Л. Зиман - Литературный театр
Ты занимайся делами приятными сладостных
браков.
Афродита.
Ныне уже не троян и ахеян свирепствует битва;
Ныне с богами сражаются гордые мужи данаи!
Читатель.
Девочка! Тебе-то зачем эта Троя?
Что тебе эта рухлядь: стены
Пота и баталий, победная песня
Школьного мифа?
Представь сражения, триумфы, царства,
Копья, колесницы – пускай их! – оставь им,
Чтоб тебе пребыть от веков и доныне.
Только Кипридой!
Зевс.
Ты занимайся делами приятными сладостных
браков;
Брани бурный Арей и Паллада Афина устроят.
Читатель.
Сколько некорысти в твоём лукавстве!
Сколько нестяжания славы – в тщеславьи!
Воины мы, если вы беззащитны, богини1
От театра. Поэзия Ильи Габая не знает эпической дистанции – почти полная слитность автора с тем, что он пишет; даже когда возникают на взгляд эпические образы.
Появляется девушка в белом.
Девушка (оглядываясь)
В последний раз в именье родовом…
Некто.
Дочь губернатора!
С чего бы ей? А – вот…
Девушка.
В последний раз – и на беду – безлунье.
И дерево бормочет, как колдунья.
Некто.
Идёт отсчёт пророчеств и проклятий,
привычный, надоедливый отсчёт…
Девушка.
И ветки распростёрлись, как распятья.
Не всё ль равно – тюрьма иль эшафот?
Некто (приближаясь.)
А для чего? Зачем идти на крест?
Зачем тебе – в огне, в крови, в железе –
унылый мир, где каждый чист и Крез
и все поэты пишут «Марсельезы»?!
Девушка растерянно оглядывается.
И то сказать: на взвинченном пути,
где весь словарь улёгся в слово «порох», –
есть авторы листовок. Есть статьи.
Но нет поэтов. И не жди их скоро.
И горько знать, но если бы не казнь
и если б старость – в охах, вздохах, склоках –
ты только и сумела б, что проклясть
паденье нравов и ненужность Блока.
Девушка.
Идёт отсчёт. И цель, как смерть: проста.
И далеко. И не дожить до Блока.
И, стало быть, такая есть дорога;
есть путь такой: поверить в смерть, как в Бога,
и так же: до конца и до креста.
Некто.
Но ты прелестна. Только в этом суть.
Ты – женщина. И правда только в этом.
И надо жить. Жить и сберечь красу
куда трудней, чем игры с пистолетом.
За что ж – тебе? За тяжкие грехи?
За что твою прославят душу живу
не светлые и робкие стихи,
а боговдохновенные призывы?
(Отходит. Пауза. Обращаясь в зал).
И сколько надо Церквей на Крови,
чтобы понять, отбросив прочь химеры,
что смертоносна вера без любви,
как не спасает и любовь без веры.
В зрительном зале двое, которых назовем бесы.
Бесы.
… Запущены, подобно колесу,
необратимо:
Первый бес.
«выстрел…»,
Второй бес.
«порох…»,
Первый бес.
«бомбы…»
Девушка.
Идёт к концу намеченный отсчёт.
Некто.
А ты красива. Только в этом суть.
И ты себя готовишь к гекатомбам.
Девушка.
И всё равно: тюрьма иль эшафот. (Пауза)
… В последний раз – безлунный час Вселенной.
И дерево бормочет. Зябнет пруд.
Некто.
Они чисты. Они чужды измены.
Они просты. Они аборигены.
Они утешат. Если не спасут.
Доверься им…
Девушка.
Но зов предельно весок.
И пахнет смертью. Всюду гарь и тлен.
Бесы.
Горят глаза у бесов и балбесов,
решительных – до первых перемен.
Первый бес (врываясь на сцену.)
И с динамитом – к равенствам и братствам!
Второй бес (тоже врываясь на сцену – с другой её стороны.) И всё как было: только смертью – смерть.
Бесы (с двух сторон окружая Девушку.) И нет пути.
Девушка.
И вытерпеть…
Некто.
пилатство.
И святотатство…
Девушка.
если не стерпеть.
Бесы.
И не уйти.
Первый бес.
И мир пропитан тленом. (Уходит.)
Второй бес.
И нет пути. (Уходит.)
Девушка.
Идёт к концу отсчёт…
Некто.
Но – лучше так: пока не на коленях
и всё равно – тюрьма иль эшафот.
И лучше – так. Пока не победили,
пока к присяге не пришли умы,
пока твой друг, мечтающий о крыльях,
не бьётся над созданьем Колымы,
пока поэтов не ведут к причастью,
пока ни вздохов старческих, ни склок,
пока стихов ещё не пишет Блок
и не замучить вам его, по счастью,
пока у «Марсельезы» чистый звук,
пока твои друзья честны и чисты,
пока твой друг не маршал, ни министр
и твой палач – не твой вчерашний друг…
Пауза.
Девушка.
Как лето ленью пахнет! Вот теперь
забыть бы всё, перечеркнуть, как шутку!
Некто.
Но нет пути: стерпеть иль не стерпеть –
как выбор меж пилатством и кощунством.
Девушка.
Не вытерпеть…
Некто.
на злобе и неверье
построить мир, где каждый чист и сыт.
Девушка.
А вытерпеть…
Некто.
за счёт чужих обид,
чужого крика и чужой потери.
(Садится на край сцены. Пауза.)
Ах, слава Богу, мы не Робеспьеры,
но почему должны терпеть мы стыд?
Девушка. Не вытерпеть.
Некто.
Пускай грядущий толк
тебя хвалой или проклятьем метит.
Когда-нибудь родится мудрый волхв.
Он всё поймёт – но не заплатит смертью. (Пауза)
А ты – заплатишь, и грядущий суд,
как всякий суд неправых и несмелых,
судить не вправе.
Девушка.
Завершён отсчёт.
Некто.
Ты – женщина. И только в этом суть.
Девушка.
Дочь губернатора… Казалось бы!.. А – вот!
Некто.
И ты прекрасна. Только в этом дело.
Девушка.
И всё равно: тюрьма иль эшафот…
Девушка исчезает.
Некто.
- Я не верю, мои друзья, снам и полуснам
И в возможность обойтись без них в отчаянную минуту;
- Я не верю в существование нелюдей и в возможность
недружб
И что я должен жертвовать кем-то, кроме себя самого;
- Я не верю любви к мятежам: так создаётся зло –
И не верю в право уклоняться от мятежа:
так допускается зло;
- Я не верю в возможность ответить на вопросы души
И в право души не задавать их…
От театра. Так писал Габай в своей последней – лагерной поэме. Стихи его, быть может, самый полный свод противоречивых раздумий, вопросов, которые на разный лад задаёт себе в наше время и в наших условиях душа совестливого и мыслящего человека. Но ответов они не дают.
Двойник.
И знаете, друг мой, – обидишь
Неважно кого-то иль нет,
Но коль ты ревниво всевидящ,
Всеведущ, то ты – не поэт.
«Мой друг рисует горы…»
Группа туристов поёт под гитару песню Ады Якушевой «Мой друг рисует горы». Во время чтения стихов туристы лишь иногда имитируют пение. В паузах между чтением вновь звучит песня. Читают стихи двое. Назовём их Негодующий и Ироничная. В процессе чтения проходят между туристами, иногда присаживаясь, обращаясь к кому-либо конкретно. После первого куплета:
