Жан-Поль Тюийе - Цивилизация Этрусков
Если раскопки Грависка принесли много нового археологам, то раскопки Пирги были не менее увлекательными. Святилище Пирги (именно этот греческий топоним нам передают античные авторы, он означает «Башни»), по свидетельствам античных авторов, обладало исключительными богатствами, чем вызывало зависть других этрусских городов. Оно было посвящено женскому божеству, известному в Греции как Левкофея или Илифия. При этом в надписях, найденных здесь в ходе раскопок, упоминаются имена этрусских богинь Уни и Тезан. За последние годы в Пирги исследовано второе этрусское святилище, расположенное южнее первого и похожее по планировке на святилище в Грависка, посвященное богу Сури(су), которого некоторые исследователи пытаются отождествить с Аполлоном.
Первый из исследованных храмов Пирги (храм А) — это постройка с традиционным этрусским планом и трех-нефной целлой, сооруженная около 460 г. до н. э. Второй храм (В) датирован 500-ми гг. до н. э. и имеет только одну целлу. Обратим внимание на большую плиту из терракоты, которая украшает задний фасад храма А. Неудивительно, что подлинный шедевр располагается именно в этой части, поскольку фронтон задней части храма был повернут к городу Цере и, следовательно, менее важен, чем фронтон, смотрящий на море. Эта терракотовая плита или скорее две совмещенные плиты, найденные во фрагментах, были отреставрированы и сегодня экспонируются в музее Вилла Джулия в Риме. Здесь можно увидеть действительно большую скульптуру в горельефе, иллюстрирующую эпизод греческого мифа «Семеро против Фив» (рис. 18). В центре рельефа разворачивается особенно удивительная сцена — мы видим здесь Тидея, пожирающего мозг фиванского защитника Меланиппа. Справа от них стоит Афина, которая выпросила для раненого Тидея напиток бессмертия у Зевса, но увидев сцену с Меланиппом, собирается отказать Тидею в этом благодеянии. Одновременно, на правой стороне горельефа, Зевс/Тиния поражает Капанея, пришедшего в числе семи вождей на помощь Полинику для захвата Фив. Все эти скульптуры по размеру чуть ниже человеческого роста. Они сохранили часть своей полихромной росписи; с обратной стороны можно заметить множество дыр от бронзовых гвоздей, позволявших прикрепить эту терракоту к деревянной балке. Выбор сюжета и, в частности, борьба за Фивы, возможно, должны быть поставлены в связь со славой тиранов, которые, без сомнения, правили в Цере и Пирги в конце VI в. до н. э. Сам Рим управлялся тогда Тарквинием Гордым и имел все черты тирании. Фиванский миф о братоубийственной схватке Этеокла и Полиника будет иметь еще больший успех в Этрурии в эллинистическую эпоху, в частности на урнах из Вольтерры, Перузии или Клузия. Можно увидеть связь этого мифа с разладом, который происходил тогда между этрусскими городами и который настолько благоприятствовал римскому завоеванию.
В северной зоне святилища Пирги заслуживает внимания еще одна любопытная постройка, состоящая из 20 одинаковых комнат, оснащенных снаружи небольшими жертвенниками. Эти комнаты предназначались для храмовой проституции, как мужской, так и женской. Античные источники упоминают об этих «scorta pyrgensia», мужчинах-проститутках из Пирги. Традиция храмовой проституции была принесена в этот регион Средиземноморья финикийцами и распространена также в Карфагене. На площадке между храмами А и В, где расположены жертвенники и колодцы, было сделано удивительное открытие — три небольших золотых пластины, на которых выгравирована надпись на финикийском и этрусском языках. Из текстов следует, что Тефарий Велина, «правящий» в Цере, посвятил женскому божеству Уни (Астарте в финикийском тексте) храм или святилище. Таким образом, мы видим, что около 500 г. до н. э. правитель Цере посвящает часть сакральной территории святилища финикийскому божеству, о чем свидетельствует надпись на финикийском языке. Это прекрасно демонстрирует ту роль, которую финикийцы или карфагенцы могли тогда играть на этрусской земле. И это нас приближает к признанию древности и особенности этрусско-карфагенских отношений.
Начиная с середины VII в. этруски из Цере, а затем из Вульчи, экспортировали в достаточно большом количестве свою керамику буккеро и керамику, называемую этрусско-коринфской. Часто отмечают, кроме прочего, многообразие форм ваз, вывозившихся на территорию Карфагена. Отношения между Карфагеном и Цере стали еще теснее после морского сражения при Алалии, где объединенный этрусско-карфагенский флот разбил греческих колонистов.
В конце VI в. до н. э. этот торговый и военный союз уже процветает, скрепленный общими религиозными подношениями Уни/Астарте в храме на территории Пирги. Вспомним, что один из портов Цере также носил недвусмысленное название Пуникум (пунами римляне называли карфагенян). Дипломатическая деятельность Карфагена распространялась и на Рим: первый договор, о котором нам известно от Полибия и который сегодня все историки признают подлинным, был заключен между двумя великими городами в фатальном 509 г. до н. э. Этот договор распределял зоны влияния и оговаривал, что римляне не имеют права торговать за «прекрасным высоким мысом» (этот топоним вызвал много споров, но он, конечно, обозначает мыс Бон в Тунисе), а карфагеняне обеспечивают себе права на Сирты, то есть на по0ережье Туниса, от Келибии до Суссы и Ливии. Отношения между Этрурией и Карфагеном таковы, что Аристотель приводит их в качестве примера в своей Политике: если, говорит он, торговых связей было бы достаточно для создания государства, тогда нужно было бы признать, что этруски и карфагеняне — граждане одного города. Иллюстрацией этрусско-карфагенского союза, может стать еще одна «гостевая табличка» V в. до н. э., напоминающая такую же табличку из Сант Омобоно. Она была найдена в самом Карфагене (на холме Санта-Моника) в начале XX в. На плитке из слоновой кости можно прочесть этрусскую надпись: «mi puinel karthazie» («я принадлежу пунийцу из Карфагена»). Следовательно, можно считать, что этот «паспорт» использовался карфагенянином, занимающимся торговлей на этрусской земле, возможно в Цере, и что он был привезен затем на родную землю своим владельцем. Этот «пуниец из Карфагена» должен был быть достаточно горд этим предметом, поскольку табличка была позднее помещена в его погребение.
Если мы обратимся от Цере к Тарквиниям, то сможем увидеть в музее этого города красивый греческий саркофаг из мрамора, крышка которого показывает покойного в полулежачем положении, опирающимся на локоть, как на других образцах этого района начиная с IV в. до н. э. Этот саркофаг из Тарквиний, называемый «саркофагом жреца», имеет полную аналогию в музее Карфагена на холме Бирса. Другие детали действительно показывают поразительные сходства: в обоих случаях левая рука покойного раскрыта в жесте просьбы, и он держит в то же время правую руку так, что она кажется нам чем-то вроде курильницы; в Этрурии это вообще-то патера, которую держит персонаж, представленный на крышке. Объяснить такое невероятное сходство саркофагов можно только одним: в Карфагене был захоронен этруск, прибывший туда, возможно, по торговым делам и добившийся такого высокого положения, что был удостоен чести погребения по пышным этрусским обычаям. Мы почти коснулись дополнительного следа длительного обмена между двумя культурами.
Нам также известна небольшая гробница в Тарквиниях (некрополь Вилла Тарантола), датируемая II в. до н. э., на стенах которой сохранилась чрезвычайно интересная надпись, передающая информацию о погребенном. Из надписи мы узнаем, что некто Ларе Фелснас, проживший 106 лет, однажды участвовал в каких-то событиях в Капуе, связанных с Ганнибалом. Несмотря на то что ряд слов в этой надписи непонятен, в целом ясно, что она относится к периоду Второй Пунической войны, когда римские войска осаждали перешедшую на сторону Ганнибала Капую. Исследователи долгое время полагали, что этот Ларе Фелснас мог служить наемником в пунической армии, которая действительно их использовала в большом количестве. Известно, что выбор Ганнибалом длинного и трудного маршрута через Альпы и далее через всю Италию объясняется желанием привлечь на свою сторону население, недавно завоеванное Римом или недовольное римской захватнической политикой. Данная эпитафия отсылает нас к отрывку из Тита Ливия о битве при Капуе между римскими и этрусскими (в основном из Перузии) войсками. Наш Ларе Фелснас мог действительно в ней участвовать, так как Тарквинии, где он был позже захоронен, находятся недалеко от Перузии.
О РЫБЕ И СОЛИ
Описание портов и эмпорий дает нам картину в первую очередь торговых отношений этруссков с соседями. Однако в этих портах осуществлялась и хозяйственная деятельность — лов рыбы. Живописные фрески гробницы в Тарквиниях «Охота и рыбалка» сохранили для нас этот аспект жизни древних этрусков. Греческий автор Афеней (III в. н. э.) в своей работе «Пир мудрецов» подробно рассказывает, какие именно дары моря можно было купить в этрусском порту в Пирги. Археологи очень часто находят рыболовные крючки и глиняные грузила для сетей. Именно такие предметы обнаружили в Ветулонии, в царской гробнице времени ориентализирующего периода (около 700 г. до н. э.) — очень красивый бронзовый рыболовный крючок для крупных видов рыб высотой около метра. Другой похожий экземпляр из железа был найден в Пизе. Подобные находки дают представление не только о ловле крупных рыб, как тунец, но могут являться символом этрусского господства на море. Море — это еще соль. Соль необходима для жизни людей, как и животных, наряду с другими продуктами питания. Обладание тем, что иногда называют «нефтью Античности», было важным: не случайно первые схватки между Вейями и Римом велись за соляные копи, расположенные на правом берегу Тибра. Некоторые исследователи даже задаются вопросом: не связана ли «фортуна Рима», как позднее фортуна Венеции, с завоеванием соляных копей, их эксплуатацией и торговлей после взятия Вейцев в начале IV в. до н. э.? Даже выбор самого местоположения Рима не мог быть не связан с солью: Форум Боариум на берегу Тибра был местом встречи между стадами, спускающимися с гор Центральной Италии и лодками, перевозившими соль от устья Тибра. Рим мог также устанавливать свои права транзитной платы со всех судов, вынужденных проплывать через это место.
