Шапи Казиев - Повседневная жизнь восточного гарема
Томящиеся в сералях прелестницы старались не упустить ни одной возможности, чтобы совершить прогулки за стенами гарема. Это вносило в их жизнь разнообразие и сулило приключения.
«В большей части случаев они служат предлогом для заранее условленных встреч, для свиданий и всевозможных интриг, — писал Осман-бей. — Эти дамы до того привыкли к подобному препровождению времени, что часто они и выезжают только с целью подразнить гуляющих и заставить их делать тысячи глупостей. Они находят это более занимательным, чем сидеть взаперти в серале; что, впрочем, совершенно понятно.
Так, например, увидев какого-нибудь молодого человека, проходящего мимо их экипажа, они начинают делать ему знаки, гримасы и тем увлекают его за экипажем и заставляют бегать целые часы, а потом вдруг приказывают лакею прогнать его или уезжают галопом.
Но точно так же, когда они хотят, они не боятся передавать и получать платки, конфеты и даже любовные записки.
Что же касается лакеев и дворцовых надзирателей, то эти люди часто бывают принуждены играть самую печальную роль, потому что трудно ладить с женщинами, ищущими приключений, и теми, которые гоняются за ними. Ловкие из них успевают устроиться полюбовно с обеими партиями и забирают в карманы все, что им дают для того, чтобы они смотрели сквозь пальцы. Впрочем, если бы даже они и хотели действовать, то не могли бы, потому что женщины всегда могут пожаловаться и выбрать себе кого-нибудь более сговорчивого».
По примеру своих хозяек рабыни гарема, отправляясь в экипажах по какому-либо поручению, находили время и на то, чтобы позабавиться, дразня молодых людей:
«Однажды, когда нас четверо поехало в одной карете, мы увидели, что двое пашей, еще молодых, приблизились к нам, — передает их рассказ Мелек-ханум. — Они рассмотрели наши черты лица через яшмак и приблизились к дверцам нашего экипажа. Они спросили знаками, не желаем ли мы фруктов; мы ответили утвердительно. Предложив нам освежиться, они угостили нас музыкой и затем предложили нам по маленькому кошельку с золотом, которые мы и приняли. Ободренные успехом, они отправились за нами, чтобы узнать, где мы живем и кто мы. Каково же было их удивление, когда они увидели, что наш экипаж направляется ко дворцу и останавливается перед большими воротами гарема. Бедняги, казалось, были совершенно уничтожены от досады. Для того чтобы над ними посмеяться, мы махали им руками в знак прощания».
Пороки
Для женских пороков в сералях была самая благодатная почва.
«Они окружены роскошью и блеском, но в единственной радости, для которой они, казалось бы, были созданы, — в любви им отказано, — писал Джордж Дорис. — Это лишение, самое жестокое из всех возможных лишений для восточной женщины, этот придирчивый, постоянный унизительный надсмотр, сопровождающий их даже в заточении, эта атмосфера вялости и лени, в которой угасает их жизнь, — все это повергает их в особое состояние души. В отсутствие повелителя, одно имя которого заставляет их трепетать, они нервны, раздражительны, капризны и порочны.
…Это монотонное, праздное и нездоровое существование часто толкает их к противоестественным порокам: многие из них предаются сапфизму — преступлению, строго наказуемому в серале. Иногда их греховная любовь остается платонической, но из опасения, что она перерастет в бурную страсть, подозрительные пары разлучают.
…Часто случается, что евнухи вносят еще больший беспорядок поддержкой той или иной стороны в этих ссорах, проникаясь к какой-нибудь из этих прекрасных женщин безнадежной страстью, которую из сострадания, из-за собственной порочности или по любви — кто знает? — не одна из невольных полудевственниц Йилдыза позволила, насколько это было возможно, удовлетворить. Однако не всегда добровольно отдаются они ласкам евнухов, ибо часто последние выискивают свои жертвы среди тех девушек, которые, будучи представлены повелителю, оказываются им отвергнуты: перенесенное оскорбление делает их объектом издевательств как со стороны остальных женщин, так и со стороны евнухов.
Догадывается ли Абдул-Хамид об этих попытках измены? Не чрезмерная ли ревнивость нрава заставила его запретить впускать в свой гарем собак, даже кастрированных? По крайней мере известно, что на просьбу одной из своих фавориток позволить ей иметь гаванского бишона он ответил мягким отказом, сославшись на опасность бешенства. Чтобы утешить молодую женщину, он галантно предложил ей в подарок бриллиантовую диадему».
Наказания
Время от времени в гаремах происходила полная ревизия. Лица, замеченные в явных нарушениях, понижались в должности, получали взыскания или отставку. На смену им приходили новые особы, успевшие себя хорошо зарекомендовать. После всеобщего переполоха прежние союзы распадались, и все на время успокаивалось. Затем образовывались новые партии с новыми предпочтениями, и все начиналось сначала.
В такие «революционные» периоды дисциплина в гареме налаживалась, но ненадолго. Даже авторитета валиде-султан или угроз главного евнуха было недостаточно, чтобы усмирить страсти, которые подспудно кипели, как лава в притихшем на время вулкане.
Для поддержания хотя бы видимости порядка устраивались показательные репрессии. Приговоры приводили в исполнение евнухи.
Наказания варьировались от заключения на гаремную «гауптвахту» на определенный срок или назначения на черные работы до битья палкой по пяткам или полосования кнутом.
Иногда непокорных одалисок отправляли на «перевоспитание» к работорговцам.
«Абдулла был мавр из Марокко и с давних пор вел свою коммерцию в Константинополе, — писал Осман-бей. — …Но репутацию свою он составил благодаря тонкому такту, с которым умел обращаться со своим товаром, и в особенности свойственной ему одному способностью укрощать строптивых рабов. Когда в каком-нибудь гареме не знали, как справиться с своенравной невольницей, то ее отдавали на выучку к Абдулле, который мастерски обуздывал ее нрав и из рук его она выходила шелковая. В обыкновенных случаях неповиновения Гаджи-Абдулла наказывал строптивых на месте, но если дело шло об исправлении закоренелых пороков, то Абдулла брал пациентку к себе на дом, где имел всевозможные лекарства против хронических душевных недугов, вроде подпольных ям, инструментов для пытки и т. д. Одна из наших невольниц, прошедшая школу Абдуллы, не могла вспоминать о нем без содрогания. „Если б вы знали, — твердила она нам частенько, — что за злодей этот Абдулла. Он уже многих отправил на тот свет и хотел сделать то же самое со мною“. Выражение, которое принимало при этом лицо несчастной женщины, давало понять, каков был с нею Абдулла».
Более суровые приговоры сулили расставание с жизнью самыми ужасными способами — удушением, утоплением, отравлением и проч.
Некоторые дамы приказывали подкупленным евнухам приводить понравившихся им молодых людей, с которыми предавались оргиям. Сразу же после свидания они, по примеру Клеопатры, умерщвляли своих любовников.
Позаботиться о том, чтобы гости унесли свои тайны в могилу, и скрыть следы преступных связей поручалось все тем же евнухам.
«Принцесса была женщина с сильными страстями и притом — жестокого характера, — пишет Мелек-ханум о сестре султана. …Рассказывают, что она для своего развлечения собирала около себя до десяти молодых греков, совершенно обритых и разрисованных, заставляя их танцевать в женских костюмах. Когда до султана доходили слухи о развлечениях его сестры с этими танцорами, он приказывал казнить их, и это нисколько не печалило принцессу.
…Однажды, прогуливаясь в окрестностях столицы, она увидала молодого крестьянина привлекательной наружности и пригласила его прийти во дворец с цветами и растениями. После того как он раз попал туда, никто более не видел его: несчастный юноша после удовлетворения страсти этой прихотливой и жестокой женщины был убит по ее приказанию».
В комментариях к роману «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй» читаем: «Вначале она была наложницей письмоводителя Ляна, который приходился зятем императорскому наставнику Цаю. Жена у Ляна была до того ревнива, что убивала служанок и наложниц и закапывала их у себя в саду».
Роберт ван Гулик описывает нравы, царившие в Китае во времена династии Хань:
«Родственники императора Цзин-ди (156–140 гг. до н. э.) были по большей части выродками и садистами, они вступали в кровосмесительные отношения со своими сестрами и другими родственницами и также распутничали с любой замужней женщиной, которая им понравилась. Их супруги и наложницы часто вели себя не многим лучше. В главе 53 „Истории династии Хань“ нарисована мрачная картина сексуальной жизни при дворах этих князей.
