Дмитрий Калюжный - Другая история войн. От палок до бомбард
Так насколько оправдана вера в них археологов? Чего стоит термолюминесцентный анализ цветной керамики эпохи китайской династии Тан в случае, если он подтвердил то, что было известно историкам до него (что керамика относится к VII веку н. э.)? И можем ли мы доверять (или не доверять) исследованиям, когда они показывают, что многие образцы керамики эпохи династии Тан выполнены в XX веке? Объявленные подделками, они ведь, вместе с теми, что отнесены к VII веку, могут оказаться оригинальными произведениями XV века. И стилистически близки, и по нашей синусоиде XV век относится к той же линии № 7, что и VII век.
Вообще датирование подлинных терракотовых скульптур XIV–XV веков связано с большими трудностями. Эти объекты, говорят физики, не успели запасти достаточное количество энергии, полученной при распаде ядер долго живущих изотопов. Значит, наблюдаемые сигналы слишком малы, чтобы добиться точности измерений. Таким образом, ряд произведений эпохи Ренессанса могут быть запросто объявлены физиками поддельными.
Единый подход к археологии как исторической науки сложился совсем недавно. В дореволюционной России античная археология изучалась на отделениях классической филологии. В середине XIX века знание древности человечества исчерпывалось библейскими сказаниями, египетскими и античными текстами. А хронология человеческой цивилизации была почти полностью выстроена еще в XVI–XVII веках! Говорить о «фактическом материале», использовавшимся Скалигером и Петавиусом, просто смешно.
Историк собирает факты, изучая письменные источники: летописи, хроники, документы. Но остается нерешенным вопрос, адекватно ли отражают летописи и прочие тексты реальность происходившего. Даже одни и те же исторические документы прочитываются разными историками по-разному, не только в смысле языковых разночтений, но и в смысле различного толкования (интерпретации). Более того, историк занимается реинтерпретацией, а само толкование сути события принадлежит автору хроники. Таким образом, уже на уровне первичного сбора фактов, обнаруживая разные связи (пространственные, временные, экономические, политические и т. п.) между исходными данными в разных летописях, историк имеет дело лишь с одной из версий события.
Археолог же имеет дело не только с интерпретациями своих первичных наблюдений, но и письменных источников. А когда их мало, дело становится совсем плохим.
А. Мартынов указывает студентам-археологам:
«Когда речь идет о древности и даже средневековье, то письменных источников почти всегда недостаточно, и во многих случаях по ним вообще бывает трудно восстановить ход событий».
В учебнике «Археология» он спрашивает:
«А как бы выглядели наши знания по истории Древнего Востока и ранних цивилизаций Средиземноморья, древнегреческой и древнеримской истории, без данных археологии? Ведь мы располагаем только отрывочными свидетельствами письменных источников, да еще со значительным налетом мифологии! История такой бы и была: мифологизированной, отрывочной и малопонятной для нас».
А она такая и есть! Археологи обманывают сами себя, думая, что вносят какую-то ясность. Посмотрите, какие археологические «приключения» пережили таштыкские погребальные маски.
В Южной Сибири нашли куклы в человеческий рост, набитые сеном, в каждой из которых был спрятан мешочек с пеплом покойного. Куклы одеты в меховые шубы, собольи шапки, обуты в кожаную обувь и украшены посмертными масками из керамики. Археологи решили, что обладатели меховых шуб то ли гунны, то ли сарматы, причем, эти гунны-сарматы очевидно принадлежали разным этносам.
«Благодаря высокому мастерству таштыкских скульпторов, маски передают индивидуальные черты умерших… В Уйбатском чаатасе, например, найдены маски европейцев с узкими и горбатыми носами, а также маски, снятые с лиц монголоидов».
Но для того, чтобы ввести в практику снятие с лица покойного маски (гипсовой, например), надо, чтобы уже было умение в такого рода делах. То есть сначала должно возникнуть представление, что результат будет хорош. В ином случае — как это происходило у всех первобытных племен, — люди удовлетворялись условными изображениями черт лица. Поэтому в данном случае речь идет о высоком мастерстве скульпторов, а не о технической операции, якобы доступной дикарям. А мастерство предполагает определенный уровень развития скульптуры. Ученые датировали маски II–I веками до н. э., видимо, считая, что таштыкские скульпторы стажировались в эллинистической Греции или Бактрии. Почему же понадобилось делать такие, не основанные ни на чем, выводы? Потому что этот археологический материал не вписывается в существующую «картинку» сибирской жизни XVI–XVII веков.
Но в такие «картинки» российской жизни не вписывается очень многое. Зарубежный историк церкви Н. Н. Воейков, например, приводит данные о том, что жители Мценска окончательно крестились только в XV веке! Что уж говорить о языческой Сибири. Поэтому надо рассматривать различные версии событий даже для такого относительно близкого к нашему времени века, как XVIII-й. Совершенно по-разному можно представить войны, которые вела «матушка» Екатерина II. Романовскую версию мы знаем, а пугачевскую нет. Великому А. С. Пушкину в доступе к документам пугачевского времени было отказано, — а куда уж нам, грешным.
А. Мартынов и Я. Шер прямо пишут о версиях в истории:
«Логическая структура разработки исторических выводов по археологическим фактам подобно тому, как разрабатываются версии в криминалистике. Обычно, сначала рассматривается несколько версий, а затем из них вырабатывается самая непротиворечивая. Чем больше взаимосвязанных фактов используется при интерпретации, тем труднее дать им непротиворечивое истолкование… В практической работе и в археологической литературе редко приходится наблюдать, чтобы рассматривались неоднозначные варианты исторической интерпретации. Много чаще встречается интерпретация на примерах. Но если пользоваться только примерами, то практически к любой гипотезе можно подобрать подтверждающие ее факты… Неоднозначность исторической интерпретации археологических данных… свидетельствует скорее о силе, чем о слабости избранного подхода. В противном случае легко потерять объективность».
Все правильно, и было бы совсем хорошо, если бы не… навязанная историческая концепция. Наша традиционная хронология порождает такую же ситуацию, как и в случае с профилактикой терроризма. Милиционерам объявлено: будьте бдительны, а в задержаниях — объективны. Главное, не забывайте, что у терроризма мусульманское лицо. И после этого о какой-либо объективности можно забыть.
Не следует думать, что мы с пренебрежением относимся к труду археологов. Это не так. Наш разговор — о хронологии.
Шведский археолог О. Монтелиус заложил основы типологического метода, согласно которому мечи с одной рукояткой относятся к одному веку, а с другой — к следующему. Как будто в одном и том же веке не могли делать мечи с разными рукоятками! Монтелиус поделил бронзовый век Северной Европы на шесть стадий. Вслед за тем С. Мюллер поделил бронзовый век Дании на девять временных групп. П. Райнеке поделил южногерманский бронзовый век на четыре ступени. Многие исследователи делили эти периоды на подпериоды. В XIX веке была какая-то страсть все поделить. И в XX тоже.
Выдвинем свою версию: IX–X века н. э. — еще эпоха раннего железа. XI–XII века — эпоха «романики», одновременно античность и начало Средневековья. XIII–XIV века — эпоха стали, «готика», зрелое Средневековье. XV–XVI века — позднее Средневековье, «Возрождение». И попробуем добиться «непротиворечивости и объективности».
Н. Терехова пишет:
«По археологическим данным мы знаем, что у различных древнеземледельческих племен Ближнего Востока первые металлические орудия появляются в разное время, по форме они очень близки, что затрудняет возможность использования их в исторических построениях».
Так вот, на основе типологического метода появление того или иного инструмента можно растягивать на сколь угодно длительный срок, на тысячелетия.
Ножи, например, ковались из плавленой металлургической меди при температуре около 300 °C, их обжигали, а затем вхолодную отковывали лезвия, придавая им большую твердость. Шилья отливали в односторонней (открытой) форме, затем дорабатывали ковкой. Один конец, имевший после отливки прямоугольное сечение, превращался в круглое острие. Известны и маленькие гвоздики с полусферической шляпкой; форма головки достигалась свободной ковкой.
Металл для изготовления зеркал — медь с естественной примесью свинца, серебра, никеля, железа и серы. Зеркала отливали, после чего длительно проковывали с промежуточными отжигами.
