Павел Горьковский - Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме
«Благой пеликан» со времен раннего христианства стал символом самопожертвования и воскресения. Религиозная символика обусловлена реальной физиологией пеликанов — птица приносит еду для птенцов в зобе — большом кожаном мешке, расположенном под клювом. Затем пеликан распахивает клюв, давая птенцам возможность клевать пишу прямо из зоба, — сторонним наблюдателям казалось, что детеныши питаются непосредственно телом и внутренностями самоотверженной птицы.
«…Деятельность истинного розенкрейцера — это отражение символа розы и креста, соединяет в себе самопожертвование и тайное знание и заставляет служить их Высшему идеалу. Эта „сверхзадача“ расшифровывается в третьем символе розенкрейцеров — это пеликан, кормящий своими кровью и плотью птенцов и защищающий их распростертыми крыльями. Пеликан приносит себя в жертву, питая птенцов»[71].
В средневековых бестиариях легенда о пеликане приобрела особый драматизм и поэтичность — птица-мать ласкает птенцов клювом и когтями так ревностно, что умерщвляет их. Через три дня появляется отец и в отчаянии от гибели своего потомства собственным клювом раздирает себе грудь. Кровь из его ран воскрешает умерших птенцов. Так и Христос, подобно пеликану, кормит своих духовных чад собственной кровью во время таинства причастия, воскрешая их для «жизни вечной».
Начало Тридцатилетней войны в Европе сопровождалось воскрешением интереса к алхимическим тайнам — алхимики, изготовлявшие «эликсир вечной жизни», всей прочей алхимической утвари предпочитали сосуды под названием «пеликан», поскольку лишь этот сосуд есть «истинный философский Пеликан, а другого во всем мире не сыскать» — уверяли они[72].
Таким образом, кровь самопожертвования — кровь символическая, кровь человеческая и божественная, кровь — как алхимическая субстанция, полученная при помощи перегонной реторты под названием «пеликан», вся эта «кровь» смешивалась сперва в умах, а затем на устах болтунов и сплетников — розенкрейцерам тоже охотно приписывали обряд принятия человеческой крови.
Помимо популярного, можно сказать «модного», братства розенкрейцеров в Европе XVII века действовало еще одно влиятельное тайное общество — масоны, иначе именуемые «вольными каменщиками». В отличие от розенкрейцеров, представлявших собой разрозненные группы в разных странах, не имевшие единого центра или жесткой структуры, масоны не афишировали своих действий, зато располагали мощной организацией с разветвленной иерархией и детально разработанными ритуалами инициации при переходе с одной ступени посвящения (градуса) в следующий.
Сложно сказать с определенностью, история какого из тайных братств началась раньше, — древнейшее письменное свидетельство масонов — манускрипт Regius, содержащий цеховые заповеди поведения вольных каменщиков, ориентировочно датируется 1390 годом и представляет собой скорее устав строительной артели, чем регламент тайного общества. Другой важнейший документ масонского сообщества, так называемый Манускрипт Кука, относят к 1430 году, а первый сохранившийся до нашего времени протокол масонской ложи был написан в Эдинбурге летом 1599 года. Первые ложи имели достаточно простую структуру, состоявшую всего лишь из трех элементов: ученик, подмастерье и мастер. Из мастеров формировался капитул — высший орган управления ложи.
Традиционные ритуальные атрибуты регулярного масонства: передник-запон, замшевые перчатки, ключ, циркуль, молоток, мастерок, измерительный наугольник.
Розенкрейцеры довольно быстро утратили популярность и исчезли с подмостков городской жизни, а влияние и популярность масонских лож со временем только росли, их внутренняя иерархия постоянно усложнялась, помимо традиционных появлялись все новые и новые ложи, имевшие все более и более сложные уставы со все более тщательно продуманными и сложными ритуалами посвящения. Обряд рукоположения в каждый новый градус превращался в небольшой спектакль, который с удовольствием разыгрывали члены братства. Но в каждом таком действе присутствовали традиционные элементы инициации — о некоторых из них сохранились письменные свидетельства.
Всю совокупность весьма разнообразных обрядов посвящения, которая практиковалась масонами в различных традициях, можно условно подразделить на два основных типа: ритуальные испытания и обряды, имитирующие умерщвление с последующим воскрешением новичка для жизни по законам братства. К первому типу ритуалов относятся такие традиционные ритуалы, как имитация «испытания огнем» — когда инициат поводил ладонью над особой жаровней с раскаленными углями или над свечой; испытание болью — босого инициата проводили по холодным каменным плитам или по полу, усыпанному довольно острыми осколками камней; испытание темнотой (слепотой) — инициату плотно завязывали глаза шарфом или шелковым шейным платком так, что он мог передвигаться по незнакомому помещению, в котором проходил ритуал, исключительно при помощи других братьев, демонстрируя свое полное доверие к членам братства. Затем повязку резко срывали — ученик прозревал для новой жизни в качестве полноправного члена братства.
Обряды второго типа наиболее интересны, так как именно они оказали определенное влияние на формирование фольклорных сказаний о вампирах и в целом особой «вампирской» субкультуры. Так, например, полуобнаженному новичку могли набросить на шею петлю из толстой и тяжелой веревки, другой конец которой в некоторых случаях волочился по полу — потом его подхватывал один из братьев и буквально втаскивал неофита в залу, где проходил капитул. Существовала ритуальная формула, описывающая состояние инициата в этот момент:
«…Я не был ни раздет, ни одет, ни босой, ни обутый, с меня снят был всякий металл, я был с завязанными глазами, с веревкой не шее, тогда меня повели к дверям ложи в неподвижно-подвижном положении, под руку с другом, в котором я узнал потом своего брата…»[73]
Веревку снимали, знаменуя возвращение к жизни в новом качестве, после сурового допроса о целях вступления в братство новичка приводили к присяге. Чем более высок был градус посвящения, чем более значительное место в иерархии ложи он предполагал, тем более жестокими были испытания, требующие точности и слаженности действий всех участников ритуала и могущие нанести серьезный ущерб здоровью лица, принимающего посвящение, и даже привести к его смерти. Вот уже магистр ложи приставляет шпагу к яремной выемке на горле нового брата, а надзиратели произносят предусмотренный традицией текст, предлагают ему сделать шаг вперед — роковой шаг сделан, тело брата пронзает острая боль… Магистр одновременно отступает на шаг назад — шпага прокалывает кожу на горле, но не более того. На шее выступает капелька крови, затем тонкая струйка сбегает вниз, пятная белоснежную сорочку, сшитую специально для ритуала. Окровавленную рубаху предполагалось беречь как напоминание о принятом обете хранить тайну.
Но испытаниям подвергалось не только телесное, но и душевное здоровье братьев. Широко распространены были ритуалы, связанные со временной изоляцией инициата, призванной помочь ему осознать бренность земного бытия и создать ощущение воскресения из мертвых или возвращения из могилы к новой жизни в братстве:
«…По приезде новичка отводят в Сокровищницу, „черную комнату“, где оставляют одного, предупредив, что он может снять наложенную на глаза повязку только тогда, когда совершенно стихнет всякий шум и не будет слышно даже малейшего отзвука удаляющихся шагов. Комната размышлений обычно бывает без окон и дверей, потолок в ней низкий. В одном углу стоят черный стол и два стула, на столе — берцовые кости и череп, из глазных впадин которого выбивается синеватое пламя. Тут же лежат Библия и песочные часы. В противоположном углу стоит человеческий скелет с надписью: „Ты сам такой будешь“. В других углах комнаты стоят гробы: в одном — искусно сделанный труп с признаками гниения, другой гроб — пустой…»[74]
В качестве вариации описанного выше ритуала неофиту могли предложить провести какое-то время лежа в гробу совершенно неподвижно, с зажженной свечой в руках, пока уполномоченные лица ложи читают над ним установленные традицией формулы, схожие с христианской поминальной службой. Затем брат получал разрешение подняться из гроба — воскреснув к новой, добродетельной жизни благодаря братству.
На рубеже XVIII–XIX веков масонство стало пользоваться настолько широкой популярностью, что говорить о «тайном братстве» уже не приходилось — масонство стало больше напоминать светские клубы. Практически каждый имущий или образованный горожанин как в Европе, так в Америке или в России входил в ту или иную ложу, а дворяне могли посещать сразу несколько лож. Затем мода на фри-масонство схлынула, подобно любому другому социальному поветрию, братства вернулись в свои тайные границы, снова превратившись в прибежище узкого круга посвященных, коим остаются и по сей день. Но слухи и домыслы о странных обрядах «вольных каменщиков» широко циркулировали в народе, сливаясь с массой прочих городских легенд.
