Владмир Алпатов - Япония: язык и культура
В последних по времени словарях нередко собственные имена даны непоследовательно. Например, в словаре гайрайго [Gendaijin 2006] нет Чечни, есть лишь Чеченский конфликт (322), зато наряду с Чернобыльской катастрофой есть Чернобыль, толкуемый как связанный с катастрофой город (323).
Можно ли считать здесь европейские лексикографические традиции обоснованными? Представляется, что нередко как раз они искажают представления о системе языка. Например, в [Словарь 1948–1965, 3: 1259] имеется слово елизаветинский, которое толкуется: «относящийся, принадлежащий ко времени царствования императрицы Елизаветы Петровны (1741–1761)». В одной словарной статье фактически толкуются и производящее, и производное слово, но производящее слово не выделено в словарную статью. Ср. во французском словаре [Robert 1985, 4: 887]: parisien 'парижский' толкуется как «производное от Paris – столица Франции». Ни в одном русском толковом словаре нет, например, слова Япония, хотя всегда в них бывают японцы, японка и японский, а иногда и японистика и японовед [Ушаков 1935–1940, IV: 1463; Ожегов 1952: 847; Словарь 1948–1965, 17: 2185; Ожегов, Шведова 1997: 918]. Отметим, что японцы всегда фигурируют во множественном числе, а японка в единственном. В толковании этих слов присутствует производящее слово Япония, которое в отличие от слова Елизавета не принято толковать даже в статьях о производных словах. Отсутствие исходного слова может приводить к ошибкам в толковании, как это произошло в словаре Ушакова и в первых изданиях словаря Ожегова, где японский трактуется исключительно как прилагательное к слову японцы (японец). Очевидно, однако, что в большинстве случаев японский относится к слову Япония (в словарях [Словарь 1948–1965; Ожегов, Шведова 1997] ошибка исправлена).
«Нормальный» носитель русского языка может ощущать неадекватность традиции. В 50-е гг. возникла стихийная дискуссия в «Литературной газете» из-за словарной статьи юпитер в словаре Ожегова (были даже юмористические стихи по этому поводу [Тимофеев 1956]). В этом словаре слово представлено одним значением «мощный осветительный прибор» (с. 844). То же в [Словарь 1957–1961] и во всех последующих изданиях словаря Ожегова и Ожегова, Шведовой [Ожегов, Шведова 1997: 915]. Лексикографы в ответ на критику со стороны поэта Б. Н. Тимофеева отвечали так, как им было положено: собственным именам не место в толковом словаре, а юпитер как нарицательное имя имеет лишь одно значение. В словаре [Ушаков 1935–1940, IV: 1447] это значение также единственное, но дана этимология слова, в которой говорится и о «верховном боге в римской мифологии», и о «самой большой планете солнечной системы». Ситуация, сходная с Елизаветой в другом словаре. Но в [Словарь 1948–1965, 17: 1995–1996] слово Юпитер толкуется интуитивно более приемлемо, хотя и вразрез с лексикографической традицией: первым значением идет божество, вторым – планета и лишь третьим – осветительный прибор.
Были лингвисты, которые иначе смотрели на помещение собственных имен в словарь. В нашей стране это был Л. В. Щерба, последовательно включавший собственные имена в составленный под его редакцией «Русско-французский словарь». А для словаря русского языка он написал фрагмент на букву и явно ради словарной статьи Иван (а также Иванов и Иванушка). Ср. включение словарной статьи Тагоо в словарь «Кодзиэн»: это японское имя не менее богато фразеологией.
Л. В. Щерба ничего не знал о японских лексикографических традициях, но его подход оказался близким. Представляется, что включение имен собственных в словарь заслуживает внимания.
10.3. Подача фразеологизмов
Это свойство в отличие от двух предыдущих труднее связать с культурой, и оно присуще не всем японским словарям, особенно более вестернизированным. Однако оно было свойственно еще словарям эпохи Мэйдзи [Kurashima 1997, 1: 130], а, например, в словаре «Кодзиэн» представлено в полной мере.
Приводившийся выше пример с романом «Война и мир» странен для нас не только потому, что это – имя собственное, но и потому, что это—словосочетание. Для японского языка эквивалент названия романа – «Sensoo to heiwa» – также словосочетание по грамматическим критериям (орфографический критерий неприменим, так как пробела в обычном японском тексте не бывает). Имеются два существительных sensoo 'война' и heiwa 'мир' (как противоположность войне), соединенные сочинительным союзом. Однако в словаре это словосочетание стоит между двумя несомненными словами и подано как целая единица.
И так постоянно в данном словаре. Например, вслед за словом sode 'рукав' (с. 1417) идет страница текста с иными словами вроде sodegaki 'низкая ограда', sodeguchi 'отверстие рукава', sodetatami 'складывание (кимоно) рукавом к рукаву'. Затем на с. 1418 идет 25 фразеологизмов с первым компонентом sode, за которым следует атрибутивный послелог no и какое-нибудь другое слово: sode no shita 'взятка' (буквально «под рукавом»), sode no kami 'женский носовой платок' (буквально «бумага рукава»).
Однако так подаются не все фразеологизмы, а лишь номинативные единицы: именные словосочетания (атрибутивные или сочинительные) или сложные номинативные единицы любой структуры, например, названия художественных произведений (Wagahai wa neko de aru 'Я – кот (есть) (в русском переводе «Ваш покорный слуга – кот») – название повести Нацумэ Сосэки). Глагольные фразеологизмы подаются, как и в европейских словарях, внутри словарной статьи после толкования. Упомянутая словарная статья sode 'рукав' не включает в себя особо выделенные фразеологизмы вроде «sode + no + имя», но включает фразеологизмы типа «sode + о (показатель прямого дополнения) + глагол» вроде sode o hiku 'приставать к женщине' (буквально «тянуть рукав»). В «Большом японско-русском словаре», в котором учтены первые издания словаря «Кодзиэн», все эти фразеологизмы, как принято в русских словарях, даны единообразно: внутри словарной статьи sode.
Данное свойство присутствует и в словарях гайрайго, неологизмов или (особый класс японских словарей) словарях слов, расположенных по году появления в языке. Так, в приложении к словарю газетной кампании «Асахи» [Asahi 1973: 1008–1031] перечисляются слова (включая собственные имена) и словосочетания, впервые появившиеся в 1945–1972 гг. Например, в списке слов, появившихся в 1954 г. [Asahi 1973: 1016], на равных правах фигурируют toranjisutaa 'транзистор', gojira 'Годзилла' (персонаж кино), shi no hai 'пепел смерти, радиоактивный пепел', senryoku naki guntai 'войска без военной силы' (правительственная формулировка в отношении «сил самообороны»). Опять-таки это либо имена, либо именные словосочетания, либо сложные номинативные единицы.
Такой подход может быть удобен, особенно в отношении составных названий вроде «Война и мир», «Я—кот», которые представляют собой единую номинацию независимо от состава и количества словоформ. Xарактерен особый знак препинания—кавычки, выделяющий такое название в целом; этот знак препинания прижился в том же значении и в Японии, где так и не получили распространения пробел или прописные буквы. Последовательности с атрибутивным но могут быть в японском языке и лексикализовавшимися сложными словами, а жесткую грань между сложными словами и словосочетаниями не всегда легко провести.
Рассмотрение фразеологизмов наряду со словами может быть оправдано и в теоретическом отношении. Словарь отражает лексическую систему языка, а единицы ее—не только слова, что не всегда осознается в лексикографической практике. Как писал С. Е. Яхонтов, «словарное слово – единица, которая по характеру своего значения должна отдельно учитываться в словаре. … Словарное слово вовсе не обязательно совпадает с графическим. Например, русск. летучая мышь – единое словарное слово, потому что оно объясняется или переводится в словарях целиком, а не по частям; в этом смысле оно ничем не отличается от англ. bat, имеющего то же самое значение. В словаре С. И. Ожегова имеются слова усталь и удерж, но объяснения им не дается, объясняются только словосочетания без устали, без удержу. Именно эти сочетания являются словарными словами: усталь и удерж – это графические слова, но не словарные слова» [Яхонтов 1963: 166]. К японскому языку понятие графического слова неприменимо. Поэтому там могут более последовательно выделяться словарные статьи, тогда как в европейской традиции может оказаться практически более удобным приравнять лексическое слово к графическому.
