Леонид Кременцов - Теория литературы. Чтение как творчество: учебное пособие
Научная истина, безусловно, – истина объективная. Процесс ее постижения, большей частью, – процесс тоже объективный. Художника же интересует еще и субъективный взгляд на эти объективные обстоятельства. Его цель – помочь читателю увидеть факт, событие, научный поиск еще и глазами персонажа, и глазами автора.
Специфику научно-художественной литературы не следует определять в зависимости от освещения нравственных проблем, возникающих в мире людей науки. Исследование таких проблем возможно и в научно-популярной, и в собственно художественной литературе. Для ученого в его работе в основном безразлично, кем, когда и при каких обстоятельствах была открыта или доказана та или иная научная истина, на которую он опирается, совершая очередной шаг вперед в своей научной области.
Для художника в его работе ценность такой научной истины еще и в том, кем, для чего и как она была открыта. В научно-художественной литературе исследуется нравственный и социальный смысл научного поиска. Авторы научно-художественных книг воспевают ценность научных знаний о человеке и мире, радость творчества, поэзию познания, исследовательского поиска. Пафос научно-художественной литературы близок гуманистическому пафосу искусства вообще. Ее специфика – в материале. О науке и ученых могут писать и пишут и популяризаторы, и публицисты, и художники. В рамках научно-художественной литературы писатель исследует конкретный нравственный и социальный аспект темы.
Ее специфика – в приемах раскрытия характера. В научно-художественном произведении персонаж, как правило, выполняет вспомогательную служебную функцию, что не мешает автору при необходимости создавать впечатляющие художественные образы. В книге Д. Данина о Нильсе Боре яркий, запоминающийся характер героя подчинен задаче показать развитие и противоборство идей в атомной физике. Специфика научно-художественной литературы – в особенных приемах сюжетосложения и композиции.
Оценка научно-художественной литературы как феномена мировой культуры подтверждает прогнозирующий характер искусства. Появлению теории относительности, разработке новых космогонических представлений, расцвету физики микромира предшествовало возникновение модернизма.
Научно-художественная литература явилась провозвестником переживаемой человечеством научно-технической революции. Процесс становления жанра научно-художественной литературы может быть прослежен на примере «Золотой розы» К. Г. Паустовского.
4
Давно замечено, что у книг, как и людей, есть своя судьба. Сегодня, когда прошло около пятидесяти лет со дня появления «Золотой розы», можно с уверенностью говорить, что судьба этой книги сложилась несчастливо. Во-первых, она осталась неоконченной, хотя в силу структурных особенностей, присущих крупным жанрам у Паустовского, это обстоятельство особого значения не имеет: каждая глава повести относительно самостоятельна. Во-вторых, «Золотая роза» вышла в свет в октябре 1955 г. – не вовремя. Паустовский, как и некоторые его современники, рассчитывал, что процесс, начавшийся после смерти И. Сталина и названный оттепелью, будет необратимым и быстро прогрессирующим. Этим надеждам, однако, несмотря на XX съезд КПСС, не суждено было сбыться: обсуждение книги В. Дудинцева «Не хлебом единым», события вокруг «Доктора Живаго» Б. Пастернака, резкая критика в адрес альманахов «Литературная Москва» и «Тарусские страницы» и т. п. показали, что оснований для оптимизма мало. Та степень внутренней свободы, раскованности, которую позволил себе писатель в «Золотой розе», еще не могла быть принята и оценена по достоинству. Те общечеловеческие гуманистические идеалы, вне служения которым Паустовский не мыслил себе деятельности художника, еще не получили широкого признания в обществе, только-только начавшем освобождаться от ледникового мышления тоталитаризма. Среди немногочисленных прижизненных критических отзывов о «Золотой розе» не было Ни одного безоговорочно признававшего победу писателя на одном из главных направлений его творчества. Речь идет, конечно же, не о панегириках. Но нельзя было снова, в который раз, не вспомнить его идущий от сердца вопль: «Когда мы перестанем требовать от автора всеобъемлющих высказываний и бесконечного повторения того, что всем давно известно и не требует никаких доказательств? Зачем ставить автору те задачи, каких он сам себе не ставил? Это по меньшей мере бессмысленно»[73].
Замечено, что написав книгу, Паустовский подчас не спешил с публикацией, как бы ожидая подходящей общественной ситуации. «Романтики», написанные в 1916–1923 гг., были опубликованы впервые в 1935 г. Дело в том, что, напечатав свой первый рассказ в 1912 г., широкого общественного признания писатель добился только через двадцать лет. Можно предположить, что он решился на публикацию «Романтиков» на волне своего первого крупного успеха, вызванного «Кара-Бугазом», в обстановке, когда только что был распущен РАПП и готовился Первый съезд советских писателей.
Интересно, что первой публикации рассказов «Старый повар» и «Ручьи, где плещется форель» была предпослана заметка, в которой сообщалось, что рукописи этих рассказов будто бы были найдены на чердаке старого дома в городе Трубчевске[74]. В 1962 г. вышла в свет книга Паустовского «Потерянные романы», в которую вошли главы из «Коллекционера» (1930) и «Дыма отечества» (1944).
Конечно, все эти литературные мистификации с находками и потерями преследовали определенную цель. Сложность общественной и литературной обстановки тех лет требовала осторожности и предусмотрительности. Думается, что и «Золотая роза» не один год пролежала в столе, ожидая своего часа.
В-третьих, значение «Золотой розы» в полной мере не осознано по сию пору. Причины ясны. Спрос на творчество, творческие искания, творческую личность еще недавно был минимальным. Пафос уникальной книги Паустовского оказывался не созвучным времени. Нынче искусство освобождается от узко тенденциозных, заранее заданных подходов к оценке содержания и формы художественного произведения, возвращается к подлинным, вечным ценностям, к истинному гуманизму в первую очередь. В новых условиях «Золотая роза» незаменима, бесценна, особенно для молодых людей, только начинающих приобщаться к творческому восприятию искусства.
Складывается впечатление, что Паустовский специально подготавливал общественное мнение к восприятию «Золотой розы». За два года до ее публикации, в сентябре 1953 г., в журнале «Знамя» была напечатана статья «Поэзия прозы»: «Довольно давно, еще до войны я начал работать над книгой о том, как пишутся книги. Война прервала работу примерно на половине». Далее в статье писатель рассказывал об источниках книги, доказывал ее право на существование: «Работа писателей заслуживает гораздо большего, чем простое объяснение. Она заслуживает того, чтобы была найдена и вскрыта величайшая, подчас трудно передаваемая поэзия писательства – его скрытый пафос, его страсть и сила, его своеобразие, наконец, удивительнейшее его свойство, заключающееся в том, что писательство, обогащая других, больше всего обогащает, пожалуй, самого писателя, самого мастера. Нет в мире работы более увлекательной, трудной и прекрасной!.. В своей еще не до. конца написанной книге я больше всего хотел передать эти исключительные свойства писательской работы, бросающей свет на все стороны человеческого духа и человеческой деятельности»[75].
Обратимся сначала к истории «Золотой розы».. Сын писателя В. К. Паустовский утверждал: «…замысел этой книги возник у отца очень давно. Я впервые услышал о нем чуть ли не в то военное лето. Только название у книги первоначально предполагалось иное – «Железная роза». Связано оно было с другим прологом, в котором главным действующим лицом был не парижский мусорщик, а русский кузнец, отковавший из железа замечательную розу с тонкими лепестками. Мне этот вариант нравился больше, и совсем не потому, что он был связан с «родной почвой».
Привлекало сравнение – удивительная роза сделана из самого простого материала, идущего на гвозди и подковы.
Так и со словами. Они одни и те же – и в обыденной речи, и в волшебстве стиха. Потом отец увлекся мыслью о золотой пыли, и место кузнеца занял Жан Шамет»[76].
Оба они, отец и сын, не называя конкретной даты, говорят, что работа над «Золотой розой» началась «очень давно». Вряд ли точная дата вообще может быть указана. Название «Железная роза» мелькало еще в выступлениях Паустовского на обсуждениях «Кара-Бугаза» в 1932–1933 гг. в ответах на вопрос о творческих планах (см. «Знание – сила», 1933, № 11–12; «Красный библиотекарь», 1933, № 3) и др. С того же времени началась публикация в печати материалов о творческом процессе: «Документ и» вымысел» («Наши достижения», 1933, № 1); «Как я работаю над своими книгами» (М., 1934); «Рождение книги» («Детская литература», 1936, № 8) и др.; литературных портретов: «О книге капитана Лухманова «Соленый ветер» («Детская и юношеская литература», 1933, № 11); «Об Э. Багрицком» («Литературная газета», 1935, 15 февраля); «Крепкая жизнь (об А. С. Новикове-Прибое)» («Литературная газета», 1936, 20 марта); а также литературных портретов М. Горького, Р. Киплинга и О. Уайльда.
