Мишель Шово - Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры

Некоторые технические новшества все же прижились на египетской земле, в особенности те из них, которые были связаны с ирригационными работами. В течении II и I веков гидравлический механизм (сакие) и Архимедов винт быстро внедрялись в районе дельты Нила, вытесняя механизм балансира, придуманный во времена Нового царства и до сих пор иногда применяющийся под названием шадуфа. Более сложные механизмы, которые придумывали александрийские ученые, как, например, откачивающий насос Ктесибия во время правления Птолемея II,{120} вызывали только появление забавных слухов в египетской провинции. С другой стороны, железные земледельческие орудия, выкованные из привезенного в Египет металла (так как в самом Египте металл не добывали), использовались лишь на редких, особенно плодородных землях.

Только с введением новых экономических требований жизнь местного крестьянства стала меняться. Земля никогда не принадлежала людям, возделывающим ее. Единственным законным владельцем оставался фараон, он имел право даровать наделы либо своим фаворитам, либо храмам. Однако аренда и налоги не могли полностью содержать слои египетского общества, не связанные напрямую с производством: писарей, жрецов, солдат и т. д. Сельскохозяйственная экономика оставалась, таким образом, экономикой перераспределения. Греки, первыми внедрившие понятие выгоды, фундаментально поменяли структуру египетского сельскохозяйственного общества.

Местный крестьянин не имел особого социального статуса. Самое простое наименование — это «царский земледелец» (базиликос георгос). Он зависел от деревенского писца (комограммата), владевшего наделом земли и диктовавшего программу засева участка.{121} Эта программа заранее определялась местной администрацией в соответствии с распоряжениями, поступавшими из столицы, а также в зависимости от ожидаемого уровня поднятия Нила. Необходимые для посева семена и аграрные орудия выдавались в строгом порядке только на время полевых работ, распределение посевных территорий должным образом контролировалось.{122} Понятно, что крестьянин не имел права ни на какую инициативу, а значит, ни за что не отвечал. У него была единственная альтернатива: подчиниться плану или отказаться работать на наделе земли, который ему предоставляли, рискуя оставить голодным себя и свою семью. Если возникала нехватка рабочей силы или же наступали смутные, беспокойные времена, его лишали даже этого последнего выбора и брали на работу в принудительном порядке. В любом случае крестьянин обязан был предоставлять свой урожай на молотьбу, где само государство занималось его дальнейшей обработкой и распределением. Царь брал вперед плату за наем земли в среднем 40 %, а с плодородных земель до 50 %, также он взимал различные налоги и покрывал расходы от выданных на посевы займов, которые совпадали в среднем с 0,10 урожая. В общем, царскому крестьянину доставалась одна треть, в лучшем случае — чуть меньше половины от того, что он производил. На полученную часть работник и его семья кормились до следующего урожая. Вырисовывающаяся картина достаточно абстрактна. Такое управление в организации сельскохозяйственного производства предполагает, что существовали другие способы зарабатывания средств к существованию, которые власть не могла контролировать. Любое принуждение имеет свои границы. Земли могли остаться без крестьян, если давление со стороны власти становилось невыносимым. В 118 году в Керкеозирисе (деревне в Фаюме) группа крестьян отказалась от работы на навязанных им условиях, и земля не возделывалась в течение всей гражданской войны. После неудачных попыток сдать эту землю другим работникам по распоряжению, пришедшему из Александрии, царский писарь вынужден был просить диойкета принять меры по снижению налога на землю, чтобы подтолкнуть крестьян прекратить забастовку и начать посевные работы: было выгоднее сократить царскую арендную плату, чем вообще отказаться от аренды.{123}

Тогда как административные меры теоретически были направлены на облегчение крестьянской участи, сами египтяне были вынуждены сносить все более и более жесткие ограничения. Прежде всего, при выращивании других видов сельскохозяйственных культур деятельность крестьянина полностью контролировалась представителем компании, уполномоченной государством для сбора налогов на эту продукцию. Естественно, выгоды, полученные с урожая, напрямую зависели от его объема. Можно представить, насколько жестоким было давление на крестьян, чтобы повысить сборы. Значительная часть земель не принадлежала царской фамилии. Существовали священные земли, относившиеся к храмам, но работы на них контролировались царскими чиновниками. Были также огромные земельные участки, которые царь мог даровать либо чиновникам за особые заслуги перед государством, либо военным (клерухам) за верную службу. Последние могли использовать свой надел, прибегая к возможной помощи наемных рабочих, но могли доверить его и третьим лицам. Достаточно часто этими людьми оказывались не профессиональные хлебопашцы, а предприниматели, которые, в свою очередь, становились посредниками между клерухами и крестьянами. Такая взаимозависимость выстраивала некое подобие пирамиды по извлечению собственной выгоды: выгода по эксплуатации земель клерухов, выгода военных, которым была дарована земля, выгода откупщиков, выгода царя, которому в конечном счете возвращались доходы с налогов на земли и на сельскохозяйственные культуры.

Положение крестьянина, работающего на земле клеруха, было менее тяжелым, чем того, который работал на царской земле. Работник клеруха избегал в некоторых случаях беззакония чиновников, заботящихся о выполнении производственного плана, так как земля военных не была подчинена такому жесткому контролю, какой наблюдался на царской земле. Здесь выбор посевной культуры был свободнее.

У нас появился уникальный шанс изучить жизнь египетской деревни конца II века. В июле 1900 года в Тебтинисе, на юге Фаюма, один из работников археологической англо-американской экспедиции, раздосадованный, что нашел только мумии крокодилов там, где он надеялся найти саркофаги, разбил одну из них ногой. Оказалось, что засушенный ящер был завернут в уже ранее использованные папирусы как в упаковочную бумагу. Так обнаружились официальные архивы комограммата, то есть деревенского писаря, Менхеса. Интересен тот факт, что богослужения совершались не в Тебтинисе, а в Керкеозирисе, местности до сих пор неопределенного географического расположения. Парадоксальность ситуации состоит в том, что по сей день не найденная деревня является наиболее подробно описанной в документах.

Основной задачей комограммата было ежегодное установление полного земельного кадастра своей деревни, с учетом различных налоговых категорий на землю, а также списку посредников, получивших эксклюзивное право на продажу надела земли, засева и прогноза урожайности различного сорта культур. Через установленные интервалы комограммат обязан был посылать отчет своему начальнику — царскому писарю нома (базиликограммату) о состоянии посевов и продаже на корню урожая. Сельскохозяйственные работы начинались в первых числах сентября в момент спада воды и заканчивались только со сбором урожая. Документы, представлявшие собой свитки иногда по 4–6 метров в длину, составляют большую часть архива Менхеса. Помимо этой всепоглощающей деятельности, комограммат обладал еще огромным количеством обязанностей, которые превращали его в официального публичного представителя власти местного масштаба. Но именно в силу публичности своей профессии писарь становился более уязвимым, о чем свидетельствовала история, рассказанная в предыдущих главах. Он не довольствовался только заполнением свитков, наблюдая за людьми и работами, осуществляя, например, контроль за строительством каналов и плотин, чтобы убедиться в налаженном и плодотворном орошении земель.

Деревня в Фаюме, Керкеозирис, не располагала естественными речными притоками. Воды Нила доходили до нее через вспомогательные каналы, которые орошали большую часть оазиса, начиная с Бахра Юсуфа, рукава Нила, который вливался в озеро Мерис. Эта система была создана недавно, во время правления первых Птолемеев, при помощи огромного количества трудоемких работ. Вся рабочая сила трудилась над превращением региона в богатую сельскохозяйственную провинцию, где бы могло обосноваться большое количество переселенцев из Греции. Территория деревни была равна приблизительно 4700 арур (1300 гектаров). Застроенная часть деревни составляла всего 19 гектаров. Не принимая во внимание 47 гектаров необрабатываемой территории, 48 было отдано под пастбище, менее 6 гектаров — под сады, остальная же земля (около 1180 гектаров), которую можно было отдать под засев, принадлежала частным владельцам. Более половины этой площади (около 670 гектаров) составляли царские земли, остаток, включающий в себя 430 гектаров, был предоставлен клерухам, и только 80 отходило под священные земли. Нельзя утверждать, что все сельские территории (даже если брать во внимание только Фаюм) были разделены по подобной же системе. В частности, земельные участки, принадлежащие клерухам (36,5 %) были намного больше в Керкеозирисе, чем за его пределами, что объясняется характером новой деревни, построенной в целях освоения территории греческой армией. Эти дарованные земли формировали в свою очередь две различные категории, если не по статусу, то, по крайней мере, по роду эксплуатации: примерно 300 гектаров были записаны на имя более 30 кавалеристов, каждый из которых обладал прекрасной греческой «родословной» и получал доход с участка площадью от 20 (5,5 гектара) до 80 (22 гектаров) арур; оставшиеся 130 гектаров были поделены между 55 пехотинцами (махимы) и 9 египетскими кавалеристами, с соответствующим участком земли от 7 до 15 аруров (от 2 до 4 гектаров).