Петр Попов - Погоня за призраком: Опыт режиссерского анализа трагедии Шекспира "Гамлет"
Гораздо интереснее то, что происходит до поединка и во время его с людьми.
Вот в зал ввалилось все окружение Клавдия, – все эти озрики, вольтиманды, офицеры. Нет только священника, он не принимает участия в подобных «безобразиях». Почему-то первая реплика у Клавдия:
– Стой, Гамлет. Дай соединю вам руки.
– Что произошло? Почему король останавливает племянника? Почему от короля исходит инициатива примирения противников, будто Гамлет не хочет мириться с Лаэртом? Но ведь мы могли убедиться, что таково было его собственное желание, Шекспир не случайно подчеркнул это. Так что же, выходит, сейчас, когда настало время выполнить благое намерение, Гамлет от него отступился? – Не думаю. Поэтому мы прочли происшедшее следующим образом:
– Когда в зал вошел Лаэрт, Гамлет направился к нему с протянутой рукой. Лаэрт не принял этого предложения мириться, отвернулся. Ему сейчас и так нелегко: он не может не понимать, что предстоящий поединок – по сути подлое убийство, которое должен совершить именно он, Лаэрт, не сделавший в жизни до сих пор ничего такого, за что ему пришлось бы краснеть. А тут еще беззащитная жертва лезет со своими рукопожатиями... Поневоле забудешь и ненависть, и праведный гнев, и все свои намерения.
Увидев нежелание Лаэрта мириться, Гамлет не может среагировать иначе, как повернувшись, чтобы отойти от него. Для Клавдия же такой оборот дела грозит провалом всей задуманной операции: вдруг принц откажется драться из-за «неспортивного» поведения противника? Обращаться сейчас к Лаэрту глупо и опасно: тот и так вот-вот взорвется. Поэтому надо попробовать создать хоть видимость примирения, чтобы у принца не было повода отказаться от поединка:
– Стой, Гамлет. Дай соединю вам руки.
Клавдий берет Гамлета за руку, возвращает его к Лаэрту, почти насильно соединяет их руки и быстро отходит: все, можно начинать, формальности соблюдены.
Но тут Гамлет совершает новый поступок, никак не входивший в планы его противников. Он просит у Лаэрта прощения. Это событие для Эльсинора из ряда вон выходящее! Кто из членов королевской семьи когда просил здесь у другого прощения за нанесенную обиду? Кто признавал свою неправоту?
Поведение Гамлета перед состязанием вполне соответствует обретенному смирению. Он покаянно просит прощения у Лаэрта и, думается, не очень даже кривит душой, приписывая свои прошлые злодеяния болезни. Очень выразительно переведено Морозовым:
– Когда Гамлет сам с собой в разладе, когда он сам не свой и при этом причиняет зло Лаэрту, это делает не Гамлет. Гамлет отрекается от этого. Кто же делает это? Его безумие. Если так, значит Гамлет сам принадлежит к обиженным. Безумие – враг бедного Гамлета.
Действительно, речь здесь идет не о том напускном сумасшествии, симулируя которое принц осуществлял свой план разоблачения Клавдия. Сейчас безумием представляется ему все происшедшее с ним, о чем он заявляет здесь «во всеуслышанье»:
– Прошу во всеуслышанье, при всех,
Сложить с меня упрек в предумышленьи.
Пусть знают все: я не желал вам зла.
Ошибкой я пустил стрелу над домом
И ранил брата. –
– Эти слова можно расценить, как официальное заявление.
Наступила тишина. Сейчас, конечно, Гертруда, имей она что-либо против сына, могла бы уличить его: не он ли признавался ей, что «Гамлет вовсе не сошел с ума, а притворяется с какой-то целью». Но королева теперь – надежный союзник принца, он это уже понял и уверен, что мать не подведет его.
Королева молчит, молчит и двор, не зная как реагировать на поступок принца. Молчит и Клавдий, трепеща, что сейчас рухнет весь его замысел. Все ждут ответного шага от Лаэрта. Что сделает он после неожиданного смиренного признания Гамлета? Бедный Лаэрт! – Он понимает, что все сейчас зависит только от него, он мучительно ощущает на себе внимательные и цепкие взгляды, устремленные со всех сторон.
Нет, не хватило у Лаэрта силы отказаться от нечистых затей, в которые он сам себя умудрился загнать, и которые сейчас он, конечно, бессильно проклинает. Он лепечет что-то невнятное и путаное про «прощение», про «честь». Но этого оказывается вполне достаточно для соблюдения приличий и, кажется, можно раздавать рапиры.
Теперь король, вздохнув облегченно, что поединок все-таки состоится, берется за руководство состязанием. Он дает указания арбитрам, он готовит бокал с вином. Нет никаких оснований думать, что сейчас, на глазах у Гамлета, король бросает в бокал яд вместо жемчуга, как это зачастую трактуется. Такая подмена может быть слишком легко обнаружена: ведь кругом люди, знающие толк, как в жемчуге, так и в способах отравления ближних. Жемчуг, скорее всего, настоящий, а яд подмешан в вино заранее. Наоборот, жемчужина бросается в бокал для соблюдения общепринятой традиции и для того еще, чтобы Гамлет выпил содержимое до дна. «Жемчужина твоя. – Вот твой бокал» – имеет ритуальное значение, подобное обычаю, существующему до сих пор в офицерском кругу, когда на банкете произведенный в новое звание должен достать зубами звездочку, опущенную в стакан. Пока не осушишь до дна – не достанешь. Как все-таки живучи древние ритуалы!
Итак, состязание началось. Исходя из реплик, которыми обмениваются противники, Лаэрт совершенно не атакует. Не думаю, что Гамлет так уж искусен и легко берет верх над столь опытным противником, каков Лаэрт. (Намек в тексте на «тучность» Гамлета, отмечаемый в ряде комментариев, думается, нужен Шекспиру именно для того, чтобы подчеркнуть «неспортивность» принца.) Как только произошло нечто, после чего Лаэрт перестал уступать Гамлету, – роковой удар следует незамедлительно. Пока же, вероятно, Лаэрт просто психологически не может убить безоружного противника и стремится именно к тому, чтобы как-нибудь не задеть принца отравленным клинком. Гамлет сам изумлен легкостью своих побед в двух атаках.
Клавдий прекрасно понял, что Лаэрт настолько не в форме, что рассчитывать на него не приходится. Поэтому он спешит после первой же удачи принца покончить все при помощи отравленного вина.
После второй победы Гамлета происходит сразу несколько фактов, изменивших резко всю ситуацию. Началось с того, что Гертруда подошла к сыну, нежно отерла платком его лицо и отпила из кубка с ядом. Здесь очень много всего, но главный и безусловный мотив – перелом, наступивший в отношениях матери и сына. Только теперь, перед последней чертой, полюбили они друг друга... Знает ли Гертруда, что вино отравлено? – Почему-то мне кажется, что догадывается. Тому два подтверждения. Первое – не доверяет Гертруда сейчас ни Клавдию, ни Лаэрту, она со своим опытом дворцовой интриганки не может не почувствовать затевающуюся подлость. Обращение Клавдия к ней «Не пей вина, Гертруда!» – должно только усугубить ее настороженность. Во-вторых, уж больно легко она догадалась: «Питье, питье! – Отравлена! – Питье!» – Скорее всего, это подозрение, ставшее уверенностью.
Таким образом, мы предположили, что королева вполне сознательно перехватила отраву, чтобы отвести беду от сына, искупив тем самым свою вину. Тогда «Дай, Гамлет, оботру тебе лицо» – это уже почти прощание с сыном.
Все происшедшее потрясло Лаэрта, он же знает, что вино отравлено. Не может он видеть равнодушно и эту последнею родительскую ласку, доставшуюся врагу, и которой он сам лишен по милости принца. Не может перенести он и гибель королевы, в чем частично сам замешан. Буря, поднявшаяся в душе Лаэрта, стремится к своему разрешению. Он вновь ослеплен ненавистью к принцу – виновнику всех его бед. Терять больше нечего: после того, как он ничем не воспрепятствовал гибели Гертруды, честь Лаэрта утрачена безвозвратно. Погибать так погибать! Теперь ничто не сдерживает мстителя; от отчаяния, ярости и безвыходности он легко наносит принцу роковой удар.
Дальше следует такое нагромождение событий, что в их мельтешении очень трудно разобраться и выделить главное.
– Гамлет отбирает у Лаэрта шпагу и наносит ответную рану.
– Королева умирает, сообщив перед смертью Гамлету об отравленном питье.
– Лаэрт признается в своей подлости и обвиняет во всем Клавдия.
– Гамлет закалывает короля, потом заставляет его выпить отравленное вино (или выплескивает его на Клавдия: реплику «Глотай свою жемчужину в растворе!» – можно прочесть как угодно.)
– Лаэрт просит прощения у Гамлета, сам прощает принца и умирает...
Все это происходит на полутора страничках текста. Тем не менее, есть смысл (несмотря на кажущуюся ясность происшедшего) прочесть подробно и медленно каждый из перечисленных фактов, ибо в них мы находим завершение судеб большинства ведущих героев пьесы.
Как случилось, что Гамлету удалось обезоружить и ранить своего противника, если – как мы предполагаем - Лаэрт превосходит принца в мастерстве владения оружием? – Конечно, можно считать, что Гамлет разгневан открывшимся обманом, силы его от ярости возросли, он вихрем набросился на Лаэрта и смял его. Но ведь ярость далеко не лучший помощник фехтовальщику! Наоборот, выигрывает тот, кто хладнокровен, кто владеет собой, противопоставляя силе – искусство. Вероятно, Лаэрт мог бы защититься, продержаться какое-то время, пока их не разняли бы арбитры, выполняя приказ короля:
