В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов
Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок! Иначе говоря, сказка исходно создается для обучения, и, как я полагаю, изменила человеческий разум не меньше, чем наука, появившаяся на пару тысяч лет позже.
Как сказка меняла разум человека современного вида, предмет особого исследования. Но на примере сказки можно видеть вопросы, которые есть, но не задаются нами. А значит, можно учиться вообще видеть «пустые места», где прячутся невидимки, по всей нашей жизни.
Вот пример такого очевидного вопроса, который мог бы задать любой русский человек, потому что это «пустое место» знают все. Герой волшебной сказки отправляется в свой поход, въезжает в дикий лес и подъезжает к избушке Бабы-яги. И дальше он должен сказать:
– Избушка-избушка, встань по-старому, как мать поставила: ко мне передом, к лесу задом!
И избушка поворачивается, чтобы наш Иван мог в нее войти.
Уже в «Морфологии сказки» (1928 г.) В. Я. Пропп убедительно доказал, что волшебная сказка рассказывает о молодежной инициации, используя инициационные мифы. То есть о том, как подростков в возрасте 12–16 лет отправляли в лес для обретения волшебных помощников, чтобы получить права взрослого, то есть стать полноправным членом общины, жениться и сесть на царство, то есть стать хозяином собственного дома.
Сказочная избушка Бабы-яги имитирует «лесной дом» инициаций, который должен «проглотить» юношу, как страшное чудовище. Его даже плели из сучьев и веток так, чтобы он был похож на зверя или змея, откуда у избушки птичьи лапы.
Если не забывать, что отголоски обряда дожили в русской глубинке до двадцатого века, что зафиксировано этнографами, то его участники – простые деревенские парни. И вот рождается первый вопрос: они что, не видели изб? Никогда в них не входили и не знают, как это делается? Они не подходили к избам с задов или не с той стороны, где вход, не обходили и не входили в двери?
Иначе говоря, почему надо требовать, чтобы избушка повернулась, а не обойти ее? Этот вопрос очевиден, он напрашивается, он тут есть! Но мы все спокойно принимаем, что «так надо»! И это отношение к необъяснимым странностям переходит у большинства из нас в жизнь.
А вот такой сильный исследователь, как В. Я. Пропп, разглядел и задал этот вопрос. Он оказался способен видеть странность в привычном и вгляделся в «пустое место».
«Но отчего же не обойти избушки и не войти с той стороны? Очевидно, этого нельзя. Очевидно, избушка стоит на какой-то такой видимой или невидимой грани, через которую Иван никак не может перешагнуть. Попасть на эту грань можно только через, сквозь избушку, и избушку нужно повернуть, «чтобы мне зайти и выйти» (Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. – СПб.: Изд. СПБУ, 1996, с. 59).
Избушку нельзя обойти. Сказка определенно об этом знает, хотя и не считает нужным говорить. Наверное, для тех, кто ее создавал, это еще само собой разумелось. Этот лес, на границе которого стоит избушка, непроницаем, как стена. Пройти в него можно, только повернув избушку. Это не лес, а, как говорит сказка, «тьма кромешная».
Нет таких лесов на Земле. Значит, перед нами иносказание, которое нечто скрывает. Пропп предполагает, что это мир мертвых, где живут ушедшие предки, щуры или пращуры, которые, как известно, помогают своим живым потомкам, оберегают их. Но это и место обитания просто духовных сил и сущностей, могущих вредить, но и оберегающих нас. Поэтому они и могут быть волшебными помощниками сказки.
Таким образом избушка не просто вход в мир мертвых, в этом я не согласен с Проппом, но место перехода в Мир иной или даже в Иные миры. Впрочем, Пропп сам это говорит, может быть, не осознав до конца:
«Отсюда хижина имеет характер прохода в иное царство» (т. ж. с. 64).
Это «иное царство» русских волшебных сказок оказывается местом «шаманских» путешествий наших предков. Туда ходят за силой и особыми способностями. Этот взгляд на лесную избушку и сам лес после Проппа стал общепринятым в науке в силу своей очевидности.
Очевидно и то, что все искатели мистических откровений и сил рассматривают те миры, что открываются герою сказки в лесу, чуть ли не охотничьими угодьями. А множество шаманов, колдунов и магов только что организованные туристические группы туда не водят. Впрочем, и одиночки пытаются проникнуть в эти царства на свой страх и риск с помощью ЛСД, психоделических грибов, медитации или религиозных практик.
В мир волшебных сил пролегает нахоженная тропа и идет она именно через тот поворотный пункт, который называется в сказке избушкой.
Но именно перед этой очевидностью, перед этим окном в мир волшебных сил, я ощущаю пустое место, взывающее к вопросу.
Вопрос прост: через эту избушку пролегла тропа в иные миры, и наши герои постоянно туда ходят. А ходит ли через нее кто-нибудь оттуда в наш мир?
И первое, что рвется: нет, мы такого не знаем! То есть мы, конечно, можем домысливать что угодно. Но знает ли об этом сказка? Рассказывает ли она не только о пути туда, но и о пути оттуда? Однако этот вопрос не просто требует способности видеть то, что не видят другие. Для ответа на него нужно определенное знание сказки и способность вести рассуждение.
Начну с рассуждения: если мы действительно хотим учиться у сказки, она не должна быть ложью во всех смыслах, она должна хранить какие-то древние знания. А это значит, что сказка для нас опирается пусть на иной, мифологический, но действительный образ мира, и должна либо допускать, что дорога всегда ведет в обе стороны, либо иметь объяснения односторонности движения.
Таким образом, этот вопрос не случайный. И не будем забывать разработанное А. Ф. Лосевым понятие абсолютной мифологии: научная картина мира – это ведь тоже определенная мифология!
Этот вопрос имеет отношение к онтологии самого сказочного пространства и позволяет рассматривать мифологический образ мира как архаичную часть сознания современного человека. А это значит, что мифологический образ мира должен быть вполне совместим с естественнонаучной, физической картиной мира.
Как магия задала когда-то основные понятия науки, так и мифологический образ мира живет внутри физической картины мира, делая ее полноценной. И он важен для современного человека, поскольку позволяет решать определенный вид задач, которые уже недоступны современному разуму.
Безусловно, это важный и даже философский
