Николай Спешнев - Китайцы. Особенности национальной психологии
Примеров, как разрушить монотонность прямых линий, много. Классический — китайские арочные мостики с перилами: арочный мост хорошо гармонирует с природой. Это касается и облика пагоды, вся ее красота состоит в том, что ее контур нарушается чередованием чуть загнутыми окончаниями нефов, напоминающими откидную черту в китайской каллиграфии.
Китайское искусство постоянно пытается использовать естественный ритм природы и копировать ее «неупорядоченность». Иными словами, в китайской архитектуре мы повсюду можем видеть стремление освободиться от прямых линий. Чтобы разрушить монотонность прямых стен, в Китае дверным проемам придаются формы круга, овала или цветочной вазы — так называемые лунные воротца. В домах и галереях проделаны окна, которые также имеют самые разные формы, имитируя контуры банана, персика, половинки разрезанного арбуза или веера. Наконец, самым ярким примером могут быть искусственные скалы в садах и парках, которые в качестве «неупорядоченных» линий природы вошли в эстетику китайской архитектуры. Здесь уместно вспомнить о символике. Скажем, контур летучей мыши часто встречается в качестве украшения, с одной стороны, потому что ее изогнутые крылья могут быть использованы при создании различных форм дизайна, но в то же время и потому, что летучая мышь является омонимом слова «счастье». У символизма есть еще одно достоинство — он воспламеняет воображение и ведет в мир бессловесного мышления. В отечественном китаеведении роли символов в китайской эстетике посвящены отдельные работы [18]. Дракон является самым почитаемым животным в Китае, символизирующим императора, который обладал всем самым лучшим. В китайском искусстве он обычно используется в качестве украшения потому, что его извивающееся тело содержит совершенную ритмику, сконцентрировавшую в себе изящность и силу, к тому же у него красивые лапы с когтями, рога и борода, которые можно использовать, чтобы разрушить монотонность.
Для китайцев горы и реки являются живыми. Изогнутые контуры горных хребтов напоминают китайцу спину дракона. Когда горы постепенно снижаются и растворяются в равнине или в море, «виден» хвост дракона. Это и есть китайский пантеизм и основа китайской геомантии. Таким образом, несмотря на то что геомантия, бесспорно, является суеверием, она все же имеет огромную духовную и архитектурную ценность: основой этого суеверия является пантеистическая любовь к природе, которая обостряет зрение и помогает ощутить красоту. В красоте пейзажа китаец видит не красоту статических пропорций, а красоту движения. Изгиб ему нравится не потому, что это просто изгиб, а потому, что в нем есть движение. Гипербола всегда более предпочтительна, чем замкнутый круг. Из этого следует, что эстетика геомантии в широком смысле слова и китайская архитектура очень близки друг другу.
В некотором смысле оправа в данном случае более важна, чем драгоценный камень. Само архитектурное сооружение может быть совершенным, но если оно не сливается с окружающим ландшафтом, оно вызовет у нас чувство дисгармонии из-за активного стремления к самоутверждению, а это называется дурным вкусом. Лучшие строения всегда теряются в естественном ландшафте и становятся его частью. Этот принцип лежит в основе всех форм китайской архитектуры — от горбатых мостиков до пагод, храмов и маленьких беседок возле пруда. Их линии должны быть плавными, ненавязчивыми, крыши должны тихо покоиться под сенью деревьев, а мягкие ветви — как бы нежно прикасаться к их выступам. Китайские крыши вовсе не кричат и не стремятся в небеса, а безмолвно выражают свое мирное настроение.
Не менее важным является использование цвета. Терракотовые стены китайских храмов очень гармонируют с находящимися рядом сиреневыми горами, а их глазурованные крыши — зеленые, синие, фиолетовые и золотисто-желтые — великолепно сочетаются с красными осенними листьями и небесной синевой.
Для китайской архитектуры важны пропорции, симметрия, рифма и ритм, светотень и цвет, форма, размер, ансамбль строений, пространственное окружение. Для понимания языка китайской архитектуры и восприятия настроения и замысла художественного творения необходимы способности к эстетическому восприятию и знание эстетических закономерностей китайского искусства.
В своей основе характер китайской архитектуры сохранился с древнейших времен. Первые китайские жилища назывались гун — «пещерное жилище». Грандиозность сооружений была связана с понятием верховной власти императора. Под влиянием буддизма началась так называемая китаизация архитектуры, и гармония с природой становится ее частью.
Есть еще одна область, в которой искусство непосредственно соприкасается с иероглификой, — это китайские печати. Каждый уважающий себя китаец имеет персональную печать, вырезанную на полудрагоценном камне каллиграфическом почерком, — сяо чжуань. В современном Китае известным художником в области создания печатей является ученый, художник и музыкант, уже упоминавшийся экс-премьер КНР Ли Ланьцин.
Вообще-то говоря, каллиграфия на китайца производит особое воздействие. Один любопытный пример. Однажды, придя в помещение Тайваньского национального театра к своему хорошему знакомому — научному сотруднику театра Хоу Ципину, я застал его в кабинете, тщательно каллиграфическим почерком выписывающего кистью какие-то иероглифы. На мой вопрос, что он пишет, последовал ответ: «Я переписываю некоторые высказывания Конфуция из трактата “Лунь юй”, уж больно здорово сказано». Комментарии излишни. Письмо кистью доставляло Хоу Ципину двойное удовольствие. Он был погружен именно в то состояние, когда сам процесс письма давал ему возможность оказаться в том мире, когда человек смыкается с природой. В данном случае через каллиграфию. Трудно себе представить русского или иностранца, переписывающего понравившийся ему текст каллиграфическим почерком.
В последнее время в психологии китайцев произошли достаточно серьезные изменения. Коснулось это и эстетической мысли китайцев. Однако основные, базовые понятия, художественные концепции остаются прежними.
Глава 9
Особенности китайского юмора
Эстетические теории комического подробно изложены в книге М. Т. Рюминой «Эстетика смеха. Смех как виртуальная реальность» [46]. Комическое как эстетическая категория является отражением в сознании человека комического в общественной жизни, существующего объективно. Правда, надо заметить, что cмех не относится к области чистой эстетики, поскольку он преследует (бессознательно и в большинстве случаев нарушая требования морали) полезную цель общего совершенствования [46, с. 21].
На ранних этапах человеческого общежития не существовало специфики этнического юмора. В целом смех в родовом обществе носил достаточно универсальный характер. Так, видимо, было и на племенном этапе развития общества. Новое здесь состояло лишь в том, что племя проявляет стремление к обособлению и проведению четких границ между собой и другими племенами. Однако собственно этнический юмор формируется на стадии развития народностей, которые характеризуются в том числе и культурной общностью. Поэтому юмор следует изучать с трех позиций: национальных особенностей, окружения и эпохи. Юмор — это психологическое состояние, а если говорить точнее, то определенная точка зрения.
Комическое не может существовать вне собственно человеческого [46, с. 11]. Обыкновенно смех сопровождает нечувствительность, равнодушие — это есть его естественная среда [46, с. 12]. Разум, к которому обращается комическое, должен быть настроен на одну волну с разумом других людей. Сколько раз наблюдалось, что комическое совершенно непереводимо с одного языка на другой, потому что оно тесно связано с нравами и представлениями данного общества.
Можно говорить о национальном и интернациональном моментах в юморе. Ю. Б. Борев отмечает: «Национальный момент в юморе и остроумии чрезвычайно важен, ибо здесь имеет место ярко выраженная связь и обусловленность комедийного восприятия с национальным психическим складом характера, национальными культурными традициями, а также сказывается особая обусловленность восприятия комического эстетическим идеалом, на котором всегда лежит печать национальных особенностей данного народа. К тому же следует учитывать богатые комедийные возможности, заложенные в национальном языке, который может выступать и как особое и самостоятельное художественное средство комедийной обработки жизненного материала.
Сущность смешного остается во все времена одинаковой. Тем не менее преобладание тех или иных черт в “смеховой культуре” позволяет различать в смехе национальные черты и черты эпохи. Говоря о национальном своеобразии юмора, нельзя не видеть в нем элементов, общих для всех народов. Такие явления, как глупость, жадность, лень, бахвальство, характерные для человечества в целом в силу общих законов социального развития, как правило, в одинаковой степени служат предметом осмеяния у разных народов. Другое дело, что форма такого осмеяния будет обусловлена национальной спецификой. В. Г. Белинский писал: “Тайна национальности каждого народа заключается не в его одежде и кухне, а в его, так сказать, манере понимать вещи”. Манера понимать вещи наиболее отчетливо проявляется в национально окрашенных формах комизма. Такую же мысль высказывал Гете, когда говорил, что “ни в чем не обнаруживается характер людей так, как в том, что они находят смешным”» [цит. по 6, с. 95].
