Михаил Дунаев - Вера в горниле Сомнений. Православие и русская литература в XVII-XX вв.
Для Пастернака человек ценен своей человеческой природой, своей человечностью, он самодостаточен своей деятельностью, в которой — залог его бессмертия. История и становится средством к этому бессмертию, к сознательному воплощению человеком себя в том, что создаёт своим бытием память о нём, что обеспечивает во времени эту память.
Такова основная философская идея трудов Веденяпина: "Он развивал свою давнишнюю мысль об истории как о второй вселенной, воздвигаемой человеком в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти. Душою этих книг было по-новому понятое христианство, их прямым следствием — новая идея искусства".
Память — ключевое слово у Пастернака к понятию бессмертия. Воскресение он понимает не во плоти, а — в памяти. (Христианство становится в таком понимании действительно весьма "новым".)
Идея достаточно проста и банальна. С. Кьеркегор утверждал: "Когда я вспоминаю какие-нибудь житейские отношения, они уже достояние вечности и временного значения не имеют". Это самообман, который может стать самоутешением человека, не имеющего веры: он хватается за подобную казуистику как за соломинку.
Бессмертие невозможно без самоотождествления себя человеком как личности. Пастернак же предлагает утешиться круговоротом материи в природе и бессознательным растворением себя в результатах своего труда и в памяти других. Но ещё Базаров ответил на это раз и навсегда безнадежным рассуждением о лопухе.
Заслуживает внимания и обращение Юрия к Апокалипсису. Имеется в виду следующее место: "И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло" (Откр. 21, 4).
Смерти не будет. Пастернак намеревался даже дать такое название своему роману, предпослав ему процитированные слова в качестве эпиграфа.
Так наглядно проявляется порочность толкования писателем текстов Писания. Слова, на которые опирается автор романа, относятся к новому, преображённому миру, к Горнему Иерусалиму. Глава, откуда взят данный стих, начинается: "И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и земля миновали, и моря уже нет" (Откр. 21, 1) и т. д. Пастернак же, как будто того не замечая, относит слова Апостола к «прежней», то есть нашей нынешней земле.
Уяснив ход мысли Пастернака, можно на ином уровне понять, чем отталкивала его революция: беспамятством. Революция обезличивает человека, это также означает торжество беспамятства: помнить можно только то, что неповторимо индивидуально. Прилеплённость к стадному единству рождает смерть. Пастернак видит ценность христианства именно в том, что оно противопоставило личность любой общности (то есть стадности, обезличенности).
Но подлинную ценность и своеобразие придаёт личности её духовное начало, её связь с Творцом, её жажда Бога. Пастернак пытается вывести из христианства совсем иную идею, именно из христианства. Пора сказать то, что давно уже становится несомненным во всех рассуждениях Пастернака: его мышление антропоцентрично. Богу он приписывает вспомогательную функцию обоснования и обеспечения бессмертия человека, который при этом вовсе и не обязан верить в Бога, а Христа может понимать достаточно приземлённо.
Одним из средств достижения бессмертия для Пастернака, как для художника, является искусство. И прежде всего — обладание некоей формой, вне которой нет существования.
Форма — ключ существования… Эта мысль соответствует тому, что Пастернак отметил как важнейшее у Христа: не содержание нравственных заповедей, а их форму. Поэтому в романе "Доктор Живаго" автор и уделил такое внимание форме, выделанности своей образной системы. Поиск в моменты вдохновения необходимой формы, именно формы, соответствует высшей задаче: подчинения творчества бессмертию и создания бессмертия в творчестве.
Можно было бы отметить и ещё ряд менее важных идей, наполняющих роман Пастернака, но скажем о сущностном. Поверх всего узора, образованного сложной организацией художественного пространства романа, но и внутри всех его переплетений, поверх всех событий, порождённых фантазией автора, но и внутри их — вершат своё бытие главные герои повествования, Юрий и Лара. Они внутри событий, идей, исканий, страданий, но поверх суеты, которая отрясается ими, как прах на пороге дома, у входа в своё бессмертие.
Об этом говорит Лара, обращаясь к лежащему на смертном одре возлюбленному: "Загадка жизни, загадка смерти, прелесть гения, прелесть обнажения, это пожалуйста, это мы понимали. А мелкие мировые дрязги вроде перекройки земного шара, это извините, увольте, это не по нашей части".
Революция здесь именно мелкие дрязги, поскольку для Пастернака искомая истина обретается над ней.
Лара и Юрий осуществили своё единство с миром и своё бессмертие в своей любви. Для них неважно, что в подоснове их любви — грех прелюбодеяния: они существуют как бы поверх и этой «суеты». Тем более что ведь в Христе, по мнению автора, главное не нравственные заповеди, а форма их выражения.
Судьба Юрия Живаго естественно накладывается на ту систему понятий, что сплетена узорами композиции романа. То же можно сказать и о судьбе Лары, этой "без старания красивой женщины". Она чужда Церкви, но чутка к "слову Божию о жизни". Для Юрия Лара есть олицетворение жизни, радости жизни, бессмертия. Их обоих соединяет свобода, влекущая человека к бессмертию. Лара ощущает это даже у гроба возлюбленного: "Веяние свободы и беззаботности, всегда исходившее от него, и сейчас охватило её".
Пастернак дал своё понимание идеала эвдемонической культуры, свою "формулу счастья". Свобода и бессмертие, сопряжённые в романе с этим идеалом, совершенно иначе осмысляются в культуре сотериологической, но можно ли требовать того от художника, тяготеющего к секулярности, а если и к религиозности, то нецерковной? Православный читатель должен лишь учитывать те рамки, в которых пребывает система ценностей, отображённая в романе. Свобода и бессмертие в бессознательном и сознательном ощущении героев романа — суть свобода и бессмертие вне Бога.
Поэтому так двойственно противоречив сам жизненный путь главного персонажа. Собственно, на этом пути Юрий Живаго совершает ряд измен себе, своему назначению, впадая под конец в пассивное уныние. И это усиливает то трагическое звучание его судьбы, которое особенно оттенено гениальными стихами доктора, подаренными автором своему герою. Подаренными — и поэтому по этим стихам мы должны судить прежде о Юрии Живаго как о личности, и только во вторую очередь о его авторе. (Точно так же, как строки "Куда, куда вы удалились…" дают представление о характере Ленского, но не самого Пушкина. О Пушкине же судим по его отношению к Ленскому и его стихам.) Такова условность литературы.
В стихах Живаго завершается осмысление центральной проблемы романа — проблемы бессмертия. Она разрабатывается в общем единстве стихотворного цикла как тема музыкальная, переходящая в звучании от одной вариации к другой — то мощно, то тихо; то печально, то радостно; то в сомнении, то всепобеждающе. Здесь окончательно утверждается и мысль, заключённая в фамилии главного героя: Живаго, живой, живящий, бессмертный… "Смерти не будет" — убеждённость, выраженная в этом первоначально предполагаемом названии, пронизывает весь цикл.
Стихотворения Юрия Живаго — высокая поэзия. В них бессмертие этого человека…
Бессмертие ли?
Ведь всё это «бессмертие», если вникнуть непредвзято, есть лишь пустое вожделение болезненного тщеславия — не более. Следствие недостаточной веры, если не полного её отсутствия.
Подлинное бессмертие может быть обретено только во Христе. Юрий Живаго как будто к тому устремлён: он строит цикл своих стихов с постоянной опорой на церковный годичный круг. Опора, композиционный каркас всего цикла — стихотворения, обращенные к евангельским событиям от Рождества к Воскресению Христову. Жизнь человека, с её сомнениями и обретениями, с её бытовыми заботами, с её бытием во временах года, в природе, совершается прежде всего в сопряжениях с жизнью Христа.
Жизнь уподобляется свече, горящей в ночи, свече, образ которой, по утверждению исследователей-комментаторов творчества Пастернака, внушён словами Спасителя: "Вы свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Тоже да будет свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного" (Мф. 5,14–16). Эту свечу разглядел когда-то юный Живаго в окне комнаты, где находилась тогда ещё не известная ему Лара и где много спустя она будет прощаться с ним, уже ушедшим из жизни и уже бессмертным.
