Ю. Андреев - Поэзия мифа и проза истории
Некоторые авторы, например англо-американский историк М. Финли, допускают, что в составе орды, предавшей мечу и огню Трою VIIa, могли оказаться и отдельные дружины ахейских пиратов. В то время немало таких искателей приключений блуждало по всему Средиземноморью, действуя иногда на свой страх и риск, иногда же примыкая к более крупным племенным коалициям. Впоследствии, как думает Финли, произошло смещение реальной исторической перспективы, и ахейские авантюристы, затесавшиеся в варварскую орду, опустошавшую Троаду, по прихоти сказителей, сохранивших воспоминания об этом событии, выдвинулись на первый план, став главными действующими лицами всего эпического повествования, причем их образы постепенно слились с образами древних микенских царей и героев.
Еще более замысловатая гипотеза, направленная к той же самой цели — установить связь между реальной историей городища Гиссарлык в той мере, в которой ее удалось проследить археологам, и отчасти явно вымышленными, отчасти, вероятно, происходившими на самом деле событиями, о которых поведали миру Гомер и другие древние поэты, была выдвинута известным австрийским историком Фр. Шахермайром. В его понимании в основной сюжетной линии гомеровского эпоса совместились два разнородных и разновременных события, происходивших на Гиссарлыке, — гибель Трои VI около 1300 года до н. э.[22] и разрушение Трои VIIa в конце XIII века до н. э., в котором микенские греки, по-видимому, уже не принимали прямого участия.
Возможен, однако, и еще один подход к той же проблеме, если предположить, что события, засвидетельствованные раскопками на Гиссарлыке (само слово «засвидетельствованные» здесь, конечно, может быть употреблено лишь условно, ибо мы все еще не можем с уверенностью сказать, была ли Троя VIIa сожжена врагами или же сгорела от какой-нибудь случайной причины, например от удара молнии или же просто от угля, выпавшего из жаровни), вообще никак не связаны с теми событиями, о которых повествует гомеровский эпос, или же если такая связь существует, то носит вторичный и искусственный характер. И здесь нам поневоле придется вспомнить о том, о чем либо вообще не думали, либо старались забыть, не придавая этому факту особого значения, и Шлиман, и Дерпфельд, и Блеген, и многие другие археологи и историки, свято уверовавшие в историческую реальность Троянской войны в том или приблизительно в том виде, в котором ее изобразил Гомер. Пожалуй, лучше других сказал об этом известный современный лингвист Дж. Чедвик, принимавший, активное участие в дешифровке микенской письменности: «Важно помнить, что Гомер был поэтом, а не историком. Поэтическая правда и правда историческая — это два совершенно различных предмета. Поэзия имеет дело с неизменными, вечными ценностями, история — с фактами и событиями… Искать у Гомера подлинные исторические факты — столь же тщетное занятие, как и штудировать микенские таблички в поисках поэзии. Они принадлежат к различным мирам».
Именно понимание огромной дистанции, отделяющей фиктивную историю, к которой сводится содержание больших эпических поэм типа «Илиады» и «Одиссеи», от подлинной истории той или иной страны или народа, а вовсе не слепое упрямство, соображения престижа и инерция мысли вынудили в свое время многих видных филологов и историков скептически отнестись к сенсационным открытиям Шлимана и его попыткам сопоставления открытой им древней цитадели с «городом царя Приама», изображенным Гомером. «Хвалы, которыми мир почтил первооткрывателя Трои, немногого стоят. Конечно, простительно, что масса, неспособная понять сущность исторической науки, воспринимает, реальное сокровище как доказательство реальности гомеровского повествования. Никогда не умрут люди, которые будут вычерчивать на карте маршрут смертельного бега Гектора и сохранят веру в Гиссарлык как в подлинную гомеровскую Трою» — так откликнулся на переворот, совершенный Шлиманом в эгейской археологии, крупнейший немецкий филолог-классик У. Виламовиц фон Меллендорф. Такого рода выпады в адрес великого археолога и его адептов нельзя, как это нередко делается, считать абсолютно беспочвенными и несправедливыми, а в его «гонителях» специалистах-филологах вроде того же Виламовица — не следует видеть просто ученых рутинеров, душителей всего нового и передового в науке.
Все дело в том, что эти «рутинеры» хорошо видели чрезвычайную сложность и запутанность той сугубо источниковедческой проблемы, которую заключал в себе так называемый гомеровский вопрос, то есть вопрос о происхождении, характере и структуре самих приписываемых Гомеру поэм. К тому моменту, когда начались раскопки на Гиссарлыке, этот вопрос вопросов классической филологии успел пройти долгий путь развития, и в европейской науке окончательно утвердился взгляд на автора (или, может быть, авторов) «Илиады» и «Одиссеи» как на наследника древней поэтической традиции, уходящей своими корнями в самое отдаленное прошлое греческого народа. Почти все филологи, занимавшиеся гомеровской проблемой, независимо от их деления на два враждебных лагеря — «разделителей» и «унитариев», сходились в том, что в течение целого ряда столетий сказания о Троянской войне и связанных с нею событиях передавались изустно от одного поколения певцов-аэдов к другому, так как Греция не знала никакой письменности вплоть до начала эпохи Великой колонизации, то есть VIII века до н. э. Заметим, что этот важнейший тезис гомероведения XIX–XX веков не был опровергнут также и после того, как была открыта и дешифрована слоговая письменность крито-микенской эпохи. После того как удалось прочитать первые таблички микенских дворцовых архивов, стало ясно, что эта древнейшая форма письменности была предназначена в основном для ведения счетных записей в дворцовом хозяйстве. К тому же она, как об этом уже было сказано, исчезла вместе с самой микенской цивилизацией еще в конце XIII века или же, самое позднее, в XII веке до н. э., после чего в истории Греции наступила бесписьменная эпоха, продолжавшаяся, по меньшей мере, три столетия — с XI по IX век (ни одной надписи, которую можно было бы отнести к этим темным векам, наука пока не знает).
В таких условиях возможность передачи даже самых элементарных исторических сведений остается весьма ограниченной. Конкретные исторические события обычно надолго задерживаются лишь в памяти непосредственных участников и очевидцев. Когда это поколение свидетелей вымирает, весь накопленный запас исторической информации немедленно становится добычей досужих рассказчиков, которые начинают старательно «улучшать» и «исправлять» на свой вкус все то, что им удалось узнать от предков. Такое стремление во что бы то ни стало «улучшить» исторический факт, поскольку сам по себе он кажется слишком простым и неинтересным, недостойным внимания слушателей, особенно характерно для рассказчиков-профессионалов, таких, как народные певцы и сказители, претворяющие живую историю в миф, эпос или сагу или, говоря иначе, растворяющие его в свободно льющемся потоке фольклорного творчества.
В свое время Шлиман, по-видимому, просто не дал себе труда задуматься над этой важной проблемой, хотя нельзя сказать, что он совсем не отдавал себе отчета в ее существовании, и предпочел одним ударом разрубить узел, который нужно было долго и тщательно распутывать. Но то, что было простительно для него, остававшегося, как бы то ни было, дилетантом в науке, едва ли можно простить современному историку или археологу, приступающим к решению тех же вопросов, казалось бы, во всеоружии новейших методов исследования древнейших памятников человеческой культуры, будь то эпическая поэма или же заброшенное городище, но тут же сворачивающих на проторенный еще античными историками путь наивно-рационалистического истолкования мифа или легенды. Читая работы иных современных ученых, посвященные проблеме Троянской войны, невольно ловишь себя на мысли, что наша наука вернулась к тем временам, когда создавали свои труды Гекатей Милетский, Геродот, Фукидид и многие другие идущие следом за ними авторы. Вот, например, книга западногерманской исследовательницы Хильдегард Вайгель под многообещающим заголовком «Троянская война — разгадка» (вышла в 1970 году в Дармштадте). С помощью сложных математических выкладок, привлекая последние данные о сейсмической активности в районе малоазиатского побережья Эгейского моря, а также все, что известно сейчас ученым о так называемой санторинской катастрофе, Вайгель выводит абсолютно точную дату гибели Трои — 10 октября 1300 года до н. э. Однако вопрос о причинах войны греков с троянцами решается в этой книге так же просто и бесхитростно, как решала его почти вся классическая древность — главным истоком конфликта было, конечно же, похищение Елены Парисом. Другой новейший исследователь проблемы, Г. Кеншерпер, с важным видом уточняет выводы Вайгель — кража Елены была лишь поводом, подлинную же причину войны следует искать в чисто экономической плоскости: это была, само собой разумеется, борьба за обладание важным морским путем, проходившим уже во II тысячелетии до н. э. через коридор черноморских проливов.
