Григорий Ганзбург - Статьи о Шуберте
«Если уж, – то только Гёте», – сурово говорит Цветаева. – О, конечно, это самое прекрасное, отвечаю я и предлагаю «Песни Миньоны» и «Арфиста» из «Вильгельма Мейстера» – для начала. Она рассеянно соглашается, я спешу уйти… Из какой-то двери выходит сын ее, юноша-красавец… – Мне бы к ногам ее броситься, целовать ее руки, облить их слезами, горячими, горючими, предложить ей взять на себя то или иное ее бремя… (Трудно мне самой понять, почему была я так замкнута и даже как-будто равнодушна… Отчасти, быть может – потому что на моих плечах тогда много лежало человеческих судеб, – старые, малые, больные, сорванные войной со своих гнезд, всех прокормить, всех достичь, обо всех подумать… А раньше – ссылки…) Но – как известно, – «самооправдание – плохой советчик» – и оправдываться ни к чему: то был грех недостатка любви. Любовь, идущая от Бесконечности Божией любви – беспредельно расширяет ограниченные человеческие возможности!.. А также, ошибки моего поведения тогда объяснимы и недостатком литературной культуры; я Цветаеву тогда мало знала. Позже, вчитавшись в ее стихи, я поняла, что они «не мои», но давать характеристику великому Поэту, конечно, не считаю возможным. (Для меня, однако, Поэзия не может быть столь откровенной, где и в тиши слышатся громкие голоса, а уж если не в тиши!.. что сказать на эту огласку…) И вся роскошная новизна, блистательное сверкание формы, виртуозное решение задач ритма – я их зрю воочию, постигаю, вернее, дивлюсь тому, как всё это построено, математически точно повисает в пространстве и не рушится… Но… не о том скорбит душа, не того жаждет дух… сочетание могучего интеллекта с земляной, неукротимой силой, именно и заведомо неукротимой! – мне не дано понять композиции сего синтеза поэзии Цветаевой и, вероятно, вина сего непонимания во мне, а конечно, вовсе не в прославленной поэзии самой.
Иное – для меня – ее проза и ее жизнь. В прозе – дух ее свободен, не о себе говорит она, тут она грандиозна. На коленях я преклоняюсь пред силой ее Прозы и Крестным Путем ее жизни, ее жития.
С русскими текстами Песен Шуберта, однако, ничего, ровным счетом ничего не вышло. Придя – в назначенное Мариной Ивановной Цветаевой время, я нашла ее еще более погруженной в себя, свою грозную судьбу, как бы на границе выносимого и невыносимого страдания. Я робко попросила показать мне тексты, имея с собой, разумеется, сборники Песен. Увы… всё самое замечательное, «Песни Арфиста», несколько «Песен Миньоны» – всё не заключало в себе никакой эквиритмичности и ни в какой степени не могло быть спето в музыке Шуберта. Я тихо, едва осмелившись, сказала Поэту, что вот это – мол так, а это – эдак, что – мол Заболоцкий соглашался с неизбежностью музыкальной редакции, что незачем спешить, что я всё устрою, как ей удобно, что выхлопочу аванс в издательстве и тому подобное. Но она меня уже не слушала. Сознание своей мощи, своей правоты (возможно, не в данном конкретном случае, а вообще перед оскорбляющим ее в целом – – миром, людьми, историей, злыми силами) заслонило перед ее пламенеющим взором, перед ее страдальческой сутью всю какую-то «мелочь» – меня, издательства, работу поперек вдохновения и… даже Шуберта, который тоже не шибко сладко прошел свой жизненный путь, – она наотрез отказалась от всей работы в целом. Я почтительно простилась и ушла, как побитая собака… Потом все мы узнали, что случилось…
И снова – «конец – молчание».
И молитва о ней. Всё.»
…Результат этих двух встреч, описанных М. В. Юдиной – русский вариант стихотворения Гете «Кто с плачем хлеба не вкушал…» (из «Годов учения Вильгельма Мейстера», кн. 2, гл. 13):
Кто с плачем хлеба не вкушал,Кто, плачем проводив светило,Его слезами не встречал,Тот вас не знал, небесные силы!
Вы завлекаете нас в сад,Где обольщения и чары;Затем ввергаете нас в ад:Нет прегрешения без кары!
Увы, содеявшему злоАврора кажется геенной!И остудить повинное челоНи капли влаги нет у всех морей вселенной!
Приведенный текст (единственный отысканный из тех, которые возникли благодаря инициативе Марии Юдиной) опубликован впервые в 1967 году в сборнике цветаевских переводов «Просто сердце», составленном Ариадной Эфрон и Анной Саакянц.
Почему перевод оказался не эквиритмичен (восьмая строка несовместима с мелодией песни Шуберта: D 480, – такты 40—43), поясняет помета Цветаевой на беловой рукописи: «Песня Миньоны Гёте, но – для музыки (к [отор] ой не знаю…)».
Два эпизода из истории русских переводов песен Шуберта
Один из аспектов либреттологического исследования творчества Шуберта связан с изучением истории и современной практики перевода иноязычных либретто как особой области литературного творчества. Создание художественно полноценных вокальных переводов и их распространение по каналам музыкальной коммуникации было и остается решающим условием присутствия творчества иностранных композиторов в нашей культуре.
Традиция русских и украинских переводов песен Шуберта, давшая шедевры искусства вокального перевода, пока не нашла своих исследователей. Нет реестра опубликованных и неопубликованных переводов, нет сравнительной характеристики вариантов перевода, нет анализа стилей выдающихся мастеров вокального перевода (В. Коломийцова, С. Свириденко и др.). Из-за этого многие практики вокального исполнительства (певцы, концертмейстеры, дирижеры), а также педагоги, издатели, критики – не осведомлены о существовании того или иного перевода, зачастую выбор исполняемого или издаваемого перевода носит случайный характер. Нет общественного интереса к этой проблематике и нет профессионального ее осознания.
Между тем, истории известны случаи, когда выдающиеся музыканты стремились вывести практику вокального перевода на уровень искусства. Два важных исторических эпизода такого рода связаны с организацией новых переводов песен Шуберта.
Инициатива М. Олениной д'Альгейм
В 1908 году «Дом песни», которым руководила М. Оленина д’Альгейм, объявил специальный конкурс на новый русский перевод цикла Шуберта «Прекрасная мельничиха». За время с 1 февраля до 1 сентября того же года на конкурс поступило 47 рукописей. Жюри, в состав которого входили Б. Н. Бугаев (Андрей Белый), А. Т. Гречанинов, Н. Д. Кашкин, С. Н. Кругликов, Н. К. Метнер, С. Н. Танеев и Ю. Д. Энгель, присудило награды конкурса О. Г. Каратыгиной, В. П. Коломийцову, М. И. Ливеровской, Г. А. Рачинскому, С. И. Рерберг, В. И. Фаненштиль-Рамм и В. М. Фишер. (Цикл Шуберта с новыми, премированными переводами был исполнен и напечатан под названием «Любовь мельника»).
К сожалению, в условиях конкурса «Дома песни» была заложена ошибочная идея, будто может существовать один, самый лучший вариант перевода каждой песни. Исходя из этой идеи в условия конкурса был включен пункт об уничтожении рукописей, не получивших премии. В те годы еще не сложилось нынешнее понимание того, что, по словам О. А. Алякринского, смысл оригинала подобен некоему пределу, к которому переводчики могут бесконечно приближаться, никогда его не достигая9, поэтому нужны многие переводы одной и той же песни, чтобы, по выражению А. Лободанова, «окружить смысл и не дать ему ускользнуть»10. Вывод о недостаточности любого отдельно взятого перевода был зафиксирован В. Брюсовым в 1920 г. в статье «О переводе „Энеиды“ Виргилия», опубликованной М. Л. Гаспаровым лишь в 1971 г.11 Так что винить устроителей конкурса 1908 года в незнании очевидной для нас истины не приходится. Однако, если бы «Дом песни» не поспешил уничтожить материалы конкурса, мы бы имели для анализа 47 полных вариантов перевода шубертовского цикла. Реально же до нас дошли только тексты премированных переводов (в опубликованных нотах под редакцией П. Ламма русский текст цикла скомбинирован из лучших, по мнению жюри, переводов разных авторов), имеется также полный перевод В. П. Коломийцова, напечатанный в его книге 1933 года12 и еще один случайно уцелевший конкурсный вариант, присланный с опозданием из Харбина (в архиве «Дома песни» авторство этого перевода не раскрыто). Чтобы дать представление об этом неопубликованном переводе, привожу текст первых двух песен цикла13:
1. СТРАНСТВИЕ
Стремленье мельника живитстремленьеВокруг него кипит ключемдвиженье —И учит жаждать и мечтатьИ в сердце к странствиям питатьВлеченьевлеченьевлеченьевлеченье…
Вода пример являет тамструитсяПоет, журча, призыв к мечтам– и мчится!Покой не зная день и ночьСпешит, пенясь, куда-то прочь —струитсяструитсяструитсяструится…
Колеса вслед за ней летяткружатсяДогнать наверное хотят– и мчатся…Противны им покой и леньРезвясь, вертятся ночь и деньКружатсякружатсякружатсякружатся…
А жернова – тяжелыякаменья! —И те спешат, дрожаот нетерпенья;Порхает быстрый хороводПоет, смеясь: «Вперед, вперед!»Стремитсястремитсястремитсястремится…
Я должен видеть Божий мирпуститеТо светоч мой, то мой кумир —поймите!Прощай, хозяин дорогойСчастливо с милою женойЖивите…Проститепроститепростите
2. КУДА?..
Я встретил ключик горныйВ долину он бежитВ скале, изрытой, чернойСверкает и журчитСквозь чащу пробиваясь,Он песенку-мечтуЧаруя и ласкаясь,Мне прожурчал свою…На посох опираясь,Я стал сходить к нему.
А ключик мне напевает«Скорее, скорей ко мне!»Так сладко замираетИ будто манит к себе…
Зачем своим журчаньемМеня, ручей, смутил,Зачем,О, зачем?..Тоской и ожиданьемМне сердце упоил…
Да, душу мне сомненьеНевольное гнетет —То, может, нимфы пенье,Что в ручейке живет,Коварной нимфы пенье,Что в ручейке живет.Смелее иди, о мельник!Ручей к добру ведет —Он мельничным колесамПеснь бодрости поет,Всегда поет колесамСвое «вперед, вперед!»
Не бойся ундины, мельник,Иди же за ручьемЗа ручьем —За ручьем!
Опыт «Дома песни» по культивированию искусства вокального перевода не изучен, а архивные материалы, сосредеточенные в ГЦММК им. М. И. Глинки в фонде М. Олениной-д’Альгейм14, ждут своей публикации.