Виктор Бердинских - Русская деревня. Быт и нравы
Атмосфера мягкости и сострадания, душевной жалости согревала не только людские судьбы сбирающих, но не меньше согревала жизнь подающих. Жест милости был осознанным и трепетным. Марфа Васильевна Кайсина (1913) подтверждает эту мысль: «По деревням раньше много нищих ходило, время голодное было, детей в семьях помногу было. Всегда им подавали то хлеб, то муку. Денег-то никто не давал, потому что мало было. Одеты были плохо, в лаптях, пальто холщовые, на голове шаль худенькая. В руках бодог носили и комель. С другой деревни ходили, со своей. Мама которых-то жалеет, так покормит и с собой хлеба даст. По деревням ходили, большинство собирали старики и старухи. Денег никто не платил. Что вырастишь, тем и кормишься. А бывает так, что есть совсем нечего, так и идешь собираешь по деревням. Никто не осуждал, все жалели. Грешно было прогонять нищего. Вдруг завтра тебе тоже придется ходить собирать».
Отношение к монахам, священникам, церкви тоже было неоднозначным. Существовали какие-то минимальные приличия, которые стремились соблюдать. Забвение церкви, как и чрезмерная набожность, вызывало насмешки соседей. «Семья наша была работящая, и считалось, что времени не хватает посещать церковь. Ходили молиться в храм больше по привычке. В доме висели иконы, но лампадка там никогда не горела. Отец, когда ездил в Пустоши, в церковь заходил, считал, что не зайти неудобно от людей, скажут — в магазинах бывал, а в церкви не видели» (А. Д. Коромыслова, 1903).
Прагматичность религиозности русского крестьянина сомнений не вызывает. Традиции того или иного рода жили в семье поколениями. Закладывались они очень прочно и дожили кое-где до сегодняшнего дня. Рассказывает Лукия Спиридоновна Кромкина (1901): «В семье было пять девок и брат. Родители — крестьяне. Отец ушел в монастырь конюшни строить ради спасения души. Училась до третьего класса, со второго пела на клиросе, богатства не видела, все служила богатым. Сестра поступила в просвирни, пекла на церкву. Тятя, когда помирал, всех созвал и говорит: “Всех благословляю замуж, а тебя не благословляю. Оставайся девушкой и будешь за нас хлопотать. Живи с Богом!”
Когда советская власть установилась, водили на допрос к начальнику, чтобы монастыри были советскими. Я в послушании была. Выселяли нас из келий. Я одна живу, но ходить по квартирам не люблю. Если скучно, то книгу почитаю божественную. Родители шибко верующие были, сестры приучены к Закону Божьему. Нынче характер у людей нервный, мало смиренно-мудрых людей. Всех нужно любить на свете, как самого себя. Все нации нужно любить, русская она или нет. Все люди божьи, какая бы нация ни была. Ставь себя ниже травы, тише воды — и будешь человек. По-крестьянски жили. Теперь живем как гости. Я стремлюсь к монашеству. У меня было одно церковное пение и чтение. Родители радовались, что я ближусь к Богу, а не к сатане. Вспоминаю годы детства более, чем как сейчас. Была вера, и была надежда».
Апокалиптические мотивы о близком конце света звучат сегодня в речах не смирившихся с крушением церкви стариков. В последние годы они заметно оживились. Правда, такого рода пророчеств очень немного. Но они есть. Вот одно из них: «Вот! Там написано в Библии, что на народ будет гоненье. Побежат из своих домов не знают куда. Вот. Места не найдут. Всех сгонют в город. Будет. До того доживут — всю землю перекопают до единого пласта. Ну и вот. Будут заразные мухи летать по облаку. Конской силы не будет. Будут машины. Время будет окорочено. Не будут замечать. Солнышко будет плохо смотреть. Может, это затменье. Вот. Будет там перед концом века землетрясенье местами, ураганы будут, наводненье будет. Вот! Будут болезни последнее время. В восемьдесят девятом году — на молодых. Молодые будут умирать, старики будут жить по свое время. Поняли? Что урожаи будут последнее время хорошие, на поле никого не будет народу: убираться будет некому. Подойдет, говорит, время, будет на народ гоненье страшное. Погонят матерей со своими детьми — не знают куды. Как вернутся, так и покинут. А старикам куды бежать, старики дома не покинут. Вот как. Ощо должен идти Антихрист с печатью. Будет печать на лоб садить, шестерку на праву руку. Вот. В одно время подойдет так, что останется на Земле, двух верстах, — двое, два человека, парень — девка, голос от голоса будет не слышно. Доживут. Так в Библии сказано. В реке воды не будет. Побежит, говорит, воду искать. Кто-то придет к реке, увидит, что в реке блестит вроде вода, он вернется, побежит друга звать: “Пойдем-ка, я воду нашел!” Прибежат они к реке, а там: деньги. Ведь даже напиться нечем будет. Вот чего будет.
Я все прожила. Чего и будет — страшно. Все пожнем. Все пожнем. К этому идет. Жизнь клонится. Жить мало осталось. Все» (А. Г. Шустова, 1912).
Хочется только заметить, что традиция такого рода пророчества всегда жила в крестьянской среде.
Чудо
Сознание людей не просто допускало существование чуда — оно было нацелено на чудо, требовало чудес, как засохшая от зноя почва — дождя. «Верили все в чудеса, гадали. На Пасху обновляли иконы. Было так, икона стояла старая, мутная, а после Пасхи блестела, как новенькая. Моя мама вынесла однажды икону в чулан. Она была уже старая, мутная. Через несколько лет, когда уже об этом забыли, я захожу туда, что-то искала и нашла икону совершенно новую, принесла домой, мама как увидела — так и села на лавку» (А. А. Новикова, 1909).
Необычные видения могли посетить человека лишь однажды, но память о них оставалась на всю жизнь. Человеческое сознание структурировало окружающий мир в привычных своему времени формах «И в чудеса раньше верили. Вот я в детстве, до сих пор я гадаю, что тогда со мною было? Один раз я шла в школу, мне было лет десять, наверно, или одиннадцать. И по одну секунду я потеряла сознание, идя по полю. И вдруг передо мной открылось небо — яркое-яркое небо, и, значит, из иконы какой-то монах стоит, в голубом одеянии. Я остановилась, или не помню, этого тогда я не чувствовала. Я шла по тропинке и дошла как раз до крутого оврага. И если бы я дальше шла, я бы упала в него. А вот он меня, этот монах-то с неба, остановил, значит. И когда я очнулась, открыла глаза-то, гляжу: как раз один шаг — и я бы упала. Я вот до сих пор гадаю. Или это мне показалось, или это в уме что-то такое?» (А. И. Д-ва). По детски впечатлительное сознание людей поражали словно молнией вещи для нас привычные и незаметные, но выбивавшие из обычного течения жизни. Их потом подолгу обсуждали.
«Где чё сотворит, какой несщастной случай, где пожар, дак чудом звали. Миша Иванович начальником был, утром мы коров доили, он прошел по двору. Там лошадок три было; на лошадку надел узду, хомут стал надевать, тут упал, тут и душу отдал. Это разве не чудо?
Под осень гроза большая была. Мы в деревню соседнюю ездили. Как осветило, так ровно не знаю чё. Пришли колды, а там яма была, а вокруг нее ельничек и 3 коровы мертвые лежат, одна наша схоронилась. Молния попала в елку, и убило коров-то. А мясо у телушек аж черно стало, дак ветилинар заставил закопать их, а не дал скоту скормить… Дак это тоже чудеса!» (В. О. Медведева, 1921, дер. Колбяки).
Мир был полон чудес, они подстерегали человека в его привычной жизни.
Судьба
Люди воистину жили как Бог на душу положит и несли свою земную долю (будь это даже доля нищего) с достоинством и терпением. На жизнь роптать было не принято — ее следовало принимать, какая есть. Сам человек изменить свою жизнь был не в состоянии. Будущего, как правило, поэтому не боялись и ждали от него лучшей жизни. Афанасия Александровна Машковцева (1917) и сейчас, подобно своим дедам, считает так: «Судьба Богом дана. Каждая судьба Богом дана. Плохо или хорошо жилось — не роптали, значит, то на роду написано Девушка замуж вышла, люб в дальнейшем ей будет муж иль не люб, живи, на судьбу не жалуйся и во всем повинуйся мужу своему. В основном судьбу решали в семейном кругу. Отец определял, куда тебя определить. Если родился в деревне, на земле, то и работай на ней, а уехать куда и речи быть не может. Поэтому семьи крестьянские были крепкие, сплоченные. Вот отец не отдавал на обучение, а оставил работать, говорил, что для этого много знаний не надобно».
Судьбу, человеку предназначенную, было не переломить. Н. В. Огородова (1919) хорошо помнит такой случай: «Судьба у человека разная, что написано на роду, этого нельзя изменить. Так одному парню предсказали, что когда будет у него свадьба, то утонет он в колодце. Не поверили, конечно же, люди, но колодец все же заколотили. И вот свадьба была, а он вышел на улицу, так, лежа на колодце, и умер».
Мужчины, впрочем, все же меньше поддавались мистическим переживаниям, были частенько закоренелыми прагматиками и рационалистами. Н. И. Рычков: «Жили, лишь бы поести чё. В общем, звериный образ жизни вели, полузвериный. Народ был дружный, конечно, очень помогали друг другу… Вот смысл жизни был: побольше бы лошадей у меня было, побольше бы хлеба вырастить, да чтоб хватило, да не заболели бы… Раньше високосна года боялись: ой, Високос, Касьян немилостивый, на кого посмотрит: на людей ли, на скота ли, на урожай ли…».
