Человек читающий. Значение книги для нашего существования - Хисген Рюд
«Новое чтение» окажет большое влияние на наше мышление, нашу идентичность, наше образование и наше общество. Государственные инстанции, те, кто отвечает за образование, школьные учителя и преподаватели вузов — все они должны отдавать себе отчет в возникновении «экранной культуры». Только тогда мы сможем ответить на вызовы будущего.
В книге «Средство коммуникации как массаж»{3} (1967) философ Маршалл Маклюэн (1911–1980) пишет о том, что мы даже представить себе не можем, каковы масштабы происходящей у нас на глазах «электрической» революции, — в первую очередь в связи с распространением телевидения. Чтобы показать опасность этой революции для всего мира, он даже придумал неологизм worldpool — «мировой водоворот» — составленное из слова world «мир» и второй части слова whirlpool «водоворот». В наши дни наблюдается настоящий «мировой водоворот» информации, где место телевидения заняли экраны цифровых устройств. Теперь именно они, являясь вездесущим средством коммуникации, воздействуют на наше мышление. Благодаря своей вездесущности и вытекающей из нее, как ни парадоксально, незаметности это средство массовой информации влияет на наш мозг с небывалой силой. Но, как и в случае любой технической революции, непредвиденные побочные эффекты могут оказаться важнее, чем основной, запланированный эффект. Именно оттого, что они побочные и что мы о них не подумали заранее, мы почти не замечаем их воздействия на нас.
Единственный путь к тому, чтобы научиться хоть как-то держать цифровую революцию под контролем, — это понять ее механизм. Маклюэн пишет:
Благодаря способности посмотреть на свое бедственное положение со стороны моряк из рассказа Эдгара Аллана По «Низвержение в Мальстрём» сумел разобраться в том, как работает водоворот, и ему удалось спастись. Мы можем использовать эту стратегию, чтобы разобраться в нашем бедственном положе-нии, в механизмах действия нашего электронного водоворота[2].
Разобраться в нынешнем бедственном положении и предотвратить беду: ради этого мы написали нашу книгу.
В книге мы много будем говорить о письменности и о самом процессе письма. Если чтение и письмо суть действия зеркальные, то письменность и есть само зеркало. История письменности — это в первую очередь история технологий: история длинного ряда технических усовершенствований и новшеств. От пиктограммы к алфавиту, от глиняных дощечек к компьютерному экрану. А вот история чтения принадлежит к сфере общественного развития. Мы вовсе не хотим сказать, что технологии здесь не играют роли, напротив. Как мы увидим, именно свойства, присущие разным технологиям фиксации текстов, и оказывают воздействие на жизнь общества. Социальные последствия каждой такой технологической смены представляют для нас главный интерес в данном исследовании.
Эти последствия взаимосвязаны с разветвленной и постоянно видоизменяющейся системой институтов и поведенческих привычек, а также с общепринятыми нормами и ценностями, проистекающими из способов письма. Влияние данной системы на роль чтения в повседневной жизни мы решили описать другим способом. Это-то и есть самое трудное в стоящей перед нами задаче. Именно потому, что взаимосвязь между технологией письма и характером данной системы не самоочевидна, мы решили сосредоточить внимание не на истории письменности, а на социальной истории чтения, на том, как чтение меняет человека и человечество.
Когда в античном мире достаточно широкий круг людей научился записывать тексты, началась первая научная революция[3]. Язык, зафиксированный в текстах, сработал как рычаг, разом поднявший наш интеллект. Вскоре после изобретения книгопечатания с помощью свинцовых литер произошла вторая научная революция[4]. Благодаря распространению письменности, а позднее и книгопечатания мы стали очень точно фиксировать собранные нами знания и представления о мире, а также о нашем месте в нем. Накопление и хранение знаний расширяет и укрепляет тот фундамент, на котором следующее поколение может строить здание своей науки. После письменности и книгопечатания настал черед цифровых технологий. Они принесли с собой очередное гигантское разрастание объема сохраняемых знаний. Но есть существенное различие: сегодня мы не можем говорить о фиксации знаний. Во всемирном водовороте противоречащих друг другу фактов и мнений все непрерывно течет и изменяется, здесь не существует никакой иерархии, нам не за что ухватиться. От человека требуется большое интеллектуальное усилие, чтобы не утонуть в этом водовороте из текстов, находящихся в текучем изменяющемся состоянии.
Перемещаясь туда-сюда между миром бумажных текстов и информацией в интернете, мы вдруг останавливаемся перед книжным шкафом. Слушая музыку, льющуюся к нам в комнату из компьютера, мы задаемся вопросом, почему от всех пластинок, кассет и дисков мы давным-давно избавились, а книги так и стоят у нас на полках. Зачем нам эти тонны бумаги, занимающие столько места, и долго ли мы собираемся их хранить? Если мы завтра же их выкинем и в комнате станет больше места и меньше пыли, заживем ли мы тогда другой жизнью, станем ли другими людьми? Будем ли скучать по нашим старым пыльным друзьям? Если у нас не останется книжного шкафа, то, может быть, что-то сотрется из нашей памяти — или же мы просто-напросто обзаведемся, так сказать, электронным книжным шкафом, еще более вместительным? Приведет ли изменение способа чтения к изменениям в нашем мышлении? Имеет ли значение, по каким буквам скользит наш взгляд: по буквам на бумаге или на экране? Ведь чтение в любом случае остается чтением?
Хотя в наше время мы можем сделать почти все на свете с помощью компьютера, для многих людей, выросших с книгами, расстаться с книжным шкафом — слишком решительный шаг. «Расставание — маленькая смерть», поэтому мы предпочитаем не спешить. Несмотря на достижения в цифровом мире, о важности бумажных книг, книжных магазинов и библиотек для нашего общества можно судить по краткой эйфории, царившей после отмены локдауна из-за коронавируса 28 апреля 2021 года. На следующее утро поэт и прозаик Марике Лукас Рейневелд разместил твит со всевозможными сердечками: «Я написал оду матросам книжного моря, героям книготорговли. Вчера снова открылись книжные магазины!» Стихотворение воспевает процесс чтения как чудо. Голландцы, которые по-прежнему любят читать бумажные кни-ги, хотя все остальное уже давно делают на своих смартфонах, пришли в восторг от такой прекрасной новости.
Ненадолго, совсем ненадолго, смолкли озабоченные голоса, годами твердившие о падении интереса к чтению, утрате навыков чтения и малограмотности среди молодежи, о снижении числа покупателей в книжных магазинах и читателей в библиотеках, а также о плачевной ситуации с обучением чтению в школах. Голландцы ненадолго вспомнили о том, какое это волшебное ощущение — бродить по морскому берегу, «собирая принесенные волнами истории», как сформулировал Рейневелд. Но через несколько недель народ забыл о горестях короны и с излишним простодушием решил, что вернулась нормальная жизнь, так что ощущение магии чтения снова сошло на нет.
Когда-то, примерно 6000 лет назад, наши предки изобрели систему фиксации информации. Началось все с права собственности, договоров купли-продажи и сбора налогов, но очень быстро оказалось, что эта система пригодна также для множества других, куда более изысканных целей. Она разрослась и стала средством сохранения мифов и рассказов об исторических событиях, а также способом кодификации законов. На протяжении тысячелетий этот могущественный инструмент оставался в руках немногих посвященных — владеющей грамотой элиты.
В нашем компьютеризированном обществе умение писать перестало быть чем-то магическим. Грамотность стала всеобщей, оттого бросаются в глаза только те случаи, когда кто-то не умеет читать и писать, оттого что плохо учился в школе и забыл все за ненадобностью или из-за нарушений интеллекта. Да это и неудивительно, что безграмотность бросается в глаза. Ведь умением читать овладевают абсолютно все, причем в таком раннем возрасте, что взрослыми мы уже не задумываемся о том, к какому поразительному явлению мы на самом деле причастны. Мы все читаем и пишем, чем дальше — тем больше.
