Елена Лаврентьева - Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет
«Наталья Николаевна Пушкина, с душевным прискорбием извещая о кончине супруга ее, Двора Е. И. В. Камер-Юнкера Александра Сергеевича Пушкина, последовавшей в 29-й день сего Января, покорнейше просит пожаловать к отпеванию тела его в Исаакиевский собор, состоящий в Адмиралтействе, 1-го числа Февраля в 11 часов до полудня»{29}.
«Свадебные билеты» также писали по определенной форме. «Павел Петрович и Аграфена Михайловна Толченовы, честь имеют известить о помолвке дочери своей Александры за Титулярного Советника Николая Михайловича Силина и покорнейше просят пожаловать к ним на бал и вечерний стол сего Генваря 3 дня 1832 года»{30}.
Получение приглашения, согласно правилам светского этикета, требовало ответа. К примеру, сохранилась записка А. С. Грибоедова к А И. Колечицкой (подлинник по-французски):
«Мадам!
Непременно мы будем иметь честь явиться к вам, прежде чем поехать на концерт; я радуюсь предстоящему удовольствию провести с вами несколько приятных часов.
Ваш слуга Грибоедов».«Милая кузина! — обращается М. Ю. Лермонтов к М. Л. Симанской. — Я с восторгом принимаю ваше любезное приглашение и, конечно, не премину явиться с поздравлением к дяде, но после обеда, ибо, к великому моему огорчению, мой кузен Столыпин умер позавчера, и, я уверен, вы не сочтете дурным, что я лишу себя удовольствия видеть вас на несколько часов раньше, чтобы пойти исполнить столь же печальную, сколь и необходимую обязанность. Преданный вам на весь вечер и на всю жизнь. М. Л.»[29]{31}.
Отказ также следовало выражать в «изысканно вежливой форме»: «Крайне огорчен, князь, быть лишенным удовольствия присутствовать на вашем собрании, тому причина мое недомогание. Рассчитываю на вашу любезность, надеюсь, что вы доставите мне удовольствие отужинать у нас сегодня вечером. Вы меня очень обяжете, согласившись на мое приглашение, так же как ваши кузены Чаадаевы, члены собрания и т. д., г. Буринский, который, конечно, доставит удовольствие своим присутствием. Преданный вам Александр Грибоедов»{12}.
Таким образом, «визиты бывают нескольких родов: поздравительные, благодарственные, прощальные и, наконец, визиты для изъявления участия (visite de condoléance), правда, есть еще визиты для свидания и визиты деловые…
Визиты поздравительные делаются: в Новый год, на Пасхе, в День именин или рожденья, после свадьбы молодым знакомыми и родственниками.
Визиты благодарственные: после бала, после званого обеда (visite de digestion), после свадьбы, молодыми своим знакомым и родственникам, после домашнего концерта или спектакля и т. п.
Визиты прощальные делаются перед отъездом отъезжающих.
Визиты для изъявления участия делаются больным и после похорон»{33}.
К исполнению «первой обязанности света» современники относились с должным терпением. «Все праздничные обязанности мои выполнил я исправно, и совесть моя покойна. У одних был с поздравлением, у других с благодарностью, а к иным заезжал по влечению сердца. У последних оставался долее. Зато как и устал!»{34}.
Император, желая нанести визит хозяину или хозяйке дома, заранее «предуведомлял» об этом. Согласно правилам придворного этикета, когда приезжает государь, все другие посетители или члены семьи удаляются, оставляя его наедине с тем, кого пожелал навестить император.
«Император приехал раз к графине Орловой, когда у нее был архимандрит Фотий, которому графиня сказала: по обычаям двора, все другие посетители удаляются, когда приезжает государь и имеет в виду свидание только с хозяином дома»{35}.
В. Соллогуб вспоминает: «…матушка была ума необыкновенного, соединявшего оригинальность мысли и выражения с меткостью неумолимой логики. Государь любил с нею беседовать повсюду, где ее встречал, а иногда писал ей письма или навещал ее лично.
Когда государь приезжал в наш дом, он всегда об этом предуведомлял. Матушка его ожидала, и мы, дети, оставались при ней. Отец же удалялся. Таков был заведенный порядок»{36}.
Правда, император Александр I иногда нарушал «заведенный порядок». С. Шуазель-Гуффье, рассказывая о пребывании Александра I в Варшаве в 1815 году, отмечает: «Александр, ради развлечения, любил делать утренние визиты дамам, не предупредив их заранее; одну он застал в китайском капоте, другую в тот момент, когда она накривь и наспех набрасывала чепчик на непричесанные волосы. Между прочим, вице-королева схватила насморк, так как слишком поспешно вышла из ванны, когда ей доложили о приезде государя. Все это смущение и тревога до крайности забавляли государя, так как в то время он был очень весел»{37}.
Правнучка поэта Е. А. Боратынского О. Ильина в автобиографическом романе «Канун Восьмого дня» вспоминает уроки придворного этикета, которые давала ей «бабенька»: «И если когда-нибудь случится, как случалось с ней, что сама императрица приедет ко мне с визитом, то я должна буду отдать ей визит в течение следующего часа (почему-то это мне не кажется хорошо). Если великая княгиня приедет, то я должна буду поехать к ней на другой же день или на следующий»{38}.
Обычай принимать визиты был подвластен моде. Во времена Екатерины II было модно принимать гостей во время одевания. В начале XIX века этого обычая придерживались в основном пожилые дамы. Однако и молодые дамы не видели в этом ничего предосудительного. Сохранился рассказ петербургского книгопродавца А. Ф. Смирдина, переданный А. Я. Панаевой, о его визите к А. С. Пушкину: «Я пришел к Александру Сергеевичу за рукописью и принес деньги-с, он поставил мне условием, чтобы я всегда платил золотом, потому что их супруга, кроме золота, не желала брать денег в руки. Вот-с Александр Сергеевич мне и говорит, когда я вошел-с в кабинет: "Рукопись у меня взяла жена, идите к ней, она хочет сама вас видеть", и повел меня; постучались в дверь: она ответила "входите". Александр Сергеевич отворил двери, а сам ушел; я же не смею переступить порога, потому что вижу-с даму, стоящую у трюмо, опершись одной коленой на табуретку, а горничная шнурует ей атласный корсет.
"Входите, я тороплюсь одеваться, — сказала она. — Я вас для того призвала к себе, чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесете мне сто золотых вместо пятидесяти… Муж вам дешево продал свои стихи. В шесть часов принесете деньги, тогда и получите рукопись… Прощайте…"»{39}.
Не менее распространенным был заимствованный из Франции обычай принимать посетителей в спальне. «Возвратившись в Москву в первые годы текущего века, Дивовы продолжали держаться парижских модных привычек и, между прочим, принимали утренних посетителей, лежа на двуспальной кровати, и муж, и жена в высоких ночных чепцах с розовыми лентами и с блондами»{40}.
«С некоторого времени молодая дама хорошего тона принимает не только приятелей (то есть коротко знакомых людей), но даже целое собрание мужчин, лежа на постели, как будто она еще не вставала. Три или четыре прекрасные девушки служат ей в присутствии Адонисов. Как скоро Богиня сделает движение, чтобы переворотиться, тонкая ткань, обтягиваясь около тела, рисует все его выпуклости, показывает явственно все его формы. Сверх того, костюм требует, чтобы груди были совершенно наруже и чтобы руки, голые до самых плеч, никогда не прятались. Словом сказать, видишь настоящую Венеру, окруженную Купидонами и Грациями. Что может быть прелестнее такой картины?»{41}.
В. А. Соллогуб приводит следующий анекдот о хозяйке знаменитого салона в Петербурге Е. М. Хитрово: «Елисавета Михайловна поздно просыпалась, долго лежала в кровати и принимала избранных посетителей у себя в спальне; когда гость допускался к ней, то, поздоровавшись с хозяйкой, он, разумеется, намеревался сесть; госпожа Хитрова останавливала его. «Нет, не садитесь на то кресло, это Пушкина, — говорила она, — нет, не на диван — это место Жуковского, нет, не на этот стул — это стул Гоголя, — садитесь ко мне на кровать: это место для всех!..»{42}.
Русские вельможи принимали гостей, подражая французской знати.
В «Памятных записках» М. М. Евреинов рассказывает о своем визите к князю А. Б. Куракину: «Он тогда помещался в Морской улице, в доме Александра Львовича Нарышкина… Подъезжая к его дому, вижу, что много уже собралось гостей. При входе в официантскую комнату один из официантов приближается ко мне и просит меня сказать ему, кто я, потом просит меня следовать за ним и возглашает мое имя, отчество и фамилию во услышание всем гостям, чтобы все могли узнать, как это водится в Париже. Продолжая передо мною идти, он приводил меня перед самого князя, все повторяя мое имя. Князь в это время играл, не помню с кем, в карты. Увидев меня, он поднимается с своих кресел, благодарит меня за честь, которую я ему доставил своим посещением и что ему весьма приятно меня у себя видеть»{43}.
