РАФАЭЛЬ САБАТИНИ - Торквемада и испанская инквизиция

Для канонического очищения, разъясняет Эймерико, обвиняемому следовало найти несколько поручителей, или «compurgatores», количество которых зависело от тяжести приписываемого молвой проступка. Честность поручителей должна быть общеизвестной, они должны иметь то же общественное положение в обществе, что и обвиняемый, и знать его несколько лет. Обвиняемый должен поклясться на Евангелии в том, что он никогда не придерживался и не изучал еретических учений, а «compurgatores» – под присягой подтвердить, что это правда. Очищение следовало провести во всех городах, где обвиняемый был опорочен молвой,

Обвиняемому предоставлялось определенное время на поиски поручителей, и, если ему не удавалось найти требуемое количество, его сразу осуждали и выносили приговор, как еретику.

Пенья добавляет в своих комментариях по этому поводу, что всякий, кому повторно вменялась в вину ересь, немедленно признавался «relapso» (то есть вновь отступившим от веры) и передавался в руки гражданских властей, приводивших в исполнение приговоры инквизиции. По этой причине он не считал каноническое очищение легким наказанием: все в значительной степени зависело от воли третьих властей.

Эймерико далее пишет, что иногда к каноническому очищению могли быть приговорены те, кого опорочила людская молва, но они не попали о руки инквизиторов. Стоило им не подчиниться вызову в суд, инквизиторы отлучали их от церкви, и. если не удалось снять с себя отлучение в течение года, их признавали еретиками и применяли меры, соответствующие этому приговору.

«Если какой-либо документ судебного разбирательства выявит ересь человека умершего, против него следует возбудить расследование – даже по истечении сорока лет после совершения преступления – и, если он будет признан виновным, тело его должно быть эксгумировано.

Его дети или наследники могут явиться в трибунал, чтобы защищать его; но ежели они не явятся или, явившись, не смогут доказать его невиновность, приговор належит привести в исполнение, а собственность конфисковать».

Понятно, что возбуждение процесса против умершего не могло служить добрым или полезным целям, и ничто, кроме алчности, не вдохновляло создателей столь варварского декрета. Инквизиция провозглашала с амвонов, причем провозглашала громогласно и постоянно, что ее цель искоренение ересей, что существует настоятельная необходимость «во исполнение долга перед Богом» уничтожить тех, кто упорствует в ереси или своим учением или примером отравляет души других. Так инквизиция оправдывала свои действия и отметала все сомнения в порядочности движущих ею мотивов.

Но как связать это с судебным расследованием о верованиях умершего – несмотря на то, что он, возможно, умер более сорока лет назад?

Надо отметить, что это постановление не является изобретением Торквемады. Он лишь следовал по пути, проложенному предшествовавшими инквизиторами. Он обнаружил прецедент в сто двадцатом вопросе Эймерико – «Confiscatio bonorum haereteci fiery potest post ejus mortem» («конфискация наследства еретика, разоблаченного после смерти» (лат.)). Здесь автор «Directorium» безапелляционно заявляет, что, хотя гражданское право прекращает дела в отношении умерших преступников, этого нельзя допускать при обвинении в ереси ввиду чудовищности преступления. (Пожалуй, если бы он был совершенно откровенен, он мог бы сказать: «Ввиду наживы, которую можно извлечь из такого процесса».)

Еретики, продолжает Эймерико, подлежат преследованиям и после смерти, если их вина будет доказана; в течение сорока лет после смерти их собственность может быть конфискована у наследников, вплоть до третьего поколения.

Торквемада лишь отменил ограничение сорока лет, установленное его предшественником.

К вышеупомянутому Эймерико также добавляет, что наследников следует поставить в известность о том, что умерший был еретиком, и с этого момента их надлежит осудить за плохое служение делу веры и сокрытие этого преступления! Тем самым он заставляет людей добровольно предъявлять обвинение своим отцам и дедам в еретических заблуждениях, чтобы самим избежать унижения, позора и запрета на высокие должности и престижные профессии – и это несмотря на то, что сами они могли быть вернейшими из католиков, на которых не падает ни малейшее подозрение!

Жестокость и несправедливость этого постановления невозможно описать словами. Тем не менее, как и в прочих случаях, церковники умело подбирают оправдания всем своим низостям. Единственное, в чем инквизиторы действительно достойны восхищения, – это ловкость, с которой они умеют найти оправдание и согласовать со своей совестью самые негуманные действия. Они ответят на вопрос о законности подобных расследований утверждением, что совершают это с величайшей неохотой, но что долг велит поступить именно так, чтобы живущие остерегались нарушить верность католической церкви под страхом кары, которая постигнет их и их потомков, даже если им самим повезет ускользнуть от правосудия при жизни. Тем самым инквизиторы представляют свои действия вполне правильными и даже желательными, если стремиться к торжеству веры. И если в этом есть хоть крупица истины, кто скажет, что их совесть не может быть успокоена этим самообманом и что конфискации были не более чем обязанностью, которая никак не влияла на выносимые ими приговоры?

Процессы против умерших были отнюдь не редкостью, что подтверждается частыми записями о сожжении трупов – одна из целей, ради которых их выкапывали. Другая состояла в том, чтобы эти трупы не оскверняли священную землю кладбища.

«Соверены пожелали, чтобы инквизиция действовала во владениях дворян подобно тому, как и на землях Короны. Во исполнение этого предписания инквизиторам надлежит принять от хозяев владений клятву подчиняться всему, что предопределено законами, и оказывать помощь инквизиторам. Если они будут уклоняться от этого, против них следует возбудить дело, как того требует закон».

«Если еретики, переданные в руки гражданских властей для приведения приговора в исполнение, оставят после себя детей несовершеннолетних и неженатых, инквизиторы обязаны позаботиться о них и предписать попечительство над ними таким людям, которые воспитают их в нашей святой вере. Инквизиторы должны приготовить подробное описание соответствующих обстоятельств для каждого из сирот с той целью, чтобы щедрая королевская милость могла быть при необходимости оказана им, когда на то будет воля монархов и когда они вырастут добрыми христианами, особенно в отношении девочек, которым надлежит иметь достаточное приданое, чтобы выйти замуж или поступить в монастыри».

Льоренте утверждает, что, хотя ему пришлось просмотреть великое множество протоколов старых процессов инквизиции, ни в одном из них он не обнаружил записи, которая говорила бы в пользу детей осужденного еретика.

Декреты инквизиции, суровые во всех аспектах, были наиболее суровыми в отношении детей еретиков. Несмотря на то, что младенцы сами никогда не были замешаны в ереси, за которую могли пострадать их отцы или деды, они вынуждены были жить в нищете и не могли претендовать на высокое положение из-за запрещения занимать – вплоть до второго поколения – руководящие должности на гражданской службе или получать церковные приходы, а также работать по уважаемым или доходным специальностям. И словно этого было недостаточно, их осуждали на ношение внешних знаков позора: они не имели права одеваться в тонкие ткани, носить оружие или украшения, ездить верхом – под страхом еще худших наказаний. Одним из неизбежных результатов этих варварских декретов стало вымирание многих славных испанских родов еврейского происхождения в последнем десятилетии пятнадцатого столетия.

Так инквизиторы понимали проведение в жизнь прекрасных и милосердных заповедей кроткого Христа, от имени которого действовали.

«Если какой-нибудь еретик или вероотступник, которому отпустили грехи в указанные сроки амнистии, будет освобожден Их Величествами от конфискации имущества, следует иметь в виду, что это относится лишь к той собственности, которую он терял из-за своего прегрешения. Освобождение от конфискации не затрагивает той собственности, которую прощенный унаследовал от лица, приговоренного к конфискации. Это делается с той целью, чтобы прощенный не оказался в лучшем положении, чем наследник верного католической вере человека».

«Поскольку король и королева в своем милосердии предписали освобождать от зависимости тех христиан-невольников, которые принадлежали еретикам, то даже в случае отпущения грехов и отмены конфискации невольники должны быть отпущены на волю во славу и честь нашей Святой веры».