Земля плоская. Генеалогия ложной идеи - Виолен Джакомотто-Шарра
Вольтер оказался причастен к переписыванию истории этих открытий во второй половине XVIII века. Именно тогда «о Веспуччи забывают», – как отмечают Бартоломе и Люсиль Беннассар, специалисты по Испании и Новому Свету, – а Колумба делают «мифическим персонажем», коим он отчасти является по сей день. Авторы обращают внимание, что момент совпадает с началом «треугольной торговли» и одновременно быстро развивается литература о мореплавателе265. Постепенно Колумб становится олицетворением триумфа Нового времени, архетипической фигурой смелого первооткрывателя, позволившего изгнать из западного мышления замшелые теории, характеризующие средневековье, в особенности Испанию с ее засильем инквизиции, символом которой становится вера в плоскую Землю.
I. Христофор Колумб: страсти по герою
С приближением четырехсотлетия открытия Америки (1892) во Франции разворачивается необычная и жесткая конкуренция, связанная с памятью знаменитого генуэзца. За некоторое время до этого, в 1866 году, кардинал Донне, архиепископ Бордо, пишет письмо папе Пию IX – оно сохранилось в епархиальной библиотеке города – и просит его «поднять дело Христофора Колумба», надеясь добиться беатификации мореплавателя.
Даниель Фабр, изучивший обстоятельства этого шага, считает, что Донне – один из активных участников «группы давления», которая в преддверии церковного собора 1869 года пыталась добиться признания того, в чем видела истинное «апостольство Христофора Колумба»266. Движение это ориентировалось в основном на труды ревностного католика Антуана Розелли де Лорга, адвоката по образованию, знатока Америки, и на тексты не менее ревностного его читателя Леона Блуа, чьи умозаключения Фабр излагает в своем исследовании.
В 1843 году Розелли начал публиковать первую апологию генуэзского мореплавателя, «Крест в двух мирах» (1845), а затем, в 1853 году, по просьбе папы Пия IX взялся за написание полной биографии, опубликованной в 1856 году и получившей название «Христофор Колумб. История его жизни и путешествий на основе подлинных документов, найденных в Испании и Италии». Мы также обязаны ему работой «Сатана против Христофора Колумба, или О мнимом падении слуги Божьего» (1876), в которой автор признается, как нелегко нести знание о деле Колумба.
Розелли и Донне пытаются представить открытие Нового Света начинанием, вдохновленным божественной силой, и связать фигуру Колумба с Католической церковью. Не зря архиепископ Бордо представляет труд Розелли благим, восстанавливающим справедливость как в научном плане, – ведь нужно «исправить многие ошибки, преодолеть невольное забвение и умышленное замалчивание», – так и в религиозном, поскольку автор освещает «приоритет воззрений Церкви, хранящей нас своей прозорливостью и богатой деяниями», и одновременно показывает, что открытие «нового континента» (формулировка неверна применительно к территориям, открытым Колумбом) «явилось триумфом католического вдохновения» – на этом генуэзец действительно настаивает в своих записях. Церковь «услужливо протянула руку» тому, кого «отталкивали ученые, придворные, космографические общества»267, – мимоходом замечает кардинал. Через несколько лет Леон Блуа, которого, по всей видимости, впечатлило сочинение Розелли, погрузится в историю вопроса и продолжит борьбу за причисление мореплавателя к лику блаженных, а в 1884 году опубликует книгу «Провозвестник земного шара. Христофор Колумб и его будущая беатификация» с большим предисловием Барбе д’Оревильи. Название «Провозвестник земного шара» заимствовано у Розелли.
Канонизация Колумба не состоялась (разве что в написанном в XX веке романе Алехо Карпентьера «Арфа и тень»), но начинание архиепископа и труд Розелли позволяют нам понять, на что делалась ставка в связи с образом путешественника. Для Католической церкви вопрос был в том, чтобы, с одной стороны, не отдать Колумба ни протестантам, ни последователям лаицизма, а с другой – попытаться выступить на стороне прогресса. С этой точки зрения лучше произведения Розелли не может быть ничего. Впервые опубликованное в 1856 году, оно, в сущности, является ответом другому начинанию по героизации Колумба, предпринятому протестантом Вашингтоном Ирвингом, о котором мы уже говорили выше. В самом деле, в первом издании Розелли раскрывает, что побудило его к написанию книги, и называет своих соперников: «Никогда еще автор-католик не пытался проследить от начала до конца жизнь Христофора Колумба, этого католического героя. До этих пор лишь протестантская школа воспользовалась возможностью нам о нем рассказать»268. Пространное введение (в котором автор не забывает упомянуть о славе, присвоенной Веспуччи) позволяет ему далее подвести историографический и библиографический итог, показывающий, что публикаций, связанных с Колумбом, в начале XIX века становится все больше, особенно в Италии.
За этим обширным множеством Розелли обнаруживает некую «клику», присвоившую себе биографию Колумба, которая, по замечанию автора, «оказалась в руках его естественных врагов»269. В нее входят «генуэзец Джованни Баттиста Споторно, американец Вашингтон Ирвинг, испанский академик дон Мартин Фернандес де Наваррете и прославленный пруссак Александр фон Гумбольдт», чей «авторитет […] узаконил заблуждения трех первых, усугубив их под грузом его собственных»270. Из четырех сочинений лишь одно, произведение Ирвинга, – это подлинная история Колумба. Об успехе книги во Франции говорит появление нескольких переводов и множества переизданий. Однако если Ирвинг описывал Колумба как героя эмпирической науки и здравомыслящего искателя приключений, то Розелли восстает против умаления сути его странствия, в котором «протестантская школа» не сумела увидеть «свершение всевышней воли». В общем и целом «они лишили Колумба духовного величия»271.
Натуралист Александр фон Гумбольдт, другой участник «клики», – признанный и уважаемый ученый. Его также не раз цитирует Ирвинг в своей биографии Колумба, а натуралист, в свою очередь, отдает дань американскому историку в предисловии к «Критическому очерку по истории географии Нового континента и развития мореходной астрономии в XV и XVI веках» (1814–1834). Между тем открытия Колумба этот автор рассматривает как движение в одном направлении (а не вразрез) с идеями таких мыслителей, как Роджер Бэкон, Дунс Скот или Альберт Великий. Гумбольдт как будто отмежевывается от общей тенденции обесценивания средневековья, но в дальнейшем на протяжении всей книги старается выстроить образ Колумба-ученого, «раздвинувшего пределы мира, образ прогрессивного героя». Напомним, что несколькими годами ранее именно этот натуралист пустил в обиход выражение «великие географические открытия», тут же всеми подхваченное и влившееся в дискурс великой европейской истории. Из-под его пера выходит образ генуэзца, у которого есть «твердый план», в отличие от того, как действует «авантюрист, полагающийся на случай». Описывая намерение двигаться на запад, чтобы достичь Азии, Гумбольдт упоминает об
