Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима - Александра Александровна Нейхардт
Вернулась в свою опочивальню Аэдона, легла на ложе и с торжеством шепчет: «Отомстила, отомстила!»
Светает. Близко утро. Вот окрасились дальние вершины гор алыми лучами восходящего солнца. Утро. Какое горе принесло это утро несчастной Аэдоне! Она слышит тревожные голоса во дворце, слышит, как кто-то воскликнул: «Итис, Итис!» Села на ложе Аэдона и с тревогой прислушивается. Кто-то подбежал к двери, стучит и зовет. Стучат в дверь к Аэдоне. Это служанка, она зовет ее:
— Госпожа, госпожа! Итис, Итис!
Открыла дверь Аэдона, взглянула на служанку, схватила ее за плечи и спросила:
— Что Итис?
— Итис лежит убитый в своей опочивальне.
Помертвела от ужаса Аэдона. Ничего не сознавая, пошла она в покой, тот покой, в который кралась ночью. Ничего не сознавая, идет Аэдона. Она прижала правую руку к груди, а левую протянула вперед — ведь так шла она ночью. Вошла в покой Аэдона, повернула, как и ночью, направо, взглянула — на ложе Исмена лежит ее единственный сын Итис, а в груди его нож матери. Неслыханное злодеяние совершила мать, она сама убила своего нежнолюбимого сына. Невыразимо, безгранично горе Аэдоны. Она упала на тело сына, не плачет — для такого горя нет слез, лишь тело ее чуть вздрагивает. Сжалились боги над горем матери. Все бывшие в покое видят: вдруг не стало Аэдоны, а с груди Итиса вспорхнула маленькая серая птичка и вылетела в окно. Боги превратили Аэдону в соловья.
С тех пор весной, с захода и до восхода солнца, в сумерках весенних вечеров, в ясные звездные ночи и на утренней заре в осыпанных росой, благоухающих весенними цветами кустах нежно, жалобно поет соловей Аэдона. Поет соловей песню скорби матери об убитом сыне, и слышится в этой песне имя сына — Итис, Итис, Итис.
Ниоба[134]
У жены царя Фив Ниобы было семь сыновей и семь дочерей[135]. Гордилась своими детьми дочь Тантала. Прекрасны, как юные боги, были ее дети. Счастье, богатство и прекрасных детей дали боги Ниобе, но не была благодарна им дочь Тантала.
Однажды дочь слепого прорицателя Тиресия, вещая Манто, проходя по улицам семивратных Фив, звала всех фиванок принести жертвы Латоне и ее детям: златокудрому, далекоразящему Аполлону и девственной Артемиде. Послушные призыву Манто, фиванки пошли к алтарям богов, украсив головы лавровыми венками. Одна лишь Ниоба, гордая своим могуществом и посланным ей богами счастьем, не хотела приносить жертвы Латоне.
Смутили фиванок полные гордыни слова Ниобы. Смиренно молили женщины Фив великую Латону не гневаться.
Услыхала богиня Латона надменные речи Ниобы. Она призвала детей своих, Аполлона и Артемиду, и, сетуя на Ниобу, сказала:
— Тяжко оскорбила меня, вашу мать, гордая дочь Тантала. Она не верит, что я богиня! Не признает меня Ниоба, хотя лишь великой жене Зевса Гере уступаю я в могуществе и славе. Неужели вы, дети, не отомстите за оскорбление? Если вы оставите Ниобу без отмщения, перестанут люди чтить меня как богиню и разрушат мои алтари. Ведь и вас оскорбила дочь Тантала! Она равняет вас, бессмертных богов, со своими смертными детьми. Она столь же надменна, как и ее отец Тантал!
Прервал свою мать стреловержец Аполлон:
— О, кончай скорей! Не говори больше ничего! Ведь своими жалобами ты отдаляешь наказание!
— Будет! Не говори! — воскликнула в гневе Артемида.
Окутанные облаком, брат и сестра быстро понеслись с вершины Кинта[136] к Фивам. Золотые стрелы зловеще гремели в их колчанах. Примчались они к семивратным Фивам. Аполлон невидимым остановился на ровном поле у городских стен, где фиванские юноши упражнялись в военных играх. Когда далекоразящий Аполлон, окутанный облаком, встал у фиванских стен, два сына Ниобы, Исмен и Сипил, неслись на горячих конях, одетые в пурпурные плащи. Вдруг вскрикнул Исмен, пронзила ему золотая стрела Аполлона грудь. Выпустил он поводья и мертвым упал на землю. Услышал Сипил грозный звон тетивы лука Аполлона, он хочет спастись на быстром коне от грозной опасности. Настигла сына Ниобы смертоносная стрела. Сыновья Ниобы, Файдим и Тантал, боролись, тесно обхватив друг друга руками. Сверкнула в воздухе стрела и пронзила обоих. Со стоном упали они. Смерть одновременно погасила в глазах их свет жизни, одновременно испустили они последнее дыхание. Спешит к ним брат их Альпенор; он хочет поднять их, обнимает их похолодевшие тела, но глубоко вонзилась и ему в сердце стрела Аполлона, и пал он бездыханным на тела своих братьев. Дамасихтона поразил Аполлон в бедро у самого колена; хочет вырвать из раны золотую стрелу сын Ниобы, но вдруг со свистом вонзается другая стрела ему в горло. Поднял к нему руки последний из сыновей Ниобы, юный Илионей, он молит богов:
— О олимпийские боги, пощадите, пощадите!
Тронула его мольба грозного Аполлона. Но поздно! Уже слетела с тетивы золотая стрела. Пронзила она сердце и последнему сыну Ниобы. Быстро донесся слух о великом несчастье до Ниобы. Со слезами сообщают слуги и Амфиону о гибели его сыновей.
Не перенес их потери Амфион, он пронзил себе грудь острым мечом.
Склонившись над телами сыновей и мужа, рыдает Ниоба. Она целует их похолодевшие уста. Разрывается от страдания сердце Ниобы. В отчаянии простирает несчастная к небу руки. Но не о милости молит она. Горе не смягчило ее сердце. Гневно восклицает Ниоба:
— Радуйся, жестокая Латона! Веселись, пока не насытится твое сердце моей скорбью! Ты победила, соперница! О, нет, что же говорю я, не победила ты! У меня, несчастной, все же больше детей, чем у тебя, счастливой! И хотя много вокруг меня бездыханных тел моих детей, все же я победила тебя, все же больше осталось детей у меня, чем у тебя.
Аполлон и Артемида убивают детей Ниобы. (Рисунок на вазе.)
Только замолкла Ниоба, как раздался грозный звон тетивы. Ужас объял всех. Одна Ниоба осталась спокойной, несчастье придало ей смелость.
Недаром раздался звон тетивы лука Артемиды. Одна из
