Джордж Сорос - Первая волна мирового финансового кризиса

Один из ключевых постулатов теории в ее классическом виде сводится к совершенному знанию. Другими постула­тами являются однородный характер товаров и делимость товарных партий, а также большое количество участни­ков, не позволяющее отдельно взятому покупателю или продавцу влиять на рыночную цену. Предположение о со­вершенном знании находилось в прямом противоречии не только с рефлексивностью, но и с идеей несовершенного понимания, горячо защищаемой Карлом Поппером. Все это заставляло меня сомневаться в теории совершенной конкуренции еще во времена моего студенчества. Класси­ческие экономисты применяли концепцию совершенного знания в том виде, которому противился Поппер. Они действовали в рамках образа мыслей, названного мною ошибкой Просвещения. Как только на поверхность стали подниматься эпистемологические (связанные с теорией познания) проблемы, сторонники теории совершенной конкуренции поняли, что должны использовать не кон­цепцию знания, а более простую концепцию информации. В современном виде теория как раз и говорит о совершен­ной информации.

К сожалению, этого предположения недостаточно для поддержания выводов теории. В попытках избежать яв­ных недостатков системы современные экономисты приня­лись настаивать на том, что кривые спроса и предложения должны рассматриваться независимо друг от друга. Это заявление не постулировалось, а скорее преподносилось как методологическая идея. Экономисты стали подвергать сомнению прежний тезис о том, что задача экономики со­стоит в изучении связи между спросом и предложением. Спрос может быть объектом изучения психологов, а вопро­сы предложения могут рассматриваться с инженерной точ­ки зрения или в рамках изучения теории управления (обе сферы изучения находятся вне пределов экономической науки). Следовательно, экономисты должны рассматри­вать их как данность. Вот такую теорию я изучал, когда был студентом.

Но давайте остановимся на мысли о том, что условия из­менения спроса и предложения не зависят друг от друга. Очевидно, что в данном случае было сделано еще одно пред­положение. Иначе откуда бы вообще взялись эти кривые? Речь идет о том, что предположение вновь используется в качестве методологического инструмента. Предполагается, что участники должны выбирать из нескольких альтерна­тивных предложений, основываясь на собственной шкале предпочтений. Согласно невысказанному предположению, участники знают, какие имеются альтернативы и в чем со­стоят предпочтения.

Я постараюсь доказать, что это предположение доста­точно непрочно. Кривые спроса и предложения нельзя рас­ценивать как независимые параметры, потому что и та и другая отражают ожидания участников относительно со­бытий, которые могут произойти вследствие их ожиданий. На финансовых рынках роль ожиданий видна лучше, чем где-либо еще. Решения о покупке и продаже принимаются на основе ожиданий относительно будущих цен, которые, в свою очередь, определяются сегодняшними решениями о покупке и продаже.

Ошибочно полагать, что предложение и спрос опре­деляются некими силами, не зависящими от ожиданий участников рынка. Кривые спроса и предложения нарисо­ваны в учебниках так, как если бы имели под собой какое-либо эмпирическое основание. Однако такого основания для существования независимых кривых спроса и пред­ложения нет. Любой, кто работает на рынках с постоянно изменяющимися ценами, знает, что участники рынка в большой степени подвержены влиянию событий, проис­ходящих на рынке. Растущие цены привлекают покупа­телей, и наоборот. Как можно объяснить развитие само­развивающихся трендов на рынке, считая при этом, что кривые предложения и спроса не зависят от рыночных цен? Посмотрите на товарные, фондовые или валютные рынки, и вы заметите, что тренды являются скорее пра­вилом, чем исключением.

Идея, что рыночная ситуация способна повлиять на фор­му кривых спроса и предложения, не согласуется с точкой зрения сторонников классической экономики. Предпола­гается, что именно кривые спроса и предложения обуслов­ливают рыночную цену. И если они подвержены влиянию рыночных событий, то однозначное определение цены ста­новится невозможным. Вместо равновесия мы получаем колебания цен. Это приводит к тому, что все заключения экономической теории теряют какой-либо практический смысл. Именно поэтому и был придуман методологический инструмент, позволяющий рассматривать кривые предло­жения и спроса как независимые величины. Но, помоему, есть что-то странное в применении методологического ин­струмента, против которого есть серьезное возражение, способное доказать его неприменимость.

Экономисты пытаются объединить ожидания участни­ков рынка с теорией совершенной конкуренции еще с тех времен, когда я был студентом. Они создали теорию рацио­нальных ожиданий. Не могу сказать, что полностью пони­маю эту теорию, — я никогда ее не изучал. Но если я пони­маю правильно, теория предполагает следующее: участники рынка, действующие в своих интересах, основывают свои решения на предположении о том, что другие участники бу­дут делать так же. Это звучит разумно, однако разумным не является. Люди поступают так или иначе не в соответствии со своими интересами, а в соответствии с собственным восприятием своих интересов — что неоднократно под­тверждалось экспериментами в области бихевиористской экономики. Участники рынка действуют в условиях несо­вершенного понимания, что нередко приводит к непредска­зуемым последствиям. Существует некоторое несоответ­ствие между ожиданиями и результатами — то есть между состояниями ех аnte и ех роst; и было бы нерациональным действовать, предполагая, что между этими состояниями нет различий.

Теория рациональных ожиданий пытается преодолеть это препятствие, заявляя о том, что рынок в целом всег­да знает больше, чем любой из его участников, — и этого достаточно для того, чтобы рынки всегда вели себя правильно. Люди могут ошибаться, и их ошибки могут приводить к случайным колебаниям. Однако в целом все участники рынка используют единую модель пони­мания мира, а если нет, то они учатся на своем опыте и в конце концов приходят к единой модели. Полагая, что эта модель слишком сильно оторвана от реальности, я даже не тратил времени на ее изучение. Я применял дру­гую модель, и тот факт, что мне удалось с ней преуспеть, не оставляет камня на камне от теории рациональных ожиданий: ведь мои результаты гораздо лучше, чем допу­стимые отклонения в рамках теории «случайных блуж­даний».

Я утверждаю, что финансовые рынки ведут себя непра­вильно (в том смысле, что они подвержены тем или иным предубеждениям), однако при нормальном ходе событий склонны откатываться от предельных значений. Время от времени превалирующие на рынке предубеждения способ­ны повлиять не только на текущие показатели цен, но и на фундаментальные основы, которые, как предполагается, рыночные цены и должны отражать. И вот это положение дел сторонники господствующей парадигмы объяснить не могут. Многие критики рефлексивности говорили о том, что эта теория лишь подтверждает очевидные факты, а именно, что предвзятые мнения участников рынка влияют на рыночные цены. Но смысл теории рефлексивности не так очевиден. Иллюзия правоты рынков опирается на их способность поколебать фундаментальные основы, на кото­рых и базируются рынки. Но изменение фундаментальных основ вкупе с искаженными представлениями может при­вести к саморазвивающемуся, а впоследствии саморазру­шающемуся процессу. Разумеется, такие ситуации подъема и спада не возникают постоянно. Отказ от неверных пред­ставлений чаще всего происходит раньше, чем начинают затрагиваться фундаментальные основы рынка. Однако сам факт того, что фундаментальные основы могут быть затронуты, делает неверной теорию рациональных ожида­ний. В случае изменения фундаментальных основ процессы подъема и спада приобретают историческое значение. Это случилось во времена Великой депрессии, и это происходит сейчас, хотя и в другой форме.

В книге «Алхимия финансов» я приводил множество при­меров процессов подъема и спада (ситуаций, когда пузыри возникали, росли и впоследствии лопались), возникавших на финансовых рынках. В каждом случае присутствовала двусторонняя рефлексивная связь между оценкой состоя­ния рынка и его фундаментальными основами, приводив­шая к некоему короткому замыканию: оценки рынка влия­ли на те самые фундаментальные основы, которые должны были лишь отражать. Короткое замыкание могло прини­мать форму дополнительного выпуска акций по завышен­ным ценам, но чаще — применения заемных средств для обеспечения долга. В большинстве случаев такая ситуация возникает в области коммерческой или жилой недвижимо­сти, когда готовность давать взаймы влияет на стоимость обеспечения займа. В ходе международного долгового кри­зиса 1980-х годов короткое замыкание возникло в сфере су­веренных займов (sovereign borrowing). Хотя в той ситуации и не существовало обеспечения как такового, желание бан­ков ссужать повлияло на так называемые кредитные рей­тинги, определявшие возможности той или иной страны прибегать к займам.