Павел Кочемаров - Энергетика истории. Этнополитическое исследование. Теория этногенеза
Таковы основные вехи этнической истории европейского суперэтноса на том временном отрезке, когда он вёл параллельное существование с византийским суперэтносом. На данном этапе европейский суперэтнос достиг своих окончательных границ, – в его состав вошли Скандинавия, Британские острова и восточная периферия – Польша, Венгрия, Чехия, Прибалтика.
Теперь, разобравшись в европейской этнической ситуации, мы можем объяснить неравномерность и «странности» византийского развития в сравнении с западноевропейским, – да и особенности последнего тоже.
Историкам кажется странным слишком позднее развитие в Византии феодальных отношений по сравнению с западной частью римского мира. Они характеризуют данное явление как «затягивание раннефеодальной стадии», расценивают его как «отставание». Вот характерный пассаж: «В VIII веке были созданы предпосылки не для начала феодального присвоения крестьянских земель, а лишь для упрочения и развития централизованных форм эксплуатации крестьянства. В этом отношении Византия намного отстала от империи Карла Великого, в которой в VIII–IX веках уже утверждалось господство феодальных отношений»[49]..
А между тем всё объясняется просто. Вспомним, что этнос, зародившийся не в феодальной среде, может подвергнуться феодализации только на спаде своего этногенеза. Византийский этнос был примерно на 200 лет моложе франкского этноса, создавшего империю Карла Великого. Вполне естественно, что феодальные отношения стали формироваться в Византии позднее и она «отстала» в этом отношении. Более того, поскольку культурные традиции франков были более примитивны, чем в гражданском обществе Византии, то феодализм стал развиваться у франков и на более ранней стадии этногенеза. Процессы феодализации бурно шли у них уже в фазе инерции (VIII век), а в начале фазы обскурации феодальный порядок практически сложился. В Византии феодализация протекала в фазе обскурации и окончательно победила уже в мемориальной фазе, на рубеже XIII–XIV веков.
Историки сетуют, что Византия не смогла преодолеть своё «закостеневшее средневековое прошлое». Ничего удивительного, ведь это прошлое – время её подъёма, время расцвета её своеобразной культуры, самых больших побед и достижений.
А Византию между тем продолжают мерить западноевропейской меркой. Во 2-м тысячелетии по Рождеству Христову историю Европы начинают определять новые этносы, появившиеся в X–XI веках. Они были моложе византийского как минимум на 600 лет, и понятно, что фазы их становления совершенно не совпадали с византийскими. В то время как французы, англичане, немцы были на подъёме, Византия вступила в эпоху обскурации.
Феодальный строй не связан жёстко с какой-либо фазой этногенеза, поскольку процессы этнические и социальные лежат в разных плоскостях. Волею судьбы новые европейские этносы появились на фоне вполне сложившегося феодализма.
Необходимо подчеркнуть, что зрелый феодализм в Европе приходится на X–XI века, а не более позднее время, как считает официальная историография. Именно в X–XI веках он существовал в самом чистом и цельном виде. Последующий подъём культуры связан уже не с развитием феодализма, а с этническим подъёмом новых этносов. И весь этот этнический подъём был временем постепенного падения и изживания феодальных порядков, укрепления элементов инородных феодализму – централизованного государства, гражданского общества, средних слоёв. Но, заворожённые зрелищем хозяйственного и культурного подъёма на фоне ещё сильных феодальных порядков, историки принимают этот этнический подъём за расцвет феодализма.
Византия в данный период (XII век) тоже испытала непродолжительный подъём, внешне похожий на европейский, – развивалась экономика, расцветали города. Но природа византийского подъёма была совсем иная. Если в Европе расцвет шёл от избытка молодых этнических сил, то в дряхлеющей Византии элита и крупные города, пользуясь ситуацией стабильности на границах империи, усиленной эксплуатацией высасывали из своего народа последние соки. Никита Хониат характеризует «утончённых обитателей Константинополя как безответственных и незнающих, равнодушных перед злом, которое гложет империю, перед проблемами, которые занимают население провинций, задавленное бременем тягот, наложенных столицей». Когда же пришло время защищать столицу империи от врага, константинопольцы не оказали крестоносцам никакого сопротивления (огромный город защищали только наёмники-варяги). Отчуждение между столичной элитой и провинциалами достигло такой степени, что крестьяне при виде беженцев из захваченного врагом Константинополя злорадно над ними издевались.
Подъём византийских городов в XII веке оказался кратковременным и сменился глубоким упадком. Поэтому, в отличие от Европы, здесь не сложились ни цехи, ни городское самоуправление. Этническая обскурация приводит к упадку общественной жизни.
В свете теории этногенеза неудивительно также всякое отсутствие в Византии какого-либо «Возрождения». В Европе Возрождение началось с окончанием фазы надлома, в которой феодальная реакция, казалось, на время повернула ход развития вспять. Таким образом, Ренессанс в Европе пришёлся на фазу инерции, – а именно эта фаза характеризуется усиленным и продолжительным культурным творчеством, расцветом экономики. Византия в это время уже была в мемориальной фазе, её творческий потенциал угасал. И самое лучшее, что она могла сделать, – это сберечь самое ценное из своего культурного наследия, что и сделали исихасты, сохранившие в неприкосновенности формы и догматику православного христианства. Победа же «прогрессивных» сил в данной ситуации обернулась бы не расцветом, а деградацией важнейших культурных традиций, национальным маразмом.
Существование Византийской империи было прервано турецким завоеванием. Но причиной конца было, конечно, не оно. Византия пережила множество вражеских нашествий, знавала и худшие времена. Но тогда этнос располагал энергией и сплочённостью для отражения внешней угрозы, – теперь они иссякли, окраины империи отпали, для защиты Константинополя набралось лишь несколько тысяч воинов. Византия могла существовать ещё не одно столетие, располагай она для того благоприятными обстоятельствами. Но, к несчастью для себя, страна находилась на оживлённом перекрёстке евроазиатских путей, который во все времена манил к себе завоевателей – был желанным призом для любой мировой державы. Можно только удивляться жизнестойкости этноса, сумевшего так долго продержаться на этом бойком месте и сохранить независимость на протяжении тысячи лет, создать высокую оригинальную культуру, наследником важнейших традиций которой станет на далёких северных равнинах другой великий народ.
Глава 9
Европейский суперэтнос (этносы в суперсистеме)
Рассматривая взаимодействие этносов и формирование суперэтнических систем, мы упустили из виду одну важную проблему, – теперь необходимо наверстать упущенное и заполнить этот пробел. Речь идёт о соотношении этнических и суперэтнических ритмов в рамках суперэтнической целости.
Для Льва Гумилёва этой проблемы не существовало. Ведь, по его мнению, суперэтнос и этносы, входящие в него, рождались одновременно, а значит, фазы их полностью совпадали. Если же впоследствии в состав суперэтнической системы входил другой этнос, этногенез которого не совпадал по времени с этногенезом данного суперэтноса, Гумилёв поступал просто – растворял его в суперэтносе, лишал собственной ритмики, подчиняя ритмам суперэтноса.
Чтобы наглядно проиллюстрировать всю эту теорию, рассмотрим конкретный пример. Существует суперэтническая система – Европа. По Гумилёву, она возникла от толчка или группы толчков в конце VIII века. Существует также этнос, принадлежащий европейскому суперэтносу, к примеру – чехи, который зародился вне Европы и впоследствии вошёл в её состав на каком-то этапе своего этногенеза. Чехия вошла в состав Европы в результате экспансии немцев не ранее X века, когда чешский князь принёс вассальную присягу германскому королю. Вопрос: утратил после этого вхождения чешский этнос изначально присущие ему ритмы или, приняв общеевропейские, сохранил и свои?
По Гумилёву, Гуситские войны в Чехии и последующие события вплоть до битвы при Белой горе – события эпохи надлома, общеевропейской фазы надлома (XV–XVI века). Но так ли это? Следует помнить, что на протяжении этногенеза есть две кризисные эпохи, внешне очень похожие друг на друга, – фазы надлома и обскурации. Гуситские войны, реформация в Чехии – это надлом или обскурация? Можно уверенно утверждать, что именно фаза обскурации. Дело в том, что упомянутые события стали последним проявлением исторической активности чешского этноса. После битвы при Белой горе (1620), в которой были разбиты последние национальные силы чехов, этот народ исчезает как политическая величина. Почти три столетия чехи были самым лояльным национальным меньшинством Австрийской империи. А когда после её развала получили национальную независимость, то не приобрели ни силы, ни значения. Свидетельство тому капитуляция 1938–1939 годов. «Бархатные революции» второй половины XX века уже дальнейшие волны обскурации. Но если принять, что чешский этнос в XVII веке завершил фазу обскурации и перешёл в мемориальную фазу, то всё встаёт на свои места. Для этноса, находящегося в мемориальной фазе, поведение чехов вполне нормально. Тогда чешский этногенез можно интерпретировать так: подъём до начала XI века (объединение чешских земель); фаза надлома – распад Чехии на несколько частей, междоусобная борьба XI–XII веков; в начале XIII века королевская власть усиливается, Пшемысл-Отакар I объединяет страну, – с этого времени и до Гуситских войн – фаза инерции; Гуситские войны – начало фазы обскурации.
