Леонид Успенский - Смысл икон
Богоматерь Донская. Конец XIV в. ГТГ
Икона «Умиление» – образ Матери, глубоко скорбящей о предстоящих страданиях Сына и в молчании переживающей неизбежность этих открытых Ей заранее страданий (…и Тебе Самой оружие пройдет душу… – Лк. 2:35). Сам Младенец здесь Тот же, что и на иконах Одигитрии, Отрок Эммануил, в тех же одеждах, своей разделкой указывающих на Его предвечное Божество. Но здесь проявлениями Его чисто человеческих чувств, испугом, нежностью, а также Его жестами подчеркивается Его человечество.
Редкий в Византии, тип Умиления получил на русской почве чрезвычайно широкое распространение, став одной из главных тем русской иконописи, стремление которой к выражению просветленного человеческого чувства как бы находит свое олицетворение в образе Умиления. Это одна из вершин русского художественного творчества. Ни французская готика, ни итальянское Возрождение не сумели вложить в этот образ большей теплоты. Они создавали образы более человечные, но не более задушевные. Русские иконы Умиление оправдывают свое название, потому что при взгляде на них зрителя охватывает чувство глубокой умиленности, то чувство, которое лучше всего передается поэтическими словами прп. Исаака Сирина. По его объяснению, признак сердца милующего есть «возгорение сердца у человека о всем творении, о человеках, о птицах, о животных, о демонах и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы. От великой и сильной жалости, объемлющей сердце, и от великого терпения умиляется сердце его, и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-либо вреда или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему, и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и были они помилованы; а также и об естестве пресмыкающихся молится с великою жалостью, какая без меры возбуждается в сердце его до уподобления в сем Богу»[176].
Как мы говорили во введении, всякое человеческое чувство, изображенное на иконе в соприкосновении с миром Божественной благодати, осмысляется, преображается[177]. Пожалуй, наиболее ярким примером этого могут служить иконы Умиления. Среди всей разнообразной гаммы человеческих, душевных переживаний те, которые связаны с материнством, наиболее интенсивны, ибо наиболее связаны не только с внутренней, но и с физической жизнью человека. В иконах Умиления материнская ласка Божией Матери неразрывно связана с мучительной болью за Ее Сына. Это сострадание Ему превращается здесь в материнское сострадание всей твари, за которую Он добровольно принес Себя в жертву. И от этого сострадания «до уподобления в сем Богу» преображается наиболее инстинктивная сторона человеческой природы, которая роднит человека со всей тварью, – материнство. От соприкосновения с Божеством материнская нежность превращается во всеобъемлющую любовь и скорбь о всей твари. Горе «из боли личной потери превращается в сострадание вселенскому горю, в боль от того, что страдание вообще существует, как неустранимый элемент мирового порядка»[178].
Поэтому Божия Матерь и почитается как Радость всей твари, с которой Она имеет онтологическое единство, радость от сознания и веры в материнское заступничество «сердца милующего», которое не может вынести печали, претерпеваемой этой тварью. В образе Матери, скорбящей за распятого Сына, и находит наиболее полное выражение та всеобъемлющая любовь, которая не знает никаких законов, кроме жалости и сострадания.
«Источник Жизни». Прорись, XVII в.
Богородица. Деталь иконы Богоматерь с пророками. Начало XII в. Монастырь Св. Екатерины. Синай
Это содержание икон Богоматери Умиления, при всей их теплоте и задушевности, совершенно исключает в них всякую сентиментальность и слащавость, свойственные узкому, эгоистическому чувству. Нет в них и отвлеченной сухой схематичности.
Общий тип Умиления разделяется на множество вариантов, из которых воспроизведенные здесь четыре иконы каждая по-своему раскрывают и передают его содержание.
Богоматерь Владимирская. Константинополь. XII в. ГТГ
Владимирская икона Божией Матери
Одним из древнейших вариантов образа Умиления является знаменитая византийская икона Владимирской Божией Матери XI или первой половины XII в., находящаяся в настоящее время в Третьяковской галерее в Москве.
По преданию, икона Умиления Владимирской Богоматери написана св. Евангелистом Лукой при жизни Божией Матери[179], которая, увидя принесенную Ей икону, повторила Свое пророчество: се бо, отныне ублажат Мя вси роди (Лк. 1:48), «и на ту зрящи глаголала еси со властию: с сим образом благодать Моя и сила»[180]. По свидетельству летописей, упомянутая икона Третьяковской галереи, привезенная в Киев из Константинополя, находилась на Руси уже с 1155 г. В том же году она была перевезена в Суздальскую землю, в 1161 г. – во Владимир, от которого получила свое наименование, и наконец в 1395 г. – в Москву. Эта икона занимала совершенно особое положение в Древней Руси. Летописи отмечают каждое ее перенесение и каждое крупное событие в истории государства объясняют ее влиянием. На протяжении веков эта икона оказывает покровительство русскому народу и почитается как величайшая народная святыня[181]. Освобождавшие в 1612 г. Москву от поляков войска народного ополчения борются в то же время и за Владимирскую икону: «…яко уне есть нам умрети, нежели предати на поругание Пречистыя Богородицы образ Владимирския»[182].
Богоматерь Владимирская. Конец XV – начало XVI в. Музеи Московского Кремля
Отличительной чертой Владимирской иконы Божией Матери являются позы Ее и Младенца, Которого Она держит на правой руке, склонив к Нему голову. Левой рукой Она или касается плеча Младенца, или, почти всегда, держит ее у груди, молебно простирая ее к Нему и в то же время направляя на Него внимание зрителя. Богомладенец изображается всегда подобравшим под Себя левую ногу, от которой видна лишь одна ступня. Воспроизведенная здесь икона представляет собой один из вариантов отмеченной выше иконы XI–XII вв., от которой она отличается двумя чертами: Богоматерь смотрит здесь не на зрителя, а поверх головы Младенца. Младенец обнимает левой рукой шею Матери не непосредственно, а поверх мафория, так что левой руки Его не видно. Прекрасно вписанная в форму доски фигура Божией Матери полна здесь торжественного покоя. Обобщенная линия силуэта обеих фигур придает образу большую монументальность, свойственную лучшей поре русской иконописи. Богомладенец изображен в живом и ласковом движении: приникши ликом к щеке Божией Матери, Он как бы старается успокоить Ее затаенное горе. Богоматерь проникновенным, исполненным глубокой печали взором, не замечая ласки, смотрит в пространство. Ее строгий и сосредоточенный лик, повернутый к ласкающемуся Сыну, внутренне обращен не к человеческому Младенцу, а к родившемуся от Нее Зиждителю мира. Как «Молитвенница теплая к Богу» и «крепкая Заступница мира всего»[183], Она склоняется к Сыну, ища у Него милости для притекающих к Нему, покрывая их Своим предстательством.
Толгская икона Божией Матери
Толгская икона Божией Матери получила свое название от места ее явления в 1314 г. на реке Толге около Ярославля, где потом возник монастырь, в котором хранилась явленная икона[184].
Богоматерь Толгская тронная. Ярославль. Конец XIII в. ГТГ
Иконы Толгской Богоматери различны: на одних Она изображается сидящей на троне со стоящим на Ее коленях Богомладенцем, как, например, на знаменитой иконе, находящейся в Третьяковской галерее в Москве. На других Она изображена по пояс, но с Богомладенцем во весь рост, чтоявляется, очевидно, списком с упомянутой иконы Третьяковской галереи. Воспроизведенная на с. 154 икона[185] представляет собой третий вариант: в отличие от других икон здесь Богомладенец не тянется в тревожном порыве к Своей Матери, а спокойно стоит, обнимая Ее за шею. Эта икона лишена какого бы то ни было драматизма. В ней меньше интимности, чем в других воспроизведенных здесь иконах Умиления, но больше глубины и значения.
Богоматерь Игоревская. Новгород. XVI в. Музей икон. Реклинхаузен (Германия)
Материнская нежность в ней обретает бесстрастный покой, граничащий с отрешенностью. Все человеческие чувства и переживания нашли здесь свое предельное осмысление и потому приведены к высшему покою. Икона поражает своей исключительной духовной чистотой. Она как бы образное переложение слов Богородичной стихиры дня празднования иконы: «Порока несть в доброте Твоей, Дево: Ты бо едина Пречистая явилася еси от века, Всечистая, девства лучами озаривши мир и чистоты светом»[186].
