Коллектив авторов - Гуманитарное знание и вызовы времени
Вместе с тем в этом процессе индивид воспринимает себя в качестве демиурга истинной самости, несущей в себе высший смысл, позволяющий абстрагироваться от инородных по отношению к нему влияний. Самость оказывается в плену теоретического постижения высшего смысла. Коль скоро индивид способен сам определять для себя высший смысл, он обретает право независимости от общих смыслов как «предрассудков». Это право независимости индивида возникает в определенных цивилизационных условиях свободного предпринимательства. Оно воспринимается как истина бытия свободной личности, а значит, как действительность жизни человека как человека разумного.
Это – реальная концептуальная почва абсолютизации индивидуальной свободы, независимости от официально установленных догматов церковной веры и идеологии государства. И в этом случае право независимости понимается как исходное право, не требующее каких-либо установлений церковной или государственной власти. Это значит, что имплицитно возникает «внутреннее право» человека, которое может быть базисным правом, даже если оно не осознается конкретным индивидом.
Эта ситуация может порождать личный внутренний энтузиазм, который воздействует на философский взгляд, обусловливающий восприятие субъективности как объективности. В этом личном энтузиазме заключается потенциальная возможность рождения массовых форм своевольного самоутверждения. Каждый утверждает свое право быть философом. Философ может воспринимать истину мира как результат его интеллектуального построения, исходя из своего внутреннего единого центра, направляющего активность. Этот центр образует самость как открытую исходную истину бытия. Каждый индивид, обладающий самосознанием, формулирует для себя исходную истину жизни. Эта истина открыта для него и может быть сокрыта для всех других. Это – трансцендентальная истина, не имеющая эмпирического эквивалента в чувственной форме и вместе с тем определяющая генеральную направленность чувств и реальной жизнедеятельности.
Иммануил Кант философски определил это внутреннее исходное начало как «трансцендентальное единство апперцепции», которое можно рассматривать как базисное в построении истинного мира субъекта. С этой точки зрения можно представить самость (self) как направленную активность. Артур Мельник в своей монографии «Кантовская теория самости»[164] доказывает, что мысль находится в начальном, несформированном, неструктурированном состоянии до тех пор, пока мыслящая самость, как интеллектуальное направляющее действие, не вводит ее в фокус и «комбинирует» вокруг нее серии относящихся к ней, но находящихся вне ее фокуса мыслей, готовых заменить основную фокусную мысль, если это необходимо.
Апар Кумар (Оксфорд-колледж Университета Эмори), комментируя эту точку зрения Артура Мельника, отмечает, что идентичность самости может подтверждаться в том случае, если она рассматривается как сохраняющаяся во времени. Персональная идентичность – это продолжающаяся идентичность, конструируемая как «тонкая» способность исполнения условий действия. Очевидно, однако, что если самость совпадает с трансцендентальной истиной индивида, которая сокрыта от другого и не имеет реального эмпирического эквивалента, то она не поддается фактическому научному исследованию.
Кроме того, если содержание самости совпадает с индивидуальной трансцендентальной истиной, то как возможны обобщения в этой области знания? Трансцендентальное сознание – во времени, поскольку оно не связано с телесными изменениями, не может находить свое выражение в телесном конструировании человеком самого себя. Самость оказывается тайной. Как раскрывается эта тайна?
Кумар критически относится к предложенной Мельником концепции, согласно которой сущность личности может быть раскрыта через дилемму активности – способности. Поскольку личность активна не всегда (например, она не активна во время сна), то личность должна определяться через способность, т. е. через психологический континуум конкретных ментальных и иных качеств человека[165]. Самость, как представляется, обретает действительность, если она отождествляется с реальной направленностью активности и с константными качествами способностей человека. Но в этом случае для выявления сущности самости необходима совсем другая методология, не совпадающая с философскими принципами трансцендентального идеализма.
Джон Дьюи о самости и самопонимании: концепция индекса эгоцентризма
Направленность активности и константные способности человека можно рассматривать как феноменологические прояснения самости: самость является интегральной формой жизнедеятельности личности.
Методологическая проблема заключается в возможности выявить в многообразии повседневных действий и плюрализме проявлений способности «общего знаменателя», который и является выражением сущности самости. Как представляется, сущность самости проявляется в «судьбоносных» способностях личности. Так, например, хореографические способности Галины Улановой формируют ее действия и судьбу как балерины. И они определяют в конечном счете ее самость. В этом случае способность – это потенция самости, тогда как направленность активности – это материализация самости. В своем эмпирическом воплощении самость предстает как действительность. Если самость – это реализация индивидуальных способностей, личного таланта, то тогда она имеет индивидуальный, а не универсальный смысл. Но в таком случае социальные оценки самости в соответствии с общим критерием становятся невозможными.
Однако полная действительность самости складывается из «видимой» и «невидимой» частей. Их сложение и дает целое самости. Рождение целого самости и ее понимание и составляют проблему, требующую своего теоретического разрешения. Что лежит в основании целости самости и как она рождается?
Самость, как способность и активность, может фиксироваться эмпирически не только мной самим как наблюдателем, но и всеми другими. И в этом смысле знание самости можно считать объективным.
Оценка «невидимой» части самости становится основанием определения ее подлинной сущности. Здесь возникает вопрос: является ли конкретный носитель самости реализацией общего блага, т. е. добра, или, напротив, зла? Вокруг индивидов, особенно выдающихся личностей, возникают споры, которые в конечном счете складываются в дихотомии – pro et contra.
Рождение дихотомии самости имеет определенные исторические корни.
Исторические истоки универсалий самости: эпоха Возрождения и Реформации
Наиболее отчетливо взаимоисключающие толкования сущности самости возникают в эпоху Возрождения и Реформации.
Эпоха Возрождения и Реформации, тесно связанная с отходом от практики и установок католической церкви, поставила перед философами проблему самости по преимуществу как нравственную. Исторической практике католицизма, связанной с нарушением нравственных оснований в высших эшелонах церковной иерархии, продажей индульгенций, нарушением тайны исповеди, противопоставлялась философия как универсальная религия разума. Универсальная религия разума рождалась из правильного познания самого себя, своей истинной сущности, соответствующей общей природе человека.
Здесь и вставал вопрос: каким должен быть «истинный человек?» Характерны в этом отношении позиции друга Монтеня, французского философа и проповедника Пьера Шаррона. Он полагал, что самое прекрасное и полезное намерение – это изучать и познавать себя. Познав свою моральную неустойчивость, человек обращается к нравственности, к которой его призывают природа и разум. Основное ее понятие – это безусловная честность (prud’homie), которая всегда верна себе и постоянна, независимо ни от каких обстоятельств.
Безусловная честность как константа личности основана на том, что в нас природой заложены справедливость и универсальный разум – сущностный закон и свет.
Вильгельм Дильтей, оценивая времена Возрождения и Реформации, считал, что между 1600 и 1625 гг. наступает плодотворная эпоха. Работы Пьера Шаррона, труды Фрэнсиса Бэкона, Герберта Чербери, Гуго Гроция – все они характеризуются независимым изображением морального мира, несущего свет справедливости и универсального разума[166]. Эти понятия, выражающие сущность самости, являются понятиями ЖИЗНИ, а не категориями трансцендентального мышления. Поэтому их нельзя отождествлять с логическими и математическими аксиомами.
