Владимир Келер - Друг на все времена

Возбранялось торговаться о гонораре до начала лечения, чтобы не запугать больного, не вызвать в нем недоверия и не ухудшить тем его состояния. В тяжелых случаях врач должен оказать помощь, не думая о гонораре.

Моральный кодекс обращался лишь к врачам. Позднее он превратился в то, что сейчас называется врачебной этикой. Но в самом его возникновении можно увидеть нечто большее: что люди чувствовали живую, острую потребность во взаимной поддержке, в деятельном сострадании. Им нужны были такие соплеменники, к которым можно прийти и все им рассказать. Такие, кто бескорыстно заступится за самых бедных и приниженных.

Эти качества, развитые в социалистическом обществе, стали одной из граней морального кодекса строителя коммунизма.

Партия считает, что моральный кодекс строителя коммунизма включает такие нравственные принципы:

– преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма;

– добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест;

– забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния;

– высокое сознание общественного долга, нетерпимость к нарушениям общественных интересов;

– коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного;

– гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку – друг, товарищ и брат;

– честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни;

– взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей;

– непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству;

– дружба и братство всех народов СССР, нетерпимость к национальной и расовой неприязни;

– нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов;

– братская солидарность с трудящимися всех стран, со всеми народами.

Вернемся к вопросу, как же воспитывалось сострадание? Когда я думаю об этой нравственной способности, я вместе с этикой врачей вспоминаю сразу то, что называют «рыцарством».

Слово «рыцарь» появилось в XI–XII веках. Его первоначальный смысл не таил в себе и намека на великодушие. Слово «рыцарь» произошло от немецкого «риттер» – всадник. Среди настоящих, живых риттеров было немало гуляк и разбойников, насильников и угнетателей.

Но постепенно в рыцарской среде (особенно в XIII–XIV веках) были выработаны понятия о благородстве, долге и чести, о сострадании, распространилось другое, не буквальное значение этого слова. То, которое в наше время в энциклопедиях выражают так: «Рыцарь – самоотверженный, благородный человек, деятель на каком-либо поприще».

Рыцарство в своем лучшем виде подняло уважение к женщинам и бедным людям, к слабым и беззащитным. Странствующие рыцари бросали вызов сильным мира сего и, воодушевленные светлыми идеалами, бесстрашно отправлялись на подвиги.

Самый, кажется, знаменитый из них – Дон-Кихот – существовал лишь в воображении. Образ его нарисован с иронией, и потешаться над неудачником на Россинанте не устают поныне. Но сколько настоящих побед одержал этот вымышленный герой! Сколько миллионов людей стали выше, чище и достойнее, покоренные благородной выдумкой Сервантеса!

Мужество и сострадание – основные свойства рыцарской натуры. Однако есть немало и других возвышенных свойств, помогающих развиваться главным двум и всегда присутствующих с ними. Поэтому, когда в наше время произносят слово «рыцарь», то в воображении встает человек, наделенный не только мужеством и состраданием, но и

...готовностью беззаветно служить людям;

...богатством внутренним вообще (ведь тот, кто хочет много давать, сам должен иметь много);

...добротой.

Особенно ценно это последнее свойство. Вспомним Чехова, слова в рассказе «Крыжовник»:

«Не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, бодры, не уставайте делать добро».

Добро в коммунистической морали «отражает все многообразные требования, которые предъявляются в социалистическом обществе к человеку, его действиям и мотивам, к различным социальным явлениям»[49].

Доброта – одно из самых благородных качеств человека. Вершина доброты – душевная щедрость.

Как важно, получая помощь, не чувствовать усилия дающего. Рыцарская помощь – это щедрость, льющаяся через край, щедрость, не принижающая достоинства получающего, а часто остающаяся им не замеченной. Это нечто вроде доброты Пьера Безухова, так описанной в «Войне и мире»:

«Наташа бессознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она не была даже благодарна ему за его нежность. Ничто со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте».

Что же прибавить к перечисленному?

...сердце, открытое другим;

...великодушие;

...снисходительность к человеческим слабостям;

...необидчивость;

...неудовлетворенность собой;

...вечная жажда самоусовершенствования – морального, разумного;

...чувство справедливости;

...готовность служить людям.

Образцом такой готовности был известный рабочий-новатор Алексей Григорьевич Стаханов. В 1927 году он начал работать на шахте «Центральная-Ирмино» в Кадиевке (Донбасс) коногоном и с 1933 года – забойщиком. В ночь с 30 на 31 августа 1935 года Стаханов установил рекорд, добыв за смену 102 тонны угля, то есть 14 норм. 19 сентября 1935 года Стаханов установил новый рекорд, дав в смену 227 тонн угля. Трудовой подвиг Стаханова встретил горячий отклик в Донбассе, а затем по всей стране. С него началось стахановское движение – массовое движение новаторов социалистического производства.

В 1978 году Кадиевка, где совершил свой первый трудовой подвиг Алексей Григорьевич, переименована в город Стаханов.

Иногда относят к достоинствам и чувство жалости. Это прекрасное чувство. Только проявлять его надо очень бережно. Большинство не любит, когда их «жалеют» (в этом есть что-то снисходительное, ущемляющее достоинство). Открыто жалеть хорошо только слабых: маленьких детей, больных стариков.

И все же уметь жалеть надо обязательно. Жалеть, как жалеют добрые – не злые. Злые, к слову говоря, не только жалеют, но даже любят испытывать это чувство. Оно дает им ощущение собственного превосходства.

Надо уметь жалеть, чтобы бескорыстно, добро помогать слабым при случае.

«Если бы добро всегда вознаграждалось,– писал Н. Н. Михайлов,– какая бы была ему цена?»

У великого таджикского поэта Фирдоуси (934–1020 гг.) есть прекрасные стихи, славящие человека:

В цепи человек стал последним звеном,И лучшее все воплощается в нем,Как тополь, вознесся он гордой главой,Умом одаренный и речью благой.Вместилище духа и разума он,И мир бессловесных ему подчинен.

Сострадание и другие высокие чувства, конечно, надо добавить к «лучшему» в человеке.

Как дать сдачи?

Самообладание в минуту гнева не менее высоко и не менее благородно, как и самообладание в минуту страха.

Человеку свойственно тянуться к доброте. Но вот одна ее форма ему обычно не дается: доброта к обидчику.

У большинства потребность противоположная: немедленно дать сдачи. И по возможности с довеском. «Чтобы неповадно было».

Это чувство так прочно связано с человеческой натурой, что в древней книге, написанной задолго до нашей эры, прямо говорится: «Око за око, зуб за зуб».

С начала христианства сей ясный принцип был заменен другим. Почему-то стали рекомендовать делать по-иному: «Тебя ударили по левой щеке, а ты подставь и правую, чтобы дали и по правой».

Понятно, что, если не считать немногих, никто так поступать и не думал. Древний принцип сохранялся с той несущественной поправкой, что его облачили в современные (для тех времен) одежды. Ввели, например, понятие «кодекс чести», один из пунктов которого гласил: «тебя оскорбили – швырни оскорбившему перчатку, вызови на дуэль». Возникла родовая кровная месть – вендетта (классический образец в трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта»). Поэты средневековья превозносили «священную месть» как добродетель.

Сейчас дуэлей нет, не слышно и о вендеттах. А чувства древние – дать сдачи,– как сказано, остались.

Что же с ними делать? Заглушать? Удовлетворять? Как удовлетворять?

Ведь каждый день нас не только чем-то радуют, но и чем-то задевают. Мы улыбаемся каждый день, но не реже стискиваем зубы и думаем о ком-то: «Что бы с тобой сделать?»...

Как же решается щекотливая проблема «сдачи»?