Владимир Набоков - Лекции о драме
114
. ...пьесы Шекспира следует ставить in toto... — Ср. противоположное мнение М. Чехова, неоднократно ставившего Шекспира: «В мире существует лишь один театр <...> который ставит перед собой цель играть Шекспира без купюр <...> Люди идут в этот театр на шесть-семь часов с определенной целью: слушать полный текст Шекспира <...> "Гамлета" надо воспринимать динамически, а не статически, рассматривать как живое целое, а не как памятник бывшей жизни» (М Чехов. Путь актера. М.: ACT; Транзиткнига, 2003. С. 305-306).
115
Однако с позиций здравомыслия <...> придерживаясь текста. — После этого предложения в рукописи лекции отсутствует страница 6, где, по-видимому, речь шла о «Гамлете». На странице 7, до предложения «Знатоки и получше меня изучали влияние греческой трагедии на Шекспира», следует часть текста, которую Д. В. Набоков исключил в своей публикации лекции как относящуюся к утраченной части. Этот фрагмент интересен тем, что в нем Набоков разъясняет свое понятие «трагедия-сновидение» на примере «Гамлета»: «Но мы, читающие пьесу, мы, отказывающиеся смотреть мелодрамы про фарсового короля и его вульгарную жену, которые дурачатся по дороге в ад, мы, кого не трогают эти сентиментальные представления, как и подобные им третьесортные книги, вроде "Хижины дяди Тома" или "По ком звонит колокол" — мы открыты для того, чтобы нас охватила невероятная красота этого сновидения, — в самом деле, все происходящее в "Гамлете" представляется сновидением принца, который погрузился в него еще прежде, чем корабль, на котором он возвращается домой на каникулы из своего германского университета, достиг берега, и тогда все несообразности пьесы обретают сновидческую логику, которая кроется за логикой жизни. Необыкновенная красота "Гамлета", возможно, величайшего чуда во всей литературе, содержится не в его фальшивых этических посылах, не в мелодраме, в которую сцена обряжает его, — источник удивления и радости содержится в драматическом духе каждой подробности этого сна, каждом слове, — и, увы, мы никогда не узнаем, что это был за странный напиток, от которого отказывался Гамлет во время своего состязания с Лаэртом! Примечания в хорошем издании Шекспира так же увлекательны, как и огни рампы» (BCNA. The tragedy of tragedy. Holograph and typescript draft (incomplete) of lecture; пер. наш. — А. Б.). Этому пассажу очень близко то, что Набоков писал в предисловии к «Изобретению Вальса» о сновидении героя пьесы.
116
Огни в «Агамемноне» Эсхила <...> или раздирающая шафрановую тунику Ифигения <...> напоминает Шекспира. — Имеется в виду сравнение вестовых огней с факельной эстафетой бегунов (293—325) и сцена заклания кроткой, подобно Дездемоне, Ифигении (241—250) в первой части трилогии Эсхила «Орестея».
117
«Кукольный дом» (1879) — пьеса Г.Ибсена, получившая огромный общественный резонанс.
118
...в его «Боркмане» драма <...> сходит со сцены и отправляется извилистой дорогой к далеким холмам... — Драма Ибсена «Йун Габриэль Боркман» (1896) завершается символичным уходом-освобождением героев из особняка по лесной тропинке к поляне, откуда открывается вид на высокие дальние кряжи.
119
...в Скрибии... — Образовано от имени плодовитого французского драматурга Эжена Скриба (1791 — 1861), автора комедии «Стакан воды» (1840), исторической драмы «Адриенна Лекуврер» (1849, совместно с Э. Легуве), либретто многих опер. В тетради заметок к лекциям о драме Набоков пометил: «Scribia = Stageland», что можно передать как «Скрибия = Сценландия» (BCNA. [Notebook for lectures (1940-1941)]).
120
...погода проясняется <...> на веки вечные. — Имеются в виду восклицания Марты в финале пьесы Ибсена «Столпы общества» (1877): «Как небо прояснилось! Как светло над морем! Счастье сопутствует "Пальме"» (пер. А. и П. Ганзен).
121
...вывели современную пьесу. — Имеется в виду чеховская «Чайка», полностью соответствующая перечисленным условиям. В «Заметках о "Чайке"», вошедших в собрание лекций о русской литературе, Набоков, разобрав некоторые драматические приемы А. П. Чехова и обнаружив в них пагубное воздействие детерминизма, резюмирует: «...я думаю, он был недостаточно знаком с искусством драматургии, не проштудировал должного количества пьес, был недостаточно взыскателен к себе в отношении некоторых технических приемов этого жанра» (Н96. С. 366).
122
...появление гостя <...> которому предстоит сыграть в пьесе <...> важную роль. — Ср. в «Николае Гоголе» Набокова: «Мы все давно знаем, чего стоят якобы незначащие упоминания в начале первого действия о какой-то тете или о незнакомце, встреченном в поезде. Мы знаем, что "случайно" упомянутые лица — незнакомец с австралийским акцентом или дядюшка с забавной привычкой — ни за что не были бы введены в пьесу, если бы минуту спустя не появились на сцене. Ведь "случайное упоминание" — обычный признак, масонский знак расхожей литературы <...> Всем нам давно известен этот банальный прием, эта конфузливая уловка, гуляющая по первым действиям у Скриба, да и ныне по Бродвею» (Н96. С. 60).
123
...оказывается замаскированным буржуазным донжуаном <...> девчушка эта мастерски орудует револьвером. — Подразумевается сцена в первом акте «Оптимистической трагедии» Вишневского: на Балтийский флот прибывает ожидавшийся комиссар, который оказывается, к всеобщему удивлению, молодой женщиной. Она убивает матроса, пытавшегося ее изнасиловать: «Полуголый матрос. Н-но... у нас не шутят. (И он из люка кинулся на женщину.) Комиссар. У нас тоже. (И пуля комиссарского револьвера пробивает живот того, кто лез шутить с целой партией <...>) Ну, кто еще хочет попробовать комиссарского тела? <...> Вот что. Когда мне понадобится — я нормальная, здоровая женщина, — я устроюсь. Но для этого вовсе не нужно целого жеребячьего табуна» (Вс. Вишневский. Оптимистическая трагедия. М., 1981. С. 23). Об этой сцене в лекциях о советской драме Набоков сказал следующее: «Второй сюрприз. Реакция хорошего большевика: с великой простотой она стреляет одному из мужчин в живот. Все это — ожидавшийся старый зануда, превратившийся в хорошенькую женщину, деликатная девушка, оказывающаяся сильнее кучки диких мужчин, — было вконец заезжено на буржуазной сцене, с той пустяковой разницей, что убийственный ответ заменили револьверы» (BCNA. The Soviet drama. Holograph and typescript draft of two lectures).
124
«Траур — участь Электры» (1931) — трилогия американского драматурга и нобелевского лауреата Ю. О'Нила (1888—1953), удостоенная самых высоких оценок американских и иностранных критиков и писателей. Упоминая ниже 3. Фрейда, Набоков намекает на то, что в своей трагедии О'Нил отдал дань модному в 30-х гг. в США учению психоанализа, с его разработкой понятия эдипова комплекса и комплекса Электры. Влияние Фрейда на трагедию отмечалось многими американскими критиками, сам же писатель признавал лишь влияние Ф. Достоевского.
125
...молодая женщина <...> становится пышнотелой красавицей, а затем, пару дней спустя, вновь обращается в изначальное плоскогрудое существо... — Набоков несколько утрирует метаморфозы Лавинии, персонажа трилогии О'Нила: в первой части она «худа, плоскогруда и угловата», затем, в заключительной части, она «немного располнела, движения утеряли свою угловатость», и, наконец, в финале о ней говорится, что «три прошедших дня резко изменили ее облик. Фигура, облаченная в глубокий траур, вновь кажется плоскогрудой и сухой» (Ю. О'Нил. Траур — участь Электры. Трилогия. М.: Искусство, 1975. С. 15; 164; 202.— Пер. В.Алексеева).
126
«Гранд-отель» — пьеса американской писательницы австрийского происхождения В. Баум (1888—1960) по ее собственному роману «Люди в отеле» (1929); «Магнолия-стрит» (1932) — роман и пьеса английского писателя Л. Голдинга (1895—1958). Любопытно, что случай свел Набокова с этим автором на шекспировской постановке в Лондоне: «В семь часов обедали и поехали с Гаскеллем в театр — шекспировское представленье на вольном воздухе, Much ado about nothing ("Много шума из ничего".— А. Б.) — во всех смыслах, — писал Набоков жене в 1939 г. — <...> Небо и парк играли одно, а люди другое, а потом, когда наступила ночь, небо стало совсем лиловым, а освещенные деревья — ядовито-зелеными и совсем похожие на плоские, условно-вырезанные декорации. Летало много ночных бабочек, а рядом с нами сидел симпатичный, но архи-бездарный автор "Магнолия-стрит"» (BCNA. Letters to Vera Nabokov. 4 апреля 1939 г.).
