Юрий Шилов - Космические тайны курганов

Катакомбы, как рассмотрено в предыдущих частях нашей книги, символизировали и потустороннее жилище, и кочевую кибитку. Такие значения вполне могли ужи­ваться с влиянием рабовладельческой идеологии и даже содействовать их утверждению в первобытнообщинной среде. Но что несомненно противодействовало таким влияниям, так это катакомбы с символикой чрева Мате­ри-Земли, призванного возрождать мертвых. Идея таких могил совместно с небывалым распространением кален­дарной орнаментации способствовала преодолению ино­родных, раннеклассовых элементов, привнесенных во все еще прочное первобытное мировосприятие индоиранских племен,— элементов неверия в торжество бытия над не­бытием.

Таким образом, знакомство с культурой Шумеро-Ак­када не вытеснило присущую населению Азово-Черно­морских степей идею бессмертия, вечного коловращения жизни и смерти, но перевело ее на новый, более драма­тичный уровень. Эта драма наиболее очевидна при со­поставлении человеческих жертвоприношений, воплотившихся в мифологические образы шумеро-аккадского Энкиду и индоиранского Пуруши.

Образ Пуруши зародился, очевидно, еще в триполь­ской и куро-араксской культурах, оказавших существен­ные воздействия на формирование индоиранской языко­вой общности. Во всяком случае, и та и другая культуры знали человеческие жертвоприношения, начало которых теряется еще в тех временах, когда только складывался современный физический тип человека и каннибализм был в порядке вещей.

К началу IV тысячелетия до нашей эры этот жуткий обычай претерпел существенное изменение: появились освящаемые обычаями самоубийства. После этого раз­витие сущности человеческих жертвоприношений пошло двумя путями. В раннеклассовом Шумеро-Аккаде она преобразовалась в трагедию личности, преследуемой бо­гами из прихоти (таков Думузи) или за невольный про­ступок (Энкиду). В развитом же, как у индоираицев, первобытном обществе возобладал мотив самоотречения во имя народного блага, ведущего к обожествлению жертвы (таков Пуруша). Соответствующие оценки со­храняются в культуре поныне: одно дело "несчастная жертва обстоятельств" и совсем другое "принес себя в жертву во имя...".

Древнейшим среди известных в курганах человече­ских жертв является захоронение обрубков костей у южного прохода I Велико-Александровского кромлеха (рис.12). Показательно, что оно сопровождало погребе­ния связанных с Древним Востоком куро-араксской и трипольской культур и было соотнесено с календарной об­рядовостью. Мы уже знаем, что заложенные здесь пред­ставления получили дальнейшее развитие как в этом кур­гане, так и в расположенной неподалеку Высокой Могиле.

Выразительнейшее человеческое жертвоприношение обнаружено в ее IV, антропоморфном слое: оно пред­ставляло собой обломки черепа в воронке при кеми-обинской гробнице 3 (рис.14). Стенки гробницы были расписаны "древами жизни", число веток и стволов ко­торых отвечало лунно-солнечному календарю.

Весьма специфический фрагмент такой же росписи, указывающий на период летнего солнцестояния, обна­ружен в "Гроте быка". Он сопряжен с композицией, на которой представлены антропоморфный идол и по­верженные у его ног человек и конь. Эта и другие ком­позиции Каменной Могилы находят соответствия в сце­нах жертвоприношений людей и животных, изображав­шихся на храмовых печатях Шумера (рис.23).

Рис 23 Сцены жертвоприношения из Каменной Могилы и на печатях Шумеро-Аккадского царства.

Впоследствии человеческие жертвоприношения неред­ко сопутствовали могилам кеми-обинской, а затем и ям­ной культур, но особенно распространялись они в ка­такомбной культуре. Вероятно, именно в ней и оформил­ся окончательно образ Пуруши. К такому выводу приво­дит ряд соображений. Во-первых, человекоподобность ("утробная" символика) катакомбных могил; во-вторых, чрезвычайное разнообразие в них расчлененных остан­ков, и, в-третьих, принадлежность "Гимна Пуруше" к наиболее поздним частям "Ригведы".

Пуруша ("человек") индоиранцев — не жертва об­стоятельств, а, как указано в гимне, приносящий себя в жертву герой. Во имя чего?

Когда боги соткали жертвоприношение

С Пурушей в качестве жертвы,

Весна была его жертвенным маслом,

Лето — дровами, осень — жертвой.

Его в качестве жертвы кропили на жертвенной соломе,

Пурушу, рожденного вначале.

Его принесли в жертву боги,

Садхья и риши.

Итак, боги "соткали жертвоприношение", а вместе с ним весну, лето и осень, использовав Пурушу в качестве первоосновы. Кроме дэвов ("сияющих"), высших бо­жеств, в этом приняли участие божества рангом пони­же — садхья ("долженствующие быть реализованны­ми"), а также обожествляемые люди — риши ("изре­кающие", "песнопевцы", "сказители").

Песни, желание, сияние — как это зыбко, не правда ли? Да и жертвенное масло, которым окропляют Пуру­шу в начале творения,— это тоже нечто бесформенное и текучее. Однако приносят его в жертву на соломе, слу­жившей, как известно, одной из разновидностей брасма­на ("молитвы"), возносящего на небеса. Затем следуют дрова, то есть срубленные деревья, за ними — "жертва", нечто, сотканное богами. Мир становится все веществен­ней и организованней, верно?

Вот в этом и заключается смысл жертвоприношения Пуруши: превратить начинающийся год из желаемого в действительный, обеспечить ему правильный ход. Жертвенный человек выступает конкретным, уже состоявшимся явлением, из которого "песнопевцы", "жаждущие" и "сиятельные" сотворяют реальное бу­дущее.

Следы подобных ритуалов в катакомбных могилах не редкость. Есть обрубленные или залитые охрой ноги, есть отчлененные и очень сложно обработанные го­ловы...

Развитие последнего ритуала особенно сближает жертвоприношения из катакомбных могил с образом Пуруши. Так, в кургане у села Пелагеевка Николаев­ской области обнаружено три катакомбных погребения с жертвоприношениями черепов. Вокруг головы древней­шего из этих трех погребенных установили три разных сосуда. Два вылеплены из глины и украшены изображе­ниями несущейся птицы ("весна", сосуд перед лицом по­гребенного), а также элементами "древа жизни" ("лето", перед лбом погребенного); третий сосуд распо­лагался над теменем покойника и представлял собой чашу, изготовленную из черепа человека ("осень", ко­нечная жертва из "Гимна Пуруше"). У головы погре­бенного насыпали кости различных существ (всевозмож­ных "животных, живущих в воздухе, в лесу и в деревне": карпа, рыси, собаки, быка, лошади).

В двух последующих погребениях ритуал упростился: в одном из них найден обломок черепа, а в другом — чаша из золистой массы, полученной при сожжении головы человека. Полусферическое дно чаши было укра­шено крестом, окаймленным концентрическими круга­ми и полуовалами — символикой солнца, рождающегося из лона небес.

Луна из (его) духа рождена,

Из глаза солнце родилось,

Из уст — Индра и Агни,

Из дыхания родился ветер.

Впоследствии наряду с сосудами из золистой массы стали практиковать подобную символику и на самих головах. Помимо обычных татуировок и роспи­сей, распространился обычай отчленения голов, снятия с них (вывариванием и т. д.) мягких тканей и замены их "вечными" глазами, устами, ушами и лицами, из­готовленными из смеси глины, охры, раковин, золы и т. п., то есть из различных элементов мироздания.

Жертвенный человек, таким образом, уподоблялся Вселенной,

Которая была и которая будет.

Он также властвует над бессмертием...

Таково его величие,

И еще мощнее, чем оно, (сам) Пуруша.

Четверть его — все существа.

Три четверти — бессмертное на небе.

Как далеко, насколько выше это судьбы Энкиду! И насколько менее развита личность Пуруши!..

Так что же важнее: развитие, но и страдание лич­ности или растворенность человека в обществе, но так­же и во Вселенной?

Вопрос вопросов гуманистов и просветителей всех времен и народов. Вот если бы удалось соединить раз­витие личности с приобщенностью ее ко Вселенной!.. К этому, по существу, и стремится прогресс. И первый шаг в этом направлении был сделан Пурушей, а не Энкиду.

Второй продолжил путь первого... и оказался в нравственном и в социальном тупике. Почему? Да пото­му что отошел от природы.

Пуруша ценой сверхнапряжения, ценой мученической самоотдачи еще сохранял эту исконную связь; рубя­щий же "древо жизни", убивающий "вечного духа", преследующий "лучи сияния" Энкиду уже расторг с природой кровные связи.

Но мог ли прогресс обойтись без преодоления тупи­ка — рабства, крепостничества, гнета империализма? Очевидно, нет. Во-первых, в силу закона пульсации ("отрицание отрицания") любого развития. Во-вторых, потому что дальнейшее развитие производительных сил человечества не могло обойтись без преобразования своей основной составляющей — производителя, самого человека. Личность должна была вычленяться из перво­бытной общины! И она вычленилась, преобразовав естественное сообщество людей в искусственно создан­ное государство.