Алла Черных - Мир современных медиа
В ответ на возможные возражения (современные женщины избавились от подобных ограничений, их одежда вовсе не скрывает их тела, современная женщина может позволить себе любые движения) Бурдье анализирует манеру современных молодых женщин беспрестанно одергивать мини-юбку, оправлять блузку с глубоким вырезом либо выполнять почти акробатический номер – поднять упавшую вещь так, чтобы при этом колени остались прижатыми друг к другу, а короткая юбка не задралась бы еще больше. Открывающая тело одежда, якобы доказывающая свободу и раскованность женщины, оказывается современным способом поддержания тревожности и неуверенности по поводу своего внешнего вида. Причем определенная осанка и манера себя держать, тесно ассоциирующиеся с нравственностью поведения и с приличествующей женщине скромностью, сохраняются в телесной пластике современной женщины независимо от ее воли, даже если она надевает джинсы и кроссовки. А небрежные позы и фривольные жесты (раскачиваться на стуле или положить ноги на стол), которые позволяют себе мужчины с высоким социальным статусом, демонстрируя свободу как знак власти, непредставимы для женщины независимо от того, надета на ней юбка или брюки.
В европейской культуре специфический женский опыт часто описывается как опыт существа, суть которого заключается в том, чтобы быть воспринимаемым (замечаемым), поскольку сами женщины относятся к собственному телу как к телу-для-других. Все это объявляют частью женской сущности как таковой, забывая при этом, что человеческие схемы восприятия, в том числе самовосприятия, детерминированы всей социальной структурой, которая определяет человеческое тело двояким образом. Во-первых, само тело со всеми его наиболее естественными характеристиками (объемом, весом, мускулатурой, сутулостью и пр.) есть продукт социальных условий (вспомним о профессиональных заболеваниях, налагающих на тело столь явный отпечаток, или о привычках питания); другими словами, наше тело несет на себе знаки нашей социальной идентичности. Во-вторых, характеристики тела воспринимаются на основе определенных схем восприятия, которые включают оценочное противопоставление свойств, наиболее часто встречающихся у доминирующих и подчиненных социальных групп (худой / толстый, большой / маленький, тонкий / грубый и т. п.). Так складывается социальное представление своего тела, с которым приходится считаться каждому человеку. При этом между социальными факторами, влияющими на тело, и схемами его восприятия и оценки существует очевидная «предустановленная гармония», в соответствии с которой тела типичных представителей доминирующей группы получают более высокую оценку и в собственной группе, и в группах, занимающих низшее положение. Каждое тело имеет большой шанс получить оценку, пропорциональную положению его обладателя в социальном пространстве (хотя, конечно, случайности биологической наследственности создают нередко известный разнобой). Иногда наиболее ценимые телесные качества, например красота, достаются представителям или представительницам наиболее ущемленных слоев; в подобных случаях красоту не случайно называют роковой, ведь она угрожает установленному социальному порядку.
Вообще, как подчеркивает Бурдье, взгляд другого человека не обладает всеобщей абстрактной силой объективации, как считал Ж.-П. Сартр. Человеческий взгляд несет в себе символическую власть, действенность которой зависит от соотношения социальных позиций того, кто смотрит, и того, на кого смотрят, а также от того, насколько тот, на кого смотрят, признает схемы восприятия, сквозь призму которых его воспринимают и оценивают. Опыт собственного тела, имеющийся у каждого человека, является результатом применения к телу подобных схем интериоризации социальной структуры; это применение подкрепляется реакциями других людей, порожденными теми же схемами. Вот почему неотъемлемый элемент данного опыта – переживание того, насколько собственное тело отличается от социально признаваемого эталона; эти переживания выражается в чувстве стыда, стеснительности, застенчивости. Свидетельством того, насколько люди озабочены своим телом и его соответствием принятым в обществе эталонам, является постоянный рост числа косметических операций, направленных на исправление (улучшение) внешности (например, только в США их делается около 2 млн в год). (В 60-е гг. Мартти Ларни в популярном тогда романе «Четвертый позвонок» писал: «В Америке миллион восемьсот тысяч женщин типа Мэрилин Монро».)
Одной из важнейших составляющих системы, по которой оценивается собственное тело, является оппозиция большое / маленькое, представляющая одно из измерений оппозиции мужского / женского. Здесь положительно оцениваются черты, символизирующие отличие от противоположного пола. Поэтому среди причин недовольства своим телом у женщин на первом месте стоит то, что некоторые его части слишком большие, а мужчины, наоборот, чаще переживают, что они слишком маленькие.
В качестве примера того, насколько сами женщины разделяют представления, порожденные мужской гегемонией, Бурдье ссылается на факт, что большинство современных француженок хотели бы, чтобы их спутник жизни был старше их и крупнее, выше ростом, т. е. обладал признаками, являющимися зримым воплощением превосходства. Если мужчина не будет доминировать, женщина станет чувствовать себя униженной.
Мужская гегемония существует на протяжении веков, оказываясь независимой от смены экономических или политических структур. В силу длительности она и выглядит как природная данность. Поэтому столь нужны и важны конкретные исследования, способные показать действующие в истории механизмы, постоянно воспроизводящие структуру мужской гегемонии. Наиболее существенный вклад в закрепление этих механизмов вносят основные институты социализации – семья, церковь, школа, а также государство. Хотя в разные эпохи степень их воздействия различна, возникающее всякий раз специфическое сочетание их с другими таково, что мужская гегемония сохраняется неизменной. Так, церковь традиционно формирует негативный образ женщины и поддерживает андроцентрическую систему ценностей. Школа прививает ученикам представления о мужских и женских занятиях (ныне дихотомии мужское / женское соответствует дихотомия строгих / нестрогих наук). Но основным институтом, в котором формируется габитус девочек и мальчиков, а девочкам прививают доминирующую схему восприятия, является семья.
И в традиционном обществе, и в наше время семья выполняет функцию накопления и сохранения символического и социального капитала, который всегда был тесно связан с женщинами. И если обмен женщинами ушел в прошлое, то заключение брака по-прежнему остается одной из важнейших форм приобретения символического и социального капитала. Даже сейчас, когда женщины, как правило, вступают в брак по собственному выбору, сохранение этого вида семейного капитала по большей части остается их функцией. Внешний вид супруги, ее косметика, модная одежда, манеры наилучшим образом демонстрируют социальное положение мужчины («женщина – лицо фамилии», говорят немцы) и могут существенно повлиять на приобретение и поддержание полезных социальных связей. Внутри семьи женщина выполняет функцию не только биологического, но и социального воспроизводства, в частности, именно ее стараниями сохраняется социальный капитал родственных связей: поздравительные открытки к праздникам, телефонные звонки по случаю всевозможных событий, обмены подарками, торжественные семейные обеды по определенным поводам являются заботой женщины, как и поддержание отношений с родней мужа. Это ее занятие, несмотря на его принципиальную важность для социального статуса мужчины, не замечается и не ценится, а нередко даже осуждается как «женская болтливость» (разговоры с родственниками, особенно пожилыми, по телефону).
Символическое насилие осуществляется благодаря тому, что терпящий насилие разделяет ту же схему восприятия, систему символов и ценностей, что и осуществляющий насилие. Примером тому является состояние постоянной неуверенности и всевозможных переживаний относительно собственного тела, столь характерное для женщин, которое указывает на их символическую зависимость от мужчин, поскольку женщины оценивают собственное тело с позиций доминирующих схем восприятия. В результате женщины воспринимают сами себя как объект, существующий для других. Постоянная женская тревожность и неуверенность заставляют ее искать одобрения во взгляде другого, более авторитетного и уверенного в себе. Так формируется специфический женский опыт «существовать – значит быть замечаемой». Можно сказать, что благодаря существованию механизмов символического насилия в обществе угнетенные в существенной мере сами подвергают себя насилию, несправедливости и угнетению. Но это неизбежно, потому что угнетенные не имеют иной схемы восприятия, кроме той, которая обща им и угнетателям.
