Торкаман Эбрахими - Заrадки старой Персии
Затем Ибн Сина приступил к разделу логики, но в это время правитель Хамадана заподозрил его в сношениях с правителем Исфахана. Ибн Сину схватили, и он был посажен в заключение в крепость, находившуюся неподалеку от Хамадана. В заточении он находился четыре месяца и все это время продолжал работать над своими научными трудами.
В конце концов Ибн Сина был освобожден. Он прожил некоторое время в Хамадане, закончил там раздел логики своей книги «Китаб-аш-Шифа» и написал трактат о сердечных болезнях.
Затем ученому удалось, переодевшись в рубище дервиша, перебраться из Хамадана в Исфахан. Вместе с ним трудности этого опасного перехода делил его родной браг Махмуд. Ученого сопровождали также его верный ученик Джузджани и двое слуг.
Правитель Исфахана радушно встретил Ибн Сину и приказал, чтобы каждую пятницу по вечерам при дворе устраивались собрания с участием местных ученых. На этих собраниях велись научные беседы и происходили дискуссии.
Несмотря на славу замечательного ученого и высокое служебное положение, жизненные неприятности и превратности судьбы не покидали Ибн Сину. Пустой случай — невнимательное отношение к дорогому подарку исфаганского правителя Алы-уд-Даулы, — и правитель в гневе решает убить ученого. Вовремя предупрежденный об этом одним из своих друзей, Ибн Сина переодевается в простое платье, чтобы не быть узнанным, тайно покидает Исфаган и направляется в Рей. Там, по сообщению позднейших источников, с ним происходит любопытный случай, вызвавший большое удивление великого ученого.
Однажды он пошел на базар купить себе съестное и, смотря по сторонам, заметил сидевшего на скамейке красивого молодого человека, по-видимому, врача, так как вокруг него были больные. Ибн Сина подошел поближе, остановился и стал наблюдать. В это время к врачу подошла женщина со стеклянным сосудом, содержавшим мочу для исследования, и попросила оказать ей медицинскую помощь. Молодой человек, взглянув на сосуд, без всяких расспросов и обдумывания сказал: «Больная, мочу которой я вижу, — еврейка и кушала кислое молоко». Женщина подтвердила это. «Несомненно, — продолжал врач, — больная живет в доме, расположенном в низине». Женщина подтвердила и эту догадку врача.
В это время врач случайно посмотрел в сторону Ибн Сины, позвал его и предупредительно предложил сесть рядом с собою. Закончив прием больных, молодой врач обратился к Ибн Сине и сказал: «Я полагаю, что вы сам Шайх-ур-Раис, бежавший из Исфагана от Алы-уд-Даулы». Удивление Ибн Сины не имело пределов. Врач тут же стал просить Ибн Сину оказать ему честь остановиться в его доме. Ибн Сина согласился. После предложенного в доме угощения он спросил гостеприимного хозяина, каким образом тот узнал, что принесенная для исследования моча принадлежала женщине-еврейке, которая в этот день ела кислое молоко и которая живет в низине. «Все это очень просто, — ответил молодой врач, — когда женщина протянула ко мне руку, то я увидел под покрывалом рубашку из дорогой и употребляемой лишь еврейскими женщинами ткани; она была запачкана кислым молоком. Из этого я вывел заключение, что больная — еврейка и ела сегодня кислое молоко; еврейский же квартал расположен в низине».
Затем Ибн Сина спросил, почему он узнал его и определил, что он спасается от Алы-уд-Даулы. «Я много слышал, — ответил врач, — о вашей величественной внешности; о вашей учености знают всюду. И когда я увидел вас, то меня поразил ваш вид, так как я нашел в нем отражение и учености, и величия, и мне пришло в голову, что, возможно, это и есть знаменитый Ибн Сина. Я знаю, что такого знаменитого медика Ала-уд-Даула не отпустит от себя. Несомненно, что-то случилось такое, что заставило вас прибыть в Рей переодетым в простое, заурядное платье».
Ибн Сина спросил молодого врача: «Нет ли у вас ко мне какой-либо просьбы, в которой бы я мог вам помочь?» — «Я не сомневаюсь, — отвечал врач, — что Ала-уд-Даул не захочет с вами расстаться и, примирившись с ним, вы опять займете в Исфагане прежнее положение, поэтому я попрошу вас об одном: когда вы будете опять у власти, то при случае доложите обо мне султану, чтобы он дал мне место в среде своих придворных».
Подорожник большой из гербария Ибн СиниЧерез некоторое время в Рей явились приближенные Алы-уд-Даулы, разыскали Ибн Сину, принесли ему извинения своего повелителя и передали приглашение вернуться на прежний пост.
Ученый вернулся вместе с молодым врачом и устроил его при дворе Алы-уд-Даулы.
Следует отметить, что эта просьба врача отнюдь не была продиктована честолюбием. Иран и Средняя Азия того времени были чужды понятия о литературном и ученом заработке. Поэтому талантливые бедняки — ученые, писатели и поэты зачастую стремились попасть ко двору того или иного богатого мецената, так как там им были обеспечены стол, платье и денежные выдачи, заменявшие гонорар.
…Во время пребывания в Исфахане Ибн Сина закончил энциклопедическое сочинение «Китаб-аш-Шифа» и написал много других трудов. Джузджани сообщает, что Ибн Сине было поручено правителем Исфахана заняться наблюдением звезд для исправления календарей, составленных по прежним данным. Для этой работы ученым был сконструирован инструмент, с помощью которого производились астрономические наблюдения.
И в Исфахане Ибн Сина не был в безопасности. В 1029 г. Исфахан был взят войсками сына султана Махмуда Газнийского. При взятии города пострадало имущество ученого и погибло его философское сочинение в двадцати томах «Китаб-аль-Инсаф» («Книга справедливости»).
В годы скитаний на чужбине Ибн Сине часто приходилось испытывать превратности судьбы и терпеть различные лишения. Он переходил из одного феодального княжества в другое, находя приют у гостеприимных почитателей своего таланта или зарабатывая себе на жизнь врачебной практикой. Некоторые феодальные правители подолгу держали Ибн Сину при своем дворе в качестве придворного ученого и предоставляли ему должность вазира. Другие преследовали его. Неоднократно жизнь великого ученого подвергалась серьезной опасности, многие научные труды его погибли во время феодальных войн и усобиц. В течение многих месяцев Ибн Сине пришлось находиться в заточении.
Но, как бы тяжело ему ни приходилось, Ибн Сина продолжал неустанно и напряженно работать, создавая ценнейшие для своего времени труды.
Лишения и непрерывный труд быстро надломили организм ученого, хотя он и обладал от природы железным здоровьем.
…Настал 1037 г. Ибн Сина по-прежнему работал не покладая рук и так же, как и в молодости, превращал ночь в день, занимаясь наукою и преподаванием Однако время и жизнь взяли свое: его богатырский организм оказался сильно подорван колоссальной умственной работой и наступила катастрофа — он стал сильно страдать желудочными коликами. Так как лечение болезни требовало сильно действующих средств, то от чрезмерных болей ему стали делать в день по восемь клизм, от чего в желудочно-кишечных органах образовались язвы. В это время Ала-уд-Даула был в походе против одного из феодалов Арабского Ирака и прислал Ибн Сине распоряжение как можно скорее выступить в г. Изадж, лежавший между Исфаханом и Хузистаном Не имея возможности отказаться, Ибн Сина направился в указанный город. В дороге с ним случился один из тех припадков, которыми сопровождаются желудочные колики. Когда этот припадок кончился, то для заживления язв стали периодически делать укрепляющие и способствующие затягиванию ссадин промывательные клизмы и вводить по два данга семян сельдерея как ветрогонное средство.
Но ухаживающие за ученым лица с умыслом или по ошибке ввели ему пять дангов (1 данг — несколько более 0,5 г) семян сельдерея, отчего язвы и ссадины во внутренностях увеличились. Когда же больному для успокоения болей стали давать и другие успокаивающие и поддерживающие силы лекарства, то некоторые из его слуг, которые обманом пользовались имуществом своего хозяина и боялись за себя в случае его выздоровления, воспользовавшись удобным случаем, положили большую дозу опия в болеутоляющее лекарство.
Приняв последнее, Ибн Сина почувствовал столь сильные боли, что его были вынуждены доставить в паланкине в Исфахан. Когда достигли города, великий ученый был настолько слаб, что не мог двигаться. Он принялся лечить сам себя и, почувствовав небольшой прилив сил, выехал к Ала-уд-Дауле в Изадж. Но продолжающаяся болезнь давала знать о себе вспышками. Случилось так, что Ала-уд-Даула отправился в Хамадан и взял с собою Ибн Сину. В пути с ученым сделался такой рецидив болезни, что когда Ибн Сина прибыл в Хамадан, то стало очевидно, что дни его сочтены и организм бессилен против болезни. Он сам это хорошо понимал, а потому прекратил прием лекарств и стал готовиться к смерти. Все, что было у него, он раздал бедным, отпустил своих рабов на свободу и, как сообщают источники, умирая в полном сознании, продекламировал по-арабски стихи: