Общие места. Мифология повседневной жизни - Светлана Юрьевна Бойм
Американский self-made man или self-made woman – это человек, добившийся всего своими руками, не герой и не поэт, даже не Godfather и не миллионер, а скорее человек «среднего класса», сумевший исполнить свою американскую мечту. Хотя современные социологи отмечают процесс постепенного уменьшения среднего класса в Америке, политические деятели всех направлений, республиканцы, демократы и независимые кандидаты, все настаивают на том, что именно они выражают интересы среднего класса. American people, риторическое клише, часто используемое в американской прессе, относится к мифическому понятию среднего класса. Народ – это люди среднего класса. Русское понятие мещанства так же трудно переводимо на английский, как английское понятие privacy на русский. Разница двух культур особенно ярко отражается в отношении к повседневности. Российский культ подвига и праздника, обычно коллективного празднества, в американской мифологии заменен на культ стиля жизни и privacy. Общение между людьми не несет той эмоциональной нагрузки и духовного значения, которые оно несет в России. В американской культурной мифологии важнее индивидуальное самосовершенствование. (Это, конечно, не означает, что все американцы живут согласно этой мифологии. Огромный процент населения – эмигранты в первом поколении со всех концов света, всех рас и национальных групп. Таким образом, американская повседневная культура гораздо разнообразней и шире, чем то, что представляется в массовой культуре, хотя массовая культура в Америке подчеркнуто многонациональна и представляет черных, белых, азиатов и так называемых «исконных американцев» (native Americans).)
Что касается литературы и искусства, то в Америке они не определяют собой национальное сознание. «Совершенствование» чаще относится к атлетике, а не к эстетике. Духовность ищут не в литературе, а в религии и в общении с природой. «Права человека» являются одним из национальных приоритетов. «Внутренняя» или духовная жизнь – это личное дело индивидуального человека94. Культура же скорее является украшением lifestyle, а не главной определяющей частью жизни.
Конечно, особенность повседневной жизни в том, что она отклоняется даже от мифов повседневности. На практике эти мифы обживаются и разнашиваются как неудобные, но очень теплые отечественные сапоги, без которых обойтись нельзя. Если бы теории действительно «претворялись в жизнь», то как могли бы советские люди пережить многочисленные перестройки быта, выпавшие на их долю?
Национальные культуры в конце XX века уже не имеют четких национальных границ и являются смешанными и эклектичными. Сохраняя свою культурную традицию, они включаются в мировые процессы. Российская реклама 1990-х, национальная по форме и капиталистическая по содержанию, бросает свой вызов «крепостям быта»: «Чтоб ваша любовная лодка не разбилась о быт, приобретайте технику Siemens» – гласят приватизированные Окна РОСТА шестьдесят лет спустя.
4. ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ И РУССКАЯ ДУША
«Большевизм уничтожил частную жизнь», – написал в своем очерке «Москва» (1927) Вальтер Беньямин95. По его мнению, советская власть намеревалась экспроприировать частную жизнь граждан наравне с их частной собственностью. Беньямин, однако, не подозревал, что неприязнь к частной жизни – далеко не советское новшество, а результат многовековой российской традиции.
В словаре Даля словосочетания «частная жизнь» и «личная жизнь» отсутствуют. Более того, большинство примеров к словам личное и частное выдают определенные предубеждения. Например: «Самотник личное благо предпочитает общему», «оскорбление чиновника по должности его не есть обида личная». Среди примеров к слову «личность» мы находим «Служба с личностями не совместима». «Дело не в личности, а в наличности»96. Личная жизнь представляется каким-то общественным недоразумением, а то и хуже – делом эгоистическим. Самотник – прекрасное, к сожалению, исчезнувшее из языка российское понимание личности. «Частная жизнь» (возможно, калька с французского «la vie particulière») примера не удостоилась, только частная служба. Слово «часть» связано с «участью», «жребием», уделом, достоянием жизни, судьбой, роком – то есть со всем тем, что, казалось бы, не зависит от отдельного человека, его внутренней жизни и саморефлексии. Существовавшее при Петре I слово «приватность» почти исчезло из языка, так что даже в конце XX столетия о приватизации говорят гораздо больше, чем о праве на приватность и ее законную охрану.
История российской частной жизни остается ненаписанной. Недавно завершенное пятитомное французское издание истории частной жизни Европы не уделяет большого внимания России. Но это, возможно, и не случайно. Русские философы тоже не слишком ею интересовались. Более того, «частная жизнь» часто представлялась в русской философии не как явление частное, а скорее как явление западное. «Русская душа» не нуждается в «частной жизни». У нее собственная гордость – коллективная.
«Частная жизнь» – это роскошь Нового времени, позже осмысленная философами-гуманистами как естественное право человека. В то время как у каждого человека есть внутренняя жизнь, понятие «частная жизнь» возникло относительно недавно. У древних греков для частного лица употреблялось слово «идиот», оно же обозначало человека, не исполняющего гражданские обязанности и просто неграмотного. (Идиот не считался сумасшедшим или юродивым, скорее невеждой.) В римском праве понятие частного в основном определялось как отсутствие гражданских прав и обязанностей97. Частное (privatus) буквально переводится как «лишенное». Частный человек в римском праве – это почти что лишенец по определению. Так же в латинское понятие «частный» входило значение «секретный». Не случайно частная сфера – сфера секретов, которые могут быть потенциально опасными для общества. Именно эта секретность частной жизни вызывала подозрение римских законодателей. Лишенная общественного смысла частная жизнь становилась чрезмерной, полной гедонистических издержек, пиров, оргий и прочих декадентских эксцессов.
В «Государстве» Платона души являются обитателями государства, а не частного жилья. Но уже у Канта личность и индивидуальность определяются через понятие «дом», который, по сути, становится единственным убежищем частного лица во времена революций, государственных переворотов и войн (по крайней мере, в XVIII веке на это можно было надеяться). Новая концепция личности и
