Г. Богемский - Кино Италии. Неореализм
Необходимо заставить наконец понять, что «все мы названы» в записях актов гражданского состояния и что поэтому все мы в одинаковой степени представляем интерес.
Следовало бы передавать по радио список всех итальянцев подряд, чтобы они воспрянули духом.
Неореализм стремится именно к этому — всем придать уверенность в собственных силах, всем внушить сознание, что они люди.
Термин «неореализм», понятый в самом широком значении, подразумевает также отказ от профессионально-технического сотрудничества, в том числе и от участия сценариста.
Учебники, сборники формул, рецептов и правил утрачивают всякий смысл.
Так же бессмысленны становятся такие термины, как «крупный план», «контрплан» и т. д.
У каждого свой особый сценарий. Неореализм ломает все схемы, отвергает все каноны, которые, по существу, являются не чем иным, как кодификацией ограничений. Это сама жизнь ломает схемы, ибо способов, при помощи которых кинематографист может подходить к действительности, бесконечное множество (я говорю о необходимости выйти на улицу со съемочной камерой в руках). Не должно больше быть «крупных планов» или «контрпланов» априори.
Функции сценариста, как их понимают сегодня, весьма неопределенны. Как правило, подразумевают чисто техническое, совершенно обезличенное сотрудничество. Абсурдность этого очевидна, хотя «сценаристы» такого рода встречаются очень часто.
Я кинодраматург, который пытается что-то сказать, причем сказать по-своему. Совершенно ясно, что в основе моей творческой деятельности не могут не лежать определенные идеи морального и социального порядка. И меня не удовлетворит, если мой вклад будет носить чисто технический характер.
Даже в те фильмы, которые далеки от меня и к работе над которыми я приглашен вместе с другими, я стараюсь внести возможно больше от своего мира, от той моральной требовательности, которую ощущаю внутри себя.
Впрочем, я думаю, что не существует проблемы сценария как такового.
В крайнем случае можно говорить об этапе письменной работы, то есть об этапе, когда художник стремится точнее осознать свой мир, до конца продумать то, что он хочет сказать. Но этот этап органически связан с этапом самого творчества. Огонь уже зажжен.
Сюжет, разработка сценария, режиссерская работа не должны составлять три раздельных этапа. И хотя сегодня дело обстоит именно так, это ненормальное явление.
Сценарист и автор сюжета должны исчезнуть. Следовало бы прийти к тому, чтобы автор был один — режиссер, который наконец мог бы не иметь ничего общего с театральным режиссером.
Все становится легким, когда фильм создается одним человеком, — тогда нет ничего невозможного. Всякая родившаяся мысль может быть осуществлена. Все полно неисчерпаемых возможностей (не только во время самих съемок, но и во время монтажа, синхронизации и т. д. ), использовав которые художник в определенный момент говорит: «Хватит».
И вот только тогда он может считать фильм законченным.
Разумеется, фильм можно создавать и в содружестве. Как, впрочем, романы и пьесы, и это возможно потому, что между людьми существуют многочисленные связи подобия (миллионы людей, например, идут на войну убивать по этой причине). Но нет такого произведения искусства, на котором не лежала бы печать интересов, поэтического восприятия мира его создателя.
Решающе важный творческий акт всегда совершает кто-то один, чей-то интеллект доминирует над другими; всегда есть кто-то, кто в определенный момент «выбирает» и говорит, что хорошо, а что нет, и потом решает: «Крупным планом: зовущая на помощь мать».
Это недоразумение — совместная работа как новая форма творчества — стало возможным в результате причин технического порядка и капиталистической организации кино. Но одно дело — как-то применяться к требованиям, диктуемым теперешней структурой кино, и совершенно другое — являются ли они нужными и полезными.
Поэтому совершенно ясно, что, когда кинопленка будет стоить гроши и все смогут купить себе кинокамеру, кино станет таким же свободным и гибким средством выражения, как и все другие искусства.
У кино есть своя поэзия, своя «общественная красота», которые допускают совместную работу, но вот в каком смысле: пусть умрет система «кинозвезд» и все отнесутся к работе как к священному обряду, чтобы можно было увидеть, «что и как происходит вокруг».
Очевидно, что с позиций неореализма и актер, если под этим словом подразумевать того, кто как бы дает свою плоть взаймы персонажам, не имеет больше права на существование, так же как и вымышленный сюжет.
Неореализм — так, как его понимаю я, — требует, чтобы каждый играл самого себя. Желание заставить человека сыграть роль другого требует придуманной истории. А наша задача — показать, что мы увидели своими глазами, а не вымысел. Попытку такого рода — «блицфильм» — я намеревался осуществить с Катериной Ригольозо1. Но, к сожалению, в последнюю минуту все пошло прахом. Продюсеру Катерина не показалась «подходящей для кино». Но разве она не была «Катериной»?
Естественно, нужно будет выбирать такие темы, которые автоматически исключали бы участие актеров.
Я хочу, например, создать фильм, показывающий условия жизни детей во всем мире. Если мне позволят создать его — хорошо, если же нет, я ограничусь Европой или одной Италией. Но я его обязательно сниму.
Вот вам пример фильма, для которого не нужны актеры. И я надеюсь, что профсоюз актеров не будет протестовать.
Неореализм не исключает психологической углубленности. Психология — один из многих элементов действительности. Я подхожу к ней, как подхожу к тому, что вижу на улице.
Но если я должен написать сцену, в которой двое ссорятся, я не хочу сочинять ее за письменным столом.
Я должен выйти из своей норы и найти этих ссорящихся людей. И это уже важное проявление нового.
Я беру этих двух людей и заставляю разговаривать в моем присутствии в течение часа или двадцати часов — столько, сколько нужно. Для моей творческой мысли прежде всего необходимо видеть их, затем слушать и «отбирать» то, что они говорят. Но все это я проделываю без всякого намерения найти героев, ибо для меня не «некоторые люди», а «каждый человек» является героем.
Стремиться вдохнуть во всех чувство равенства не акт унижения, но акт возвышения, солидарности. Претензия считать себя не таким, как все, всегда порождает отсутствие солидарности.
Отсутствие солидарности всегда результат какого-нибудь «но».
Паоло страдает, это верно, страдаю также и я. Но в моих страданиях есть что-то, что... в моей душе есть что-то, что... и т. д.
Необходимо, чтобы это «но» перестало существовать. Надо суметь сказать: этот человек страдает так же, как, будучи на его месте, страдал бы и я сам.
* * *
Много раз отмечалось, что единственные более или менее удачные кинематографические диалоги в Италии — это те, которые ведутся на диалектах.
В самом деле, диалект более тесно связан с действительностью. В итальянском литературном и разговорном языке синтаксический строй, а часто и сами слова всегда звучат несколько неискренне.
Когда мне надо написать диалог, я сочиняю его в уме всегда на диалекте — или на римском, или своего родного селения.
Я чувствую, что, выражая свои мысли на диалекте, я более основателен и более правдив. Придуманное я потом перевожу на итальянский, однако сохраняю синтаксический строй диалекта. Это не означает, что я пишу диалектальные диалоги. Меня интересует то общее, что есть во всех диалектах, — непосредственность, свежесть, точность, правдивость.
Но большую часть материала я беру из окружающей жизни. Поскольку неореализм исключает вымышленные персонажи, для которых, совершенно очевидно, необходимо заранее готовить весь механизм реплик, я выхожу на улицу и беру «с натуры» отдельные слова и фразы, целые разговоры. Мои главные помощники — память и стенография.
Потом я проделываю со словами то же, что проделывают с изображениями на пленке. Я отбираю, режу собранный материал, стремясь придать ему требуемый ритм, уловить его внутреннюю сущность, его правду.
Как бы ни велика была моя вера в силу воображения, в индивидуальность, еще сильнее я верю в действительность, в людей. Меня интересует драма, таящаяся в том, что я вижу вокруг себя, а не драма вымышленных «историй».
Поэзию нужно искать в действительности. Одним словом, свой поэтический талант следует проявлять «на месте». Нужно выйти из комнат и пойти навстречу людям — также и в прямом смысле этого слова, — чтобы увидеть и понять их. Именно это я считаю своим наипервейшим и истинным моральным долгом, и, если я не буду следовать своей вере, тем хуже для меня.
Я прекрасно знаю, что могут быть созданы замечательные произведения, которые не являются неореалистическими. Пример тому — фильмы Чарли Чаплина. Я прекрасно знаю, что есть на свете американцы, русские, французы и другие народы, которые создали шедевры, делающие честь всему человечеству. Нет-нет, они не напрасно расходовали пленку. И кто знает, сколько других мастерских произведений они еще дадут нам благодаря своей одаренности, используя актеров, павильонные съемки и романы. Но я считаю, что итальянские кинематографисты, после того как они в свое время смело закрыли двери перед действительностью, теперь, чтобы сохранить и углубить свою тематику и свой стиль, должны широко распахнуть их перед нею в том смысле, в каком мы говорили выше.
