Люди в джунглях - Люндквист Эрик
— Такая женщина, и кругом столько холостяков! Они же перережут друг друга!
Я чувствовал, что и сам способен на глупость ради нее.
— Нет, туан, ее никто не смеет трогать. Они боятся ее.
— Ее? Ты хочешь сказать — Османа?
— Нет, туан, ее. Осман и сам боится. Я даже не уверен, спал ли он с ней хоть раз. У них нот детей, туан.
Да, тут что-то не то. Редкостная красавица, кругом пылкие мужчины, и никто, даже муж, не осмеливается тронуть ее!
— Туан сегодня ночью ничего особенного не заметил? — спросил Бара.
— Я спал как убитый. А что?
— Если туан останется еще на одну ночь, мы не будем ложиться так рано, и тогда туан, может быть, кое-что увидит.
— Нечистая сила появилась?
— Не знаю, туан. Сказать, что это духи, — так ведь в духов теперь не верят. Во всяком случае что-то странное.
Вот оно что — старая басня… Конечно, духи, кто же еще; здесь каждый уверен, что джунгли кишат ими. А когда человек заранее настроился что-то увидеть и услышать, ему это и впрямь видится и слышится. И даже больше!
— Ладно, останусь. Кстати, проверим как следует твои наряды. Ты, должно быть, ошибся: на реке леса меньше, чем у тебя записано.
Лесорубы и трелевщики жили в бараке, в километре от того места, где вязали плоты. На месте вязки обосновались Осман с женой и четырьмя товарищами, а также Бара.
Четверо рабочих жили в одной хижине, Осман с женой и Бара — в другой. В ней было три отделения. Одно служило спальней Осману и его жене, в другой жил Бара, в третьем помещалась так называемая контора.
Контора была первой от двери. Дальше шли спальни Бары и Османа.
Управившись с вечерним рисом, мы с Барой на час-другой пошли поохотиться. Довольно быстро добыли киджанга (местный вид оленя) и вернулись с добычей домой.
Потом сели проверять отчетность. Время близилось к одиннадцати.
— А почему Осман не идет домой?
— Он никогда не бывает дома ночью, туан. Работает до утра. Если нет другого дела, сторожит плоты.
— И красавица жена остается с тобой в доме одна?
— Тихо! Слушайте, туан! Слушайте!
— Слышу — река журчит да цикады поют.
— Нет, там внутри! В ее комнате, туан.
Внимательно прислушиваюсь и улавливаю слабый шорох.
— Она еще не спит?
— Не знаю. Она легла, опустила москитную сетку. Но по полу что-то движется.
Я невольно вздрагиваю, кожа покрывается пупырышками. Гнетущий мрак тропической ночи, таинственный шепот Бары, его туманные намеки, — кажется, все это повлияло на меня. Я откровенно трушу.
Бара видит мой испуг.
— Когда человек вот так вздрагивает и волосы встают дыбом, это самый верный признак нечистой силы, — говорит он.
— А, брось, Бара! Не выдумывай! Подумаешь, шум в комнате. Посмотри и ты увидишь: либо она встала и ходит, либо Осман вернулся домой.
Из комнаты опять доносится шум. Словно что-то упало.
Бара смотрит на меня.
Я начинаю сердиться. Что он, нарочно меня пугает?
— Пошли, Бара, поглядим в чем дело!
Мы проходим в его спальню. Дверь в комнату Османа закрыта, но стена сделана из пальмовых листьев, щелей в ней предостаточно. У соседей горит тусклый ночник.
Глядим. Ничего не видим. Ничего не слышим.
— Наверно, крыса, — говорю я.
Красавица лежит в постели. Спит она или нет, не поймешь, но дышит, как спящий человек.
Вдруг снова шорох.
Совсем близко от нас.
Бара поворачивается ко мне; у него дрожат руки, в глазах ужас.
— Смотрите! Смотрите, туан! — Он заикается.
Борясь со страхом, заставляю себя снова заглянуть в щелку и явственно вижу — по полу медленно ползут две женские туфли. От кровати к столу.
Никогда еще я не чувствовал себя так мерзко.
И в то же время меня злит моя трусость.
Не могут же туфли ползти сами собой. Должно быть какое-то объяснение.
— Кто-нибудь тянет их за ниточку, Бара!
Бара только снисходительно улыбается.
Бам!
Жестяная коробка падает со стола и ударяется об пол со звуком, напоминающим выстрел.
Нервы не выдерживают, я громко вскрикиваю. Слышу, как женщина со стоном поворачивается на кровати.
Мы возвращаемся в контору. Мне совсем не хочется проверять, почему двигались туфли.
— И вот так каждую ночь, — говорит Бара. — Иногда по комнате летают камни, а то ножи. Теперь туан своими глазами видел. А то бы туан не поверил. Я нарочно не хотел ничего говорить, пока туан сам не убедился. Я уже не так боюсь, туан. У меня есть амулет, от всякой нечисти охраняет. Так что я привык. А Осман никак не может привыкнуть. Сначала они жили в бараке вместе со всеми. Что творилось! Парни были без ума от нее и не скрывали этого. А Осман — хоть бы что. Но когда вещи начали сами собой двигаться, они перепугались. Сперва подумали, это Осман сговорился с злыми духами, чтобы они охраняли красавицу-жену. Потом поняли, что Осман не меньше их боится. Вот и пришлось Осману переехать. Никто не решается жить с ними в одном доме. Кроме меня…
Мое смятение прошло, я вспоминаю случаи, про которые когда-то читал. Будто и у нас, в Швеции, и в Англии появлялись женщины, которые неведомо как, даже не отдавая себе отчета в этом, могли на расстоянии передвигать предметы. Что-то в этом роде я слышал и на Яве. Вот и тут — жена Османа наделена каким-то неизвестным свойством, позволяющим ей бессознательно, во время сна делать такие штуки.
Конечно, было бы интересно как следует разобраться во всем этом. Но я, ей же богу, не испытывал никакого желания, во всяком случае в ту минуту, еще раз увидеть, как вещи двигаются сами собой. Наверно, у меня не научный склад ума. И у меня пропал всякий интерес к жене Османа.
Днем-то страхи, конечно развеялись. Но все равно, она меня уже не волновала после того, как заставила туфли прогуливаться по полу.
Зато я проникся глубоким уважением к Баре. Рядовой буг ни за что не отважился бы жить в таком соседстве. Тем более что Бара в отличие от меня не искал рациональных объяснений, а беспрекословно верил, что тут замешана нечистая сила.
Остается загадкой, как мог Осман жить с такой женщиной. Почему не ушел от нее? Ведь она отравляла ему жизнь.
— Очень просто, — заявил мне Бара. — Она околдовала его.
Куда проще!
Следующий день я провел среди лесорубов и остался ночевать у них в бараке. Хотелось побольше разузнать о жене Османа.
И наслушался же я! Одна история невероятнее другой. Но в основе их было то, в чем я убедился сам: там, где живет эта женщина, вещи сами летают по воздуху!!
В бараке жили четыре женщины. И что поразительно: страх заставил их быть верными мужьям, а мужчин — укрощать свои страсти. В лагере не было ни одного недоразумения из-за женщин; царило напряженное спокойствие, которое бросилось мне в глаза еще в первый день.
— Туан, — обратился ко мне один из лесорубов, — переведите нас в другое место. Или заберите Османа и Бару. Осман и его жена водят дружбу с духами. А теперь еще и этот Бара, он даже хуже их. Не боится ничего, хоть бы духи среди ночи на него верхом уселись. А два моих товарища повздорили с ним, так он им такую трепку задал…
Лучшей рекомендации Баре нельзя было придумать.
— Ты как, Бара, выдержишь здесь? — спросил я уезжая.
— Конечно! Останусь, сколько туан захочет.
Первые китайцы
Джаин вернулся через месяц с небольшим. В письме он предупредил меня, что везет пятьдесят китайцев, и просил встретить его в Тавао.
Затем он описывал, как трудно было их завербовать. Пришлось исколесить все побережье — несколько человек тут, несколько человек там. В конце концов собрал всех в Сингапуре и выехал оттуда на английском пароходе.
Я отправился в Тавао на буксире, захватив большую баржу. Мы немножко опоздали; пароход уже стоял у пристани, и Джаин успел сойти на берег со своими людьми.
Я нашел его в китайской лавке. Он был вне себя. Продлись их плавание еще один день, и Джаин либо наложил бы на себя руки, либо пошел бы убивать налево и направо. Новые рабочие были на грани бунта. По словам Джаина, в каждом порту, куда заходил пароход, они пытались сбежать. Только благодаря помощи властей удалось их довезти.
