Виктор Полищук - Лекции по культурологии

Не менее известна сегодня упоминавшаяся выше гипотеза профессора Гарвардского университета С. Хантингтона. По его мнению, история не окончена, она лишь вступает в новую фазу, когда источником конфликтов и дальнейшего развития мировой культуры станет не идеология или экономика, а «линии разлома между цивилизациями».59 Концепцией «столкновение цивилизаций» Хантингтон вызвал много дискуссий среди философов, культурологов, политиков, но сам он спорит с концепцией «конца Истории» Фукуямы. Однако концепции не так уж сильно противостоят друг другу: обе близки к упоминавшейся уже мысли о конечном превращении истории в культуру.

Будущее во многом определяется человеческими потребностями, поэтому далеко не все культурологи связывают его с необходимостью развития технологии. Многие исследователи считают, что развитие технологии должно быть принципиально иным. Например, английский экономист Э.Ф. Шумахер (1911– 1977) разработал концепцию «технологии с человеческим лицом», в которой развивает мысль, высказанную когда-то Ганди: нам необходимо не массовое производство, а производство, осуществляемое массами.

Взгляды, альтернативные концепции технологического прогресса выражены в докладах Римского клуба – международной общественной организации, основанной в 1968 г. Основателем и президентом его был итальянский экономист А. Печчеи (1908–1984).

В первых исследованиях Римского клуба («Пределы роста», «Мировая динамика», «Человечество на поворотном пункте» и др.) должное внимание уделялось научно-техническим аспектам развития мировой культуры, но в дальнейшем акцент смещался всё более на социальные и человеческие факторы. Так, в докладе 1979 г. «Нет пределов обучению» взамен «поддерживаемого», или «традиционного» обучения предлагалось ввести «инновационное обучение», имеющее целью формирование способности предвидеть события и последствия собственных действий, а также способности участия в решении общечеловеческих или глобальных проблем, способности расширять сознание. В предисловии к этому докладу А. Печчеи писал, что Римский клуб начал свою работу, чтобы определить внешние границы материального роста культуры, но пришёл к убеждению о неограниченных внутренних возможностях человечества.

Представление о богатстве возможностей, которые таит в себе каждый человек, было одним из оснований марксистского учения об обществе, а реализация этих возможностей входила в круг целей революции 1917 г. Но в послереволюционное время интересы общества были направлены не на реализацию внутренних возможностей человека, а на внешние формы деятельности, на производство материальной предметной культуры. Основой этой деятельности, как было сказано выше, стали чисто механические представления о развитии общества и культуры, отождествлявшие их с фабрично-заводским производством.

Подобные представления, которые были выражены в идеологии пролеткульта, гипертрофия количественных показателей и однообразие культурно-просветительской работы, сведённой на первых этапах практически к ликвидации неграмотности, не могли не деформировать понимания роли культуры у миллионов людей. Искажённому представлению о культуре способствовала и борьба с «пережитками», которая часто сводилась к уничтожению культурных ценностей, к гонению на многих мастеров культуры, к нетерпимости ко всему живому и творческому. Культура нового человека, воспитание которого, по В.И. Ленину, было целью культурной революции в нашей стране, отождествлялась с умением управлять (читай – командовать), хозяйствовать, в том числе и торговать, умение работать и, наконец, умение строить новый быт.60

В обществоведении постепенно утвердилась мысль о том, что роль культурологии исполняет исторический материализм, что учение о развитии и смене типов культур выражено в учении об общественно-экономических формациях. Развернувшаяся после революции большая краеведческая работа в 20–30-х гг. была практически полностью свёрнута или взята под жёсткий контроль государственных учреждений. Пространство культуротворческой деятельности стало сужаться, ограничиваться сферой искусства, художественной самодеятельности. Всё это отнюдь не способствовало развитию культурологии.

Даже в 80-е годы можно было услышать утверждения специалистов, что у нас «нет, за редкими исключениями, культурологов в собственном смысле слова. Как нет и достаточно мощных исследовательских учреждений по культурологии, а есть лишь вкрапленные там и здесь «подразделения», ютящиеся едва ли не на задворках обширных научных центров».61

И всё же работа по изучению культуры в стране велась. Большой вклад внесла антропологическая школа, созданная трудами М.М. Бахтина, В.Я. Проппа, И.Г. Франк-Каменецкого, О.М. Фрейденберг, Л.С. Выготского, С.М. Эйзенштейна и других учёных в 20–40-е годы, которая в ряде отношений опередила мировую науку.62

Исследования последних десятилетий XX века позволили сделать вывод о том, что границы формаций не совпадают во времени и пространстве с границами культурных ареалов. Плодотворной для отечественной культурологии является семиотическая концепция культуры, т.е. её исследование как знаковой системы. Основные представители концепции – Вяч. Вс. Иванов, Ю.М. Лотман, В.Н. Топоров, Б.А. Успенский. Большую известность приобрели «Труды по знаковым системам», издаваемые Тартуским университетом.

В теме 1 приводился ряд имён известных отечественных культурологов, чьими усилиями значительно возросли в обществе в последние годы знания о культуре и интерес к её изучению. Проблемы теории и истории, философии и социологии культуры – вот главные направления их исследований. Но, пожалуй, основным достижением последних лет стало признание культурологии в качестве необходимой и обязательной учебной дисциплины (сегодня она изучается в вузах, средних учебных заведениях, в общеобразовательных школах), а также в качестве самостоятельной отрасли науки (в соответствии с ныне действующей номенклатурой специальностей научных работников присуждаются учёные степени докторов и кандидатов культурологии).

Существуют проблемы, так или иначе затрагивающие судьбы всего человечества. Устранение угрозы мировой термоядерной войны, преодоление растущего разрыва в экономическом уровне между развитыми и развивающимися странами, ликвидация голода и нищеты, предотвращение экологического кризиса – всё это проблемы глобального характера. К ним можно отнести также состояние здравоохранения, образования, отношение к социальным ценностям, таким как уважение к личности, бережное отношение к национальному своеобразию культуры и т.д.

Можно назвать несколько причин появления и обострения глобальных проблем. Главные из них – стихийность в развитии цивилизаций и безудержный рост масштабов деятельности человека, за которым, образно говоря, не поспевает сам человек. Человеческая деятельность, с одной стороны, стихийна, неконтролируема и уже по этой причине часто далека от культуры. С другой стороны, её развитие определяется в большой мере материальными и техническими решениями, в силу чего она имеет механический и антигуманный характер. Положение в мире сегодня таково, что не культура или цивилизация является способом существования человека, а сам человек выступает способом или средством её существования. Как писал М. Хайдеггер, «с самим собой, т.е. со своей сущностью, человек сегодня как раз нигде уже не встречается».63

Некоторые культурологи обращают внимание на то, что «XX в. ознаменован иссяканием христианства и постепенным упрочением первой на Земле насквозь безрелигиозной цивилизации, утрачивающей понятие «священного» в его прямом сакрально-иератическом значении высшей санкции всех прочих духовно-поведенческих ценностей».64 Утрата понятия «священного» не могла не сказаться на общем состоянии культуры. Как говорил протоиерей Александр Мень, религии в мире – часть культуры. Без этой своей «части» она может существовать и нормально развиваться лишь тогда, когда будет найдена достойная замена. Можно с уверенностью сказать, что к сегодняшнему дню мы её найти не смогли.

В современной культурологии, как и в общественном мышлении в целом, происходит медленный поворот: от идеи понимания и оценки культур по типу «высокая» – «низкая» к идее единой теории культуры, от идеи «правильных» и «неправильных» культурологий к идее философии культуры, от философии конфликта и противоборства различных культур к единству их многообразия.