Марина Сербул - Дела давно минувших дней... Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII—XIX веков
Вот, например, в главе Х Павел Петрович негодует: «Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! – и дело в шляпе». В черновой рукописи герой высказывался еще определеннее: «А теперь появились новые наставники и говорят каждому из них: да ты скажи только, что всё на свете вздор: наука – вздор, искусство – вздор, гражданский порядок – вздор; само обличение даже – вздор, самый народ – пустяки». Прочитавший роман еще в рукописи, П. Анненков в письме к Тургеневу указывал, что здесь он прямо суммирует идеи Чернышевского и Добролюбова, с которыми у писателя наметились серьезные разногласия, разногласия эти были настолько серьезны, что привели Тургенева к разрыву с «Современником», где он прежде был одним из активных сотрудников. Тургенев учел замечание Анненкова, но и в новой редакции текста свое преимущественно негативное отношение к ведущим критикам и публицистам некрасовского журнала выразил довольно отчетливо.
А вот впечатление от разговора с Н. Успенским, автором рассказов из народной жизни, которые очень высоко оценил Чернышевский, Тургенев доверил только тому же Анненкову. В письме к нему в начале 1861 года писатель сообщал: «На днях здесь проехал человеконенавидец Успенский (Николай) и обедал у меня. И он счел долгом бранить Пушкина, уверяя, что Пушкин во всех своих стихотворениях только и делал, что кричал: на бой, на бой за святую Русь!» В романе это суждение принадлежит Базарову, который говорит Аркадию: «Помилуй! У него на каждой странице: на бой, на бой, за честь России!»
Иногда высказывания Базарова даже текстуально близки к работам Чернышевского и Добролюбова. Так, в главе XVI Базаров заявляет: «…изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой…» Это очевидный парафраз из нашумевшей статьи Чернышевского «Русский человек на rendez-vous» (1858): «Каждый человек – как все люди, в каждом точно то же, что и в других… Различия только потому кажутся важны, что лежат на поверхности и бросаются в глаза, а под видимым, кажущимся различием скрывается совершенное тождество…»
Порой смысл сказанного Чернышевским сокращается почти до афоризма. Базаров говорит: «Исправьте общество, и болезней не будет». За этой лаконичной фразой стоит такое рассуждение Чернышевского, который, анализируя «Губернские очерки» М.Салтыкова-Щедрина, писал: «Надобно отыскать причины, на которых основывается неприятное нам явление общественного быта, и против них обратить свою ревность. Основное правило медицины: «отстраните причину, тогда пройдет и болезнь»».
И подобные примеры можно умножить. «Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным», – промолвил Базаров» (глава X). У Чернышевского читаем: «Только то, что полезно для человека вообще, признается за истинное добро». Обращаясь к Аркадию, Базаров не без высокомерия говорит: «Наша пыль тебе глаза выест, наша грязь тебя замарает…» И здесь налицо перекличка с известным высказыванием Чернышевского: «Исторический путь – не тротуар Невского проспекта; он идет целиком через поля, то пыльные, то грязные, то через болота, то через дебри. Кто боится быть покрыт пылью и выпачкать сапоги, тот не принимайся за общественную деятельность».
Тургенев приписывает Базарову и собственную осведомленность в таких подробностях литературного процесса, которые не могли быть известны герою просто в связи со временем романного действия. Летом 1859 года Базаров замечает: «…я препакостно себя чувствую, точно начитался писем Гоголя к калужской губернаторше» (глава XXV). Подобное сравнение в устах студента-медика едва ли возможно по двум причинам. Во-первых, потому, что Базаров вряд ли бы стал особенно внимательно вчитываться в «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя. Для 1859 года книга уже неактуальна, так как опубликована она была 12 лет назад, а Базарова литературные споры десятилетней давности совершенно не интересуют.
В «Выбранных местах» Гоголь пытался объяснить, почему он не может окончить второй том «Мертвых душ», и в декларативно-публицистическом ключе излагал свои задушевные идеи. Перед написанием этой книги Гоголь, проживавший тогда за границей, просил своих друзей и знакомых, в числе которых была и А. Смирнова, жена калужского губернатора, рассказывать о наблюдениях за повседневной жизнью России, поскольку сам писатель чувствовал в это время свою отъединенность от родины.
В переписке Гоголя со Смирновой едва ли не центральное место занимают религиозно-нравственные вопросы. Гоголь наставлял свою корреспондентку, как надо делать добро, любить ближнего и т. п. Одно из своих несколько переработанных писем Гоголь намеревался ввести в корпус «Выбранных мест», но цензура сочла это неприемлемым. И только в 1860 году это письмо («Что такое губернаторша») было опубликовано в газете. Естественно, что Базаров никак не мог предвидеть публикацию этого письма – время действия в романе, как известно, относится к лету 1859 года. Так что, по справедливому замечанию П. Пустовойта, «в базаровском пренебрежении к письмам Гоголя калужской губернаторше нетрудно обнаружить отголоски того гневного пафоса, которым насыщено знаменитое письмо В. Белинского к Гоголю по поводу «Выбранных мест из переписки с друзьями». Однако Тургенев при этом не обратил внимания на явный анахронизм.
Источники, на которые опираются речи других персонажей романа, значительно прозрачнее. Они преимущественно литературного происхождения. Николай Петрович вспоминает пару строк из «Евгения Онегина». Василий Иванович Базаров щеголяет знанием античности и латыни. Заметим попутно, что и музыкальные, и живописные познания старшего поколения не выходят за пределы классического, уже ставшего в глазах «детей» устарелым образования (Шуберт, Рафаэль). Старики не заметили, что наступила смена эстетических и научных парадигм, да это и не особенно их интересует.
Базаров же, как выясняется из его отдельных реплик, знаком и с литературой, и с искусством прошлого, но относится к ним более чем иронически («таинственный незнакомец» А. Радклиф, Рафаэль, не стоящий «медного гроша» и т. п.). Да для него и искусство, и эстетика – «сапоги всмятку». Он чтит лишь науку и «ощущения». Другими словами, образ Базарова в интерпретации Тургенева есть выражение прежде всего идеологии молодого поколения, вернее, той его части, которая хотела отбросить все «старое».
Эстетические взгляды Базарова
И все же характер Базарова не исчерпывается только идеологической заданностью. Он гораздо сложнее. Базаров прежде всего живой человек, и писатель хочет понять, что им движет. Как и в предыдущих романах Тургенева, центральный персонаж, подобно сказочному герою, выдерживает три испытания: искусством, природой и любовью. В понимании писателя эти три сферы жизни определяют цену человека.
На первых же страницах романа (этот эпизод никак не может быть случайным) в тот самый момент, когда Аркадий с отцом умиротворенно созерцают картину пробуждающейся весенней природы, Базаров вторгается в их разговор с громкой просьбой прислать спичек и предлагает Аркадию сигару. И чудный день, и задушевный разговор давно не видевшихся отца и сына затмеваются «крепким и кислым запахом заматерелого табаку».
У Кирсановых, возвращаясь с реки с наловленными лягушками, Базаров для сокращения пути идет «по саду, шагая через клумбы». Ему и в голову не приходит, что при этом пострадают цветы и что хозяевам это может не понравиться. Для Базарова природа – «пустяки», «природа не храм, а мастерская…». Эстетическое чувство, столь дорогое автору романа, здесь вообще в расчет не принимается.
Только с практической точки зрения рассматривает Базаров посаженные в саду Кирсановых деревья (начало главы IX). «Он вместе с Аркадием ходил по саду и толковал ему, почему иные деревца, особенно дубки, не принялись. «Надо серебристых тополей побольше здесь сажать, да елок, да, пожалуй, липок, подбавивши чернозему. Вон беседка принялась хорошо, – прибавил он, – потому что акация да сирень – ребята добрые, ухода не требуют».
В идеологических спорах Базаров без особого труда одерживает верх над «отцами», правда, во многом благодаря спокойной уверенности в своем превосходстве над «отжившим» поколением (старику Николаю Петровичу 44 года). Но в эстетическом плане Базаров постоянно оказывается глухим. Вот размягченный воспоминаниями Николай Петрович, погруженный в свои думы, прохаживается вечером по саду, «поднимая глаза к небу, где уже роились и перемигивались звезды», и в его сердце растет «какая-то ищущая, неопределенная, печальная тревога… О, как Базаров посмеялся бы над ним, если б он узнал, что в нем тогда происходило!», потому что Николай Петрович «не в силах был расстаться с темнотой, с садом, с ощущением свежего воздуха на лице…».
