Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения
Надо отметить, что в Лейпциге диплом доктора права приносил практические выгоды. Лейбниц оказался самым юным из множества соискателей, в числе которых были и родственники деканши. Вот почему она так резко отбрила выскочку-юнца, хотя ее муж был о нем прекрасного мнения и дважды предоставлял ему возможность читать лекции с кафедры. На счастье Готфрида, диплом, выданный в маленьком городке, ценился одинаково с полученным в крупном университетском центре.
Образованное население Европы вообще отличалось большой мобильностью. Вот лишь несколько примеров. Некто Галорий, уроженец Южной Франции, учился в Базеле на врача и выучил там немецкий язык; его жена и дети оставались в Монпелье, и экзамены на бакалавра он сдавал там, часто посещая немецкую «нацию». Впоследствии он стал врачом в Кракове. Томас Шепфиус, который вместе с Феликсом Платтером приехал в Монпелье в октябре 1552 года, 5 мая следующего года уже вернулся обратно, к жене и детям, а по дороге сдал экзамен на доктора в Валансе. Впоследствии он стал городским врачом в Кольмаре (Эльзас).
Экзамены на степень бакалавра, лиценциата или доктора проходили под аккомпанемент чавканья и бульканья: претендент должен был «накрыть поляну», вернее, оборудовать «буфет» для экзаменаторов. Даже во время Великого поста угощение не отменялось, а только состояло из постных блюд и выпечки. Правда, однажды ректор университета Монпелье, пожалев и без того тощий кошелек одного будущего доктора, специально велел вставить в последний вывод его диссертации фразу, которой сопровождался сбор пожертвований в первую субботу Великого поста: «Animabus corporisque curandis» («Излечи душу и тело»), и принести только хлеб и вино — для тех, кто не сможет воздержаться от приема пищи.
В завершение испытаний на степень доктора назначался «лепешечный акт»: присутствующим раздавали лепешечки и конфеты за счет соискателя, а тот вел ученые дискуссии с другими кандидатами или бакалаврами под председательством молодого доктора. Наконец, на День святого Мартына устраивался «регентский акт» — защита шуточной диссертации под председательством нового доктора. После этого диссертант получал докторский диплом и в течение десяти лет во время общих собраний занимал место на скамье «молодых докторов», пока его не переводили в старшие.
После успешной сдачи экзаменов или защиты диссертации полагалось устроить пир («аристотелевский обед») для учителей и друзей.
В Германии экзаменаторам, пока продолжались испытания, каждый день доставляли для подкрепления сил сыр, хлеб и две-три фляги вина; самому испытуемому, однако, строго воспрещалось приносить с собой что-либо съестное или вино под страхом недопущения к экзамену. По завершении церемоний канцлеру или его представителю преподносили меру мальвазии и фунт конфет. «Аристотелевский обед» проходил под председательством декана, в присутствии ректора и докторов высших факультетов и за счет виновника торжества. Школяры, которых туда не приглашали, нападали на служителей, несших кушанья и напитки к столу или от стола в квартиры господ магистров и докторов, стараясь вырвать у них из рук блюда и фляги, мешали гостям идти на пир или, наоборот, вталкивали их в помещение, где должно было состояться угощение. В Лейпциге за день до «аристотелевского обеда» вывешивали приказ ректора школярам сидеть смирно в своих бурсах, гостям и служителям не мешать и кушаний не отнимать.
Став бакалавром медицины, Феликс Платтер устроил пирушку для земляков. В 1555 году магистр Гильельм Эдуард, став доктором, организовал целое шествие с веточками укропа и сахарными фигурками; когда его участники разошлись, виновник торжества угостил приглашенных великолепными закусками, обильно орошавшимися гипокрасом; в толпу разбросали около центнера драже. Пожалевший денег на такое мероприятие был бы не понят и обруган.
Присуждение ученых степеней медикам включало и особый ритуал: для бакалавров — схоластический, для лиценциатов — религиозный, для докторов — религиозный в Монпелье и университетский в Париже.
В Монпелье церемония проходила в актовом зале. Бакалавр приносил клятву Гиппократа и снимал с себя черную ученическую мантию. Председатель собрания произносил ритуальную фразу на латыни, под которую помощник облачал новоиспеченного бакалавра в предписанную папой Урбаном V пурпурную мантию с широкими рукавами и капюшоном с черной косицей. Это была знаменитая «мантия Рабле»: студенты-фетишисты оторвали от нее столько лоскутков на счастье, что ее пришлось шить заново в 1605,1720 и 1787 годах.
Посвящение в лиценциаты проводил сам канцлер университета. Этот сложный ритуал сложился еще в XVI веке и был должным образом регламентирован в 1556 году. Лиценциаты в сопровождении заслуженных бакалавров отправлялись приглашать на церемонию членов парламента, купеческого старшину, эшевенов[40] и прочих высших должностных лиц. К старшине и эшевенам обращались по-французски, к магистратам — на латыни.
На следующий день в семь часов утра доктора-регенты, предварительно принеся присягу, в строжайшей тайне составляли список кандидатов в порядке заслуг, соискателей приглашали в резиденцию архиепископа в ближайший понедельник. Впереди выступал обслуживающий персонал; соискатели выходили из помещения факультета и шли в сопровождении бакалавров к резиденции канцлера. Тот уже ждал вместе с регентом, в окружении докторов-регентов и представителей руководства. После переклички кандидаты, стоя на коленях и с непокрытой головой, принимали благословение и клялись всеми силами бороться с теми, кто занимается врачеванием незаконно. Председатель брал в руки квадратный колпак и, совершив крестное знамение, возлагал его на голову новоизбранного «во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа», прикасался щекой к его щеке и обнимал его.
Неофит поднимался на большую кафедру и оттуда обращался к последнему посвященному, сидевшему на малой кафедре, приглашая его к дискуссии. Председатель же дискутировал с тем, кто выступал накануне в «vesperies». Потом герой дня возносил хвалу Богу, председателю, декану, докторам и, спускаясь с вершин, на пороге факультета благодарил последующих ораторов.
В Монпелье кандидат в лиценциаты отправлялся во дворец епископа в сопровождении профессоров, студентов и нотаблей. Там он клялся перед прелатом соблюдать устав университета. После церемонии он устраивал банкет, а каждый доктор к тому же должен был получить от него свечу и марципан.
В выставленный соискателю счет также записывали четыре су за траву или солому, которыми в зависимости от времени года (летом — травой, зимой — соломой) устилали полы в храмах, где проходили все эти академические церемонии, чтобы присутствующие могли усесться с удобством.
Если лиценциат готовился стать доктором, ему предстоял «триумфальный акт». Накануне в церкви Святого Фермина звонили во все колокола. В день посвящения виновник торжества в красной шелковой мантии отправлялся вслед за скрипичным ансамблем в церковь в обществе своего «крестного» (в нашем понимании — научного руководителя) и профессоров в мантиях. После новых речей и клятвы Гиппократа ему вручали золотое кольцо — «древний символ благородства», черный колпак с красной кисточкой, золоченый пояс и собрание сочинений Учителя (Гиппократа).
Третьего марта 1555 года состоялось посвящение в доктора медицины Гильома Эроара, который вернулся в Монпелье из долгой поездки на Сицилию. Церемония в церкви Святого Фермина под руководством доктора Сапорты прошла очень торжественно, под звуки органа. Посвящаемый произнес благодарственную речь на пяти или шести языках, в том числе на немецком, хотя и не знал его. Его торжественно провели по городу под звуки флейт, прикрепив к его шапочке шелковый султан. Участники кортежа несли веточки укропа и сахарные фигурки. Потом был пир с раздачей драже, завершившийся танцами.
Томас Платтер, учившийся в Монпелье 40 лет спустя, описывает два обряда посвящения в доктора: большой и малый. Первый был гораздо торжественнее: накануне кандидат устраивал исполнение серенады оркестром из труб, флейт и скрипок для всех докторов, хирургов и аптекарей города, а в день своего триумфа объезжал город верхом под звуки труб. Разумеется, всё заканчивалось пиршеством. Для малой церемонии пира не устраивали, но расходы составляли не менее 100 франков на свечи, перчатки (их раздавали участникам действа) и драже. Иностранцы нечасто тратили столько денег на эту процедуру — разве что в расчете на получение профессорской кафедры.
Джон Локк (1632–1704), какое-то время учившийся в Монпелье, 19 марта 1676 года сделал в дневнике юмористическую запись: «Рецепт изготовления доктора медицины: процессия докторов в красных мантиях и черных шапочках; десять скрипок исполняют мелодии Люлли. Профессор садится, подает знак скрипкам, что будет говорить, чтобы они замолчали, встает, начинает свою речь с похвалы коллегам и заканчивает ее филиппикой против новшеств и кровообращения. Садится. Снова вступают скрипки. Соискатель берет слово, делает комплименты канцлеру, профессорам, Академии. Снова скрипки. Председатель берет колпак, который швейцар вносит на конце жезла (он участвовал в шествии), возлагает его на голову нового доктора, надевает ему на палец кольцо, обвивает его чресла золотой цепью и учтиво просит садиться. Всё это было для меня очень поучительно».
