Жить вместе в 21 веке - Андреа Риккарди
В мире людей самого разнообразного происхождения нужно договариваться и расширять союз, чтобы жить вместе. Метисация объединяет и подсказывает, что на всех широтах есть потребность договариваться, как жить вместе с другими, не такими уж и чуждыми. Европа может играть важную роль в этом процессе.
Если эта Европа без империй будет сильна многонациональной солидарностью, она сможет быть пространством мира в современном мире. Она связана с Соединенными Штатами и с Латинской Америкой. Мы говорили и о Еврафрике. Многие аспекты мировых культур сообщаются с этим континентом, имеющим древние и более недавние культурные наслоения. Объединяющаяся Европа — пространство мира в мире, где война вновь стала средством разрешения конфликтов. Война делает мир более понятным, как черно-белую картинку. Но это страшный способ понимания.
В мире, где столько субъектов, властей и сил, не может быть единого глобального решения, даже если его принимает единственная сверхдержава — Соединенные Штаты. Мы привыкли рассматривать тему Соединенных Штатов в рамках отношений с Европой. Но рост азиатского мира создает трудности для Америки и порождает новые сценарии развития. Есть ли общий политический язык у Соединенных Штатов и азиатского мира или Китая? Вопрос этот в перспективе гораздо важней, чем отношения Запада и мусульманского мира.
Дэн Сяопин (Deng Xiaoping), творец китайского экономического чуда, когда Китай только начинал идти по пути модернизации, заявил, что его страна отвергает какую бы то ни было гегемонию и выступает за многополярный мир. Пророчество, приписываемое Наполеону («когда Китай проснется, весь мир вздрогнет»), уже свершилось. Ален Пейрефит (Alain Peyrefitte), глубокий знаток Китая, писал в конце ХХ века: «Китай проснулся». Да, Китай проснулся, и мы думаем: наступит ли новая холодная война между Соединенными Штатами и Китаем? Они конкуренты в глобальной экономике или враги?
Шанхайский договор между Китаем, Россией и мусульманскими странами бывшего Советского Союза казался чисто экономическим, но последующие российско-китайские военные учения показали, что, в сущности, этот договор носит стратегический характер и имеет цель ограничить американское присутствие. Укрепление отношений между Соединенными Штатами и Индией (бывшей союзницей СССР) открывает путь для невероятных ранее сближений и расхождений.
Нет ничего неизменного в международной политике, но, безусловно, взаимоотношения с такими колоссами, как Китай и Индия, проблема нестабильности в Пакистане будут заботить американскую внешнюю политику. А маленькие европейские страны? Больше ничего нельзя сделать в одиночку, без согласия, компромисса, дискуссии с другими. С другой стороны, в ближайшем будущем Индия и Китай будут занимать центральное место: 2 миллиарда 300 миллионов жителей, полмиллиона инженеров и программистов каждый год оканчивает университеты (для сравнения: в американских университетах 60.000 выпускников соответствующих специальностей, и не все они американцы), трудовые ресурсы, готовые на самую тяжелую работу, квалифицированные рабочие. По прогнозам, через четыре десятилетия в «Киндии» (Китае и Индии) будет сосредоточена половина всей производительной силы планеты.
Как можно уже сегодня не видеть, что мир многополярен? Каждый игрок на мировой арене знает, что не может присутствовать в каждом регионе и в каждом кризисе, что должен договариваться, сотрудничать, заключать соглашения и соблюдать их… Даже самый сильный нуждается в других. Международная политика не может не видеть разумной потребности в цивилизации жизни вместе. Европейский Союз может продвигать подобный взгляд, работать в некоторых регионах, содействовать развитию, жить на перекрестке культур. Это одно из измерений международной политики, а также взаимоотношений между цивилизациями и религиями. Никто, даже Соединенные Штаты со своей мощной культурной индустрией, не может быть полностью глобальным и универсальным в наше время. А это значит, что нужны все, даже самые слабые.
Хотя бы из-за того, что поскольку даже малые группы могут обладать агрессивной силой, надо вести диалог и выстраивать серьезные отношения даже с менее сильными субъектами, что я старался показать в этой книге.
Планетарные утопии были во все времена, от давних идей Христофора Колумба до современных менеджерских проектов. Они несли заряд иллюзий, а порой и насилия. Они разбились о сложность мира, были поставлены под сомнение разнообразием настоящего. Крах иллюзий часто приводит к отказу от мечты о мире в мире. Или же заставляет смириться с вавилонизацией идентичностей, с агрессивностью трудного мира, с отказом от взгляда в будущее. В общем, жить в мире почти вслепую, не умея ни указать ориентиры и идеал молодым поколениям, ни дать направление своей стране. Думать только о том, как защитить себя от непредвиденных агрессий.
Все мы разные, под одну гребенку не пострижешь, но нас объединяет множество культурных, политических, финансовых и географических связей, положительных и отрицательных. Унифицирующие империи и идеологии исчезли. Расстояния сократились, далекие стали близкими через эмиграцию. Рвутся старые связи и завязываются новые. По словам Джованьоли (Giovagnoli): «Глобализированный мир не однороден и не однообразен, но покрыт все более густой сетью взаимозависимости».
В познании другого, в соединении различий, сцеплений, расстояний, близости и метисаций и воплощается искусство жизни вместе, плод политического реализма и надежды, человеческой и религиозной. Это реализм во множественном мире. Это надежда на то, что не повторится безумие множественности в конфликте. Это созидание цивилизации из множества цивилизаций — если можно так выразиться — или из множества культурных, религиозных и политических миров. С осознания потребности в ней уже начинается общая культура, разделяемая разными людьми. Культура эта закладывает основы сосуществования, и так начинает уже воплощаться цивилизация жизни вместе.
