ДЖОРДЖО ВАЗАРИ - ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ
Так как в 1547 году умер фра Бастьяно дель Пьомбо, венецианец, и так как папа Павел собирался восстанавливать для своего дворца упоминавшиеся древние статуи, Микеланджело охотно стал покровительствовать миланскому скульптору Гульельмо делла Порта, юноше, подававшему надежды, которого направил к Микеланджело вышеназванный фра Бастьяно. Так как его работы нравились Микеланджело, он представил его папе для приведения в порядок названных статуй, и дело пошло так хорошо, что по настояниям Микеланджело ему была передана и должность дель Пьомбо. Гульельмо восстановил статуи в таком виде, каковы они и теперь во дворце, но присоединился позднее к врагам Микеланджело, позабыв об его благодеяниях.
В 1549 году приключилась смерть Павла III, и после того как папой был избран Юлий III, кардинал Фарнезе распорядился, чтобы руками фра Гульельмо была создана большая гробница его родича, папы Павла; фра Гульельмо задумал поставить ее в Сан Пьетро под первой аркой нового храма, той, что под куполом, но это нарушало план всей церкви, да и гробница была действительно не на месте; а так как Микеланджело дал разумный отзыв, что она не могла и не должна была там стоять, монах возненавидел его, считая, что он поступает так из зависти. Однако позднее он прекрасно понял, что тот был прав и что сплоховал он и, имея для этого возможности, гробницы не закончил, как будет об этом сказано в другом месте. И я это подтверждаю, так как в 1550 году я приехал по приказу Юлия III в Рим на папскую службу и с удовольствием, чтобы угодить и Микеланджело, принял участие в совещании по этому поводу, на котором Микеланджело советовал поставить гробницу в одну из ниш, туда, где теперь колонна одержимых, ибо там ее место, я же старался склонить Юлия III к решению поставить в соответствии с этой гробницей в другую нишу собственную свою гробницу, в таком же роде, как и у папы Павла; монах против этого возражал, вследствие чего он свою так и не закончил, гробница же другого первосвященника не была начата, и все это предсказал Микеланджело.
В том же году папа Юлий занялся сооружением в церкви Сан Пьетро а Монторио мраморной капеллы с двумя надгробиями для своего дяди Антонио, кардинала де'Монти, и для мессера Фабиано, деда папы и первооснователя величия знаменитого этого семейства. После того как рисунки и модели капеллы сделал Вазари, папа Юлий, который всегда высоко ставил талант Микеланджело и любил и Вазари, пожелал, чтобы они друг с другом договорились о цене. Вазари же умолил папу, чтобы Микеланджело возглавил это дело; и в то время как Вазари предлагал поручить резные работы Симону Моске, а статуи Рафаэлю Монтелупо, Микеланджело со своей стороны советовал не делать там резной листвы, тем более на обломках каменной кладки, так как, по его мнению, там, где мраморные фигуры, ничего другого быть не должно. Вазари усомнился в этом, опасаясь, как бы работа не вышла слишком бедной; в действительности же позднее, когда он увидел ее законченной, он признался, что тот был прав, и даже очень. Микеланджело не хотел, чтобы Монтелупо делал статуи, убедившись, насколько он сплоховал, когда делал статуи для гробницы Юлия II, и скорее пошел на то, чтобы заказ был передан Бартоломео Амманати, которого предложил Вазари, хотя Буонарроти и был особенно восстановлен против Амманати и Нанни ди Баччо Биджи по пустяковой, впрочем, причине: действительно, в юности, побуждаемый больше любовью к искусству, чем желанием его обидеть, они, проникнув к нему в дом, очень ловко похитили у Антонио Мини, ученика Микеланджело, немало листов с рисунками, которые позднее через суд при правительственной Восьмерке были ему полностью возвращены, да и сам он через своего друга мессера Джованни Норкьяти, каноника Сан Лоренцо, передал, что другого наказания и не требует.
Когда Микеланджело рассказал об этом Вазари, тот, смеясь, заметил, что, по его мнению, они не заслужили никакого порицания и что и он, если бы смог, не только похитил бы у него кое-какие рисунки, но отнял бы у него все, что сумел бы получить из выполненного им собственноручно, с единственной целью научиться искусству, так как вообще следует поощрять тех, кого тянет к мастерству, и даже вознаградить их; ведь не следует же поступать с ними так же, как с теми, кто ворует деньги, имущество и другие ценные предметы. Так дело было обращено в шутку.
Вследствие всего этого приступили к работе в Монторио, и в том же году Вазари и Амманати занимались перевозкой из Каррары в Рим мрамора для названных работ. В это время Вазари виделся с Микеланджело ежедневно, и в одно прекрасное утро папа, из любви к ним, распорядился, чтобы оба они, объезжая верхом семь церквей, получили, поскольку год был святым, отпущение грехов вдвойне; и вот, объезжая их, они на пути от одной церкви к другой вели множество полезных и прекрасных, к тому же подробных разговоров об искусстве, так что Вазари изложил их в диалоге, который при лучших обстоятельствах будет выпущен в свет вместе с другими, касающимися до искусства, вещами.
В том же году папа Юлий III подтвердил именной указ папы Павла III касательно строительства Сан Пьетро. И хотя о строительстве Сан Пьетро заправилы сангалловской своры наговорили ему много дурного, папа этот не хотел в то время ничего слышать, так как Вазари доказал ему (и это было справедливо), что Микеланджело вдохнул жизнь в эту постройку, и добился у Его Святейшества, что тот не сделает ничего, относящегося к ее проекту, без совета Микеланджело, с которым папа всегда впредь и считался; да на вилле Юлия ничего он не делал, не посоветовавшись с ним; равным образом и в Бельведере, где была перестроена лестница, существующая и ныне на месте полукруглой, выступавшей вперед, поднимавшейся на восемь ступеней и еще на восемь загибавшейся вовнутрь, той самой, которую в большой нише, что посреди Бельведера, выстроил еще Браманте. По рисунку же Микеланджело там была устроена лестница очень красивая, прямая, с перилами из пеперина. В том году Вазари закончил печатание сочинения с жизнеописаниями флорентийских живописцев, скульпторов и зодчих, куда из еще живущих, даже самых старых, он включил жизнь одного лишь Микеланджело, которому и поднес свое сочинение, и тот его принял с большой радостью, ибо воспоминания о многих вещах Вазари внес туда с его слов, как художника старшего и более рассудительного; и не прошло много времени, как Микеланджело, прочитав сочинение, прислал ему свой собственный сонет, который мне тут же хочется привести на память об оказанных им мне любезностях:
И карандаш, и краски уравнялиС благой природой ваше мастерствоИ так высоко вознесли его,Что в ней красы еще прекрасней стали.Ученого рукой теперь нам далиВы новый плод усердья своегоИ, не презрев из славных никого,Нам многих жизней повесть начертали.
Напрасно век, с природой в состязанье, Прекрасное творит, – оно идет К небытию в урочный час отлива; Но вы вернули вновь воспоминанье О поглощенных смертию – и вот, Ей вопреки, оно навеки живо.
Вазари уехал во Флоренцию, оставив на Микеланджело заботы о начале строительства в Монторио. В то время консулом флорентийской нации был мессер Биндо Альтовити, большой друг Вазари, который на этом основании сказал ему, что хорошо было бы перенести эти работы в церковь Сан Джованни де'Фьорентини и что он об этом уже говорил с Микеланджело, одобрившим это предложение, и что послужило бы поводом закончить строительство названной церкви. Предложение это понравилось мессеру Биндо, и так как он был весьма близок с папой, он начал его горячо уговаривать, доказывая, насколько лучше было бы соорудить в церкви Сан Джованни де'Фьорентини гробницы и капеллу, которые Его Святейшество заказал для Монторио; к этому он добавлял, что это послужило бы причиной, поводом и побуждением для флорентийской нации принять на себя расходы, необходимые для завершения церкви, а если Его Святейшество соорудит главную капеллу, купцы построят еще шесть капелл, а затем мало-помалу и все остальное. Вследствие чего папа изменил свои намерения и, хотя модель была сделана и цена установлена, отправился в Монторио и послал за Микеланджело, которому Вазари писал каждый день и получал от него ответы по ходу этих дел. Так, об изменении папой решения Микеланджело написал Вазари 1 августа 1550 года, и таковы слова, написанные его рукой:
«Мессер Джорджо, дорогой мой. Зная, что Вы получаете сообщения от находящегося здесь Вашего человека, я не писал Вам ничего по поводу новых фундаментов в Сан Пьетро а Монторио, о том, что папа не пожелал в это вникать. Теперь же могу рассказать Вам следующее, а именно, что вчера утром, отправляясь в названный Монторио, папа послал за мной. Я встретил его на мосту, когда он уже возвращался, и долго с ним беседовал о заказанных гробницах. В конце концов, он заявил мне, что решил поместить названные гробницы не на этом холме, а в церкви флорентинцев. Он попросил меня подготовить мне об этом мнение и рисунок, и я всячески его в этом поддержал, полагая, что таким путем названная церковь будет достроена. Что касается полученных от Вас трех посланий, у меня нет пера для ответа на такие высокие слова. Но если бы мне было дорого быть хотя бы отчасти таким, каким Вы меня изображаете, то это мне было бы дорого только ради того, чтобы у Вас был слуга, чего-то стоящий. Однако я не удивляюсь, поскольку Вы – воскреситель мертвых, ибо Вы удлиняете жизнь живым и обрекаете живших дурно на смерть бесконечную. Без дальних слов я весь, как есть, Ваш
