Владимир Кутырев - Последнее целование. Человек как традиция
Очевидно, что если человек не будет этим тенденциям сопротивляться, не найдет своего места в потоке перемен, то как специфическая форма бытия он исчезнет. И чем дольше не поймет своего изменившегося положения, тем это роковое событие произойдет раньше. Оно уже «при дверях»: в открытой форме, даже не стремясь обмануть себя, люди(?), их теоретики заговорили о необходимости «расчеловечивания человека», его замены чем-то другим. И предлагают варианты, радуясь столь счастливой перспективе. Потом, мол, «соберем лучшего». Еще лет 15–20 назад, это было невозможно представить или показалось бы из серии «мысли о немыслимом». Абсурдом. Нравственной патологией. Чем-то чудовищным. Но вот возник трансгуманизм (тирансгуманизм), пред(по)лагающий трансформировать существующего Genus Homo, показывая открывающиеся здесь возможности и прогрессивные перспективы. Трансгуманизм можно ругать, проклинать, но это только идеология практически набирающего силы процесса замены функций и роли человека техническими приспособлениями, перекинувшегося на его тело и мозг. Вплоть до реализации проекта полного технического воссоздания, а потом, по-видимому, со скоростью смены технологических поколений, «усовершенствования» (в России известная доктрина Бессмертие – 2045). Далее может быть Доктрина – 2070, 2100… – в направлении человеческого «постбытия» или (пост)человеческого бытия.
Соответственно в «высокой» философии начинают превалировать аналогичные процессы. Эпоха трансмодерна разрушает традиции гуманизма, тем более представления о божественном творении человека. «Транс» как переход мира в инореальность означает отказ существовавших от века представлений о назначении и смысле его жизни. Гуманизм трансформируется в трансгуманизм. В действительности, за пределами философских учений о гуманизме, трансгуманизм – это трансгомонизм, отказ не от идеологии высшей ценности людей, а от их самих. Как формы бытия. Её необходимости на этой Земле. В философской антропологии культивируются наряду с «телами без органов» и «телами без пространства», «постчеловеческая персонология», «гуманология», «творческая смерть», «бессмертие», мода на «зомби» и прочие варианты самоотрицания. Смысл этой категориальной перестройки в приспособлении гуманизма, а фактически антропологии, самого человека к его собственной смерти. Отдание нашего, живого, естественного, предметного, собственно человеческого бытия на милость «того света», техногенной, информационной, виртуальной и т. п. реальности. Человека хоронят недостойно, даже не попрощавшись. Что, к сожалению, проявляется и в философии, которая стремясь быть актуальной (как актуальное искусство), стала рефлексом, а не рефлексией событий, которой принято (было) от нее ожидать.
Соответственно в сфере гуманитаристики нарастает критика языка. Пошли странные разговоры о «признаках увядания традиционной сигнальной системы» и «конце библейского проекта». В искусстве художественной задачей концептуализма объявлен «выход из плена языка». Разрозненные выпады против слова выливаются в контрлингвистическое движение. Причиной этих тенденций являются все те же явления технологизации и сциентизации современного мира, его переход от логоса к матезису, от слова к цифре. Замена живой речи сначала универсальным абстрактным языком, потом текстом, потом дигитальной коммуникацией и, наконец – коммутацией. Хотя в гуманитарном сознании все это происходит в преврат(щен)ной форме концептов «грамматологии», «археписьма», «скрипторики», «риторики», «антиязыка», маскирующей от людей суть происходящих процессов. Даже от самих ее авторов и носителей. Если на первом уровне лингвистической контрреволюции или, может быть контрлингвистической революции «антиязыком» можно считать языки программирования и коммуникации, что в свое время в завуалированной форме было обосновано, прежде всего, в работах Ж. Деррида, то на втором, когда коммуникация трансформируется в коммутацию, никакой язык больше не нужен. Конец Слова, «которое было у Бога» и Человека. Возникает (не)человек молчащий. Параллельно «слипанию» мира в матрицу нерасчлененного тождества Иного.
В конце XIX века Ницше предупреждал и объявлял: «Я утверждаю, что все ценности, к которым в настоящее время человечество стремится, как наивысшим – суть ценности decadence… Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостает этой воли (к власти. – В. К.), что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности»[2].
Я – как автор данной книги, да и как любой честно мыслящий человек – невольник, понуждаемый объективными обстоятельствами следовать за Ницше, полагаю, что теперь вместо decadence (упадка воли к жизни) утверждаются ценности Mortido (отказа от жизни и воли к смерти). Под лозунгами прав человека, политкорректности и толерантности господствуют ценности нигитологии и инонизма, идеология автогеноцида. Человечества! Его Бытия! Именно под давлением этих сил человека пора заносить в Красную книгу. Потому что он становится традицией, сохранение которой равнозначно продолжению его дальнейшего существования.
Не видеть подобных тенденций могут только слепые и трусы. Или слепые, потому что трусы, будто бы оптимисты, а на самом деле «комфортники», «гламурники», ленивые души и ограниченные технократы (как много их!), не понимать только те, кто мыслит не дальше хода е–2 – е-4 (кажется, большинство, и кажется – ученое). Не случайно эти то и дело по разным поводам ожидания апокалипсиса, его перенос на новые сроки. Потому что он происходит, здесь и сейчас, вполне реально. Не обязательно мгновенно, в дыму и пламени, а – эпоха. «Деградация в новое», в состояние «пост» всего сущего – так можно определить ее трагическую для человечества суть. Новационизм, идеология инновационизма, когда все вещи считаются существующими не для того, чтобы быть, жить, работать, а скорее исчезнуть, замениться другими, более совершенными – это растянутый во времени, непрерывный апокалипсис, фактическая цель переднего края техно-науки. И теперь, когда обоснованная структурализмом и открыто пропагандируемая постмодернизмом в XX веке «смерть человека» реализуется на практике, посредством его замены в трансгуманизме «люденами» и «трансхьюманами» как чем-то «новым, у-совершенствованным», задачей философии становится раскрытие закрывающихся катарактой (прежде всего, техногенной) теоретических глаз человечества. Смысл ее/его существованию придает борьба с наступающим временем. Борьба за Традицию Человека. Это наш последний (увы) пока сохраняющийся рубеж обороны.
* * *Основной = роковой и мучительный вопрос (философии) этого времени: на что надеяться, как вести себя человеку в условиях, когда процесс его «снятия» приобрел объективный характер и прогресс «переступает» через него. Как вырваться из гегелевской тоталитарной ловушки-утверждения, что «все действительное разумно, все разумное действительно», которое нельзя просто отбросить, так как оно говорит о необходимости происходящего. Как относиться к подобной необходимости?
Если она ведет явление, оно встроено в нее, то все великолепно, ее надо только познавать и реализовывать: свобода – познанная необходимость. Такой и была идеология человечества на стадии совпадения технического и духовного прогресса, притом, что его телесное развитие происходило по законам живого. Но если в настоящее время человек познал, что эта необходимость его, как носителя разума, устраняет, является ли она для него разумной? Не разумней ли бороться с ней, имея в виду, что действительность неоднозначна, противоречива, многопланова и плюралистична? В ней, о чем заявляют все, кто находится на переднем крае науки, заложены разные варианты, что развитие реальности принципиально нелинейно и «возможно все». Тогда разумно то, что служит сохранению той сущности, для которой этот разум существует. Разум, если он служит и следует тому, что его уничтожает, сходит с ума, превращается в абсурд. Чтобы он не стал таким, необходимо преодоление неблагоприятной (для нас) необходимости. Свобода – это преодолеваемая необходимость! Разум нетождествен (по)знанию, это ум(ение) = способ(ность) оценивать, сравнивать, выбирать. Перефразируя того же Гегеля, «направлять одну силу на другую, чтобы стоя за их спиной, сохранять себя». Такой Разум и надо культивировать как основной вопрос-задачу философии. Как деятельность ради продолжения нашего бытия.
В любом случае, даже если не верить в возможность сосуществования разных миров, не лучше ли тогда умереть достойно, по философски, т. е. отдавая отчет, каким образом привело нас к этому положению вырвавшиеся из-под контроля нерегулируемое научно-техническое развитие. Давайте уйдем мужественно, в памяти опыта и с пониманием амбивалентности результатов своей без(д)умной веры в прогресс. В сознании, хотя бы в лице некоторой части людского рода. В истории человечества было много великих смертей, начиная с Сократа и Христа, но в ситуации его родовой смерти стоит вспомнить артефакт Гамлета, его последние в трагедии, обращенные к Горацио, слова: «Так ты ему (новому наследнику трона), скажи и всех событий открой причину. Дальше – тишина». (Умирает)[3]. «По-философски» – это не в состоянии эвтаназии, а хотя бы попрощавшись, сохранив честь человека как разумного существа, когда-то населявшего Землю.
