (временем и пространством) и недоступен чувствам, хотя и видим телесными очами <…>. Но ученики Христовы, через преображение своих чувств, перешли из телесного в духовное»[395].
