Михаил Дунаев - Вера в горниле Сомнений. Православие и русская литература в XVII-XX вв.
Душевная чуткость заставила Горького предпринять попытку богоискательства, а духовное нечувствие обрекло это стремление на неудачу.
В повести «Мать» (1907) писатель вознамерился облечь пролетарскую революционность в одеяние борьбы за правду Христову, правду, обновлёную и очищенную от "церковного обмана". Проблема, не оригинальная для своего времени, однако решаемая на новом материале, привлечь который не додумались ни Толстой, ни Лесков, ни Мережковский.
Горький даёт своё понимание истории как движения от ада на земле к раю на земле же. Ничего нового в том нет. Некоторую оригинальность этому хилиазму придаёт лишь соединение его с идеей пролетарского мессианизма, марксистской по своей природе. Именно намеренное соединение христианства с марксизмом свидетельствовало об отсутствии подлинного религиозного чутья у Горького и привело его к новой неудаче.
Теоретически обосновал (насколько возможно) средства достижения грядущего блаженства Павел Власов в своей речи на суде. Воспринявшая стремление к этому блаженному времени как дело Божие, Ниловна, центральный персонаж повести, несколько раз на протяжении всего повествования разъясняет окружающим: революционная борьба — дело Божие. Например, она так объясняет людям причины ареста сына-революционера: "Второй раз сажают — всё за то, что он понял Божью правду и открыто сеял её…"
Разумеется, церковная вера неприемлема для этих людей, в их разговорах часто звучат слова о необходимости поисков обновлённого Бога. "Переменить Бога надо, мать, очистить Его! — вещает Рыбин в разговоре с Ниловной. — В ложь и клевету одели Его, исказили лицо Ему, чтобы души нам убить!.."
"Обновляется" же Христос прежде всего мыслью, делами и кровью революционных борцов. Эта кровь — их жертва ради рая на земле. Без имени Христа Горький пока не хочет обходиться. После разгона первомайской демонстрации Ниловна, держа спасённый красный флаг в руке, обращается к толпе с разъяснением христианского (в её понимании, и автор тому явно сочувствует) подвига её сына.
"Божье говорит! — взволнованно и глухо выкрикнул кто-то. — Божье, люди добрые! Слушай!"
Рассудочное осмысление хилиастической грёзы — вот обновлённая религия персонажей повести «Мать». Автор сделал их людьми нравственно высокими, безупречными, строгими аскетами ("монашеская суровость" недаром отмечена у Павла), жертвующими личным счастьем служению своему социальному идеалу. Такое понимание образа революционера восходит к традициям Чернышевского и Некрасова. И вообще осмысление революционной идеологии в контексте переосмысляемого христианства идёт в русской литературе именно от интенсивных усилий Чернышевского дать революционную идеологию и революционную борьбу в качестве замены прежней религии. Горький тому следовал.
Участники первомайской демонстрации не случайно воспринимают свою акцию как крестный ход, крестный путь свой к обновлённой правде на земле с неизбежною жертвенностью страданий.
Одной из центральных проблем, осмысляемых в русской литературе XIX века, стала проблема бессмертия. Горький предлагает решение её именно в духе обновлённой религии — как бессмертие человека в его делах и в памяти людской (позднее это станет общим местом в литературе соцреализма).
Название повести заставляет вспомнить ещё одну давнюю проблему русской литературы — проблему "отцов и детей". На поверхности мы можем увидеть как бы новаторство Горького в осмыслении этой проблемы. Если прежде отцы и дети пребывали в непреодолимых противоречиях, то теперь старшее поколение признаёт правду детей и следует за детьми в их борьбе: "Сына выбили из ряда — мать на его место встала!" Однако это лежащее на поверхности решение проблемы не должно закрывать сущностного. У Горького это своего рода уничижение «отцовства» и вознесение материнского начала.
Быть может, постоянное внимание к материнскому началу определено включением богоискательского опыта Горького в общий контекст эпохи, в которой едва ли не все идейные искания совершались под знаком "Вечной Женственности". Горький, конечно, мог воспринять идею Мережковского Дух есть Мать не от самого автора её, своего идейного противника, а из атмосферы, из воздуха времени, но то, что в повести его мы слышим отзвук именно этой концепции, — несомненно. Идея материнства утверждается в повести даже не через конкретность образа матери (конкретность как раз и являет свою неполноту), а через символическое наполнение этого образа, через его соотнесённость с идеей пролетарского интернационализма. Об этом заявлено в самом начале произведения: "Мы все — дети одной матери — непобедимой мысли о братстве рабочего народа всех стран земли. Она греет нас, она солнце на небе справедливости, а это небо — в сердце рабочего, и кто бы он ни был, как бы ни называл себя, социалист — наш брат по духу всегда, ныне и присно и во веки веков".
Завершающая формула этих слов Андрея Находки — подчёркнуто возносит идею как бы на религиозный уровень. Находясь в плену у марксистских абстракций, Горький был обречён на подобную образность и подобную символизацию. Борьба и пролетарская общность — неизбежные ценности для любого, кто попытается осмыслить жизнь посредством передовой социальной теории.
Богоискательство Горького вновь оказалось неуспешным.
Кульминацией этого стало создание повести «Исповедь» (1908).
Повесть построена по простой схеме: удручённый созерцанием несправедливостей жизни, переживанием собственных невзгод, человек отправляется на поиски правды, поселяется в монастыре, затем, неудовлетворённый, начинает странничество по русской земле, а в итоге обретает истину в сознании народного единства, идея которого открыта пониманию прежде всего рабочих людей.
Поворотным моментом в исканиях Матвея, главного героя повести, стала его встреча с бывшим священником, раскрывшим в своих рассуждениях итог своего постижения веры: Христа сделали Богом люди, но не отдельные личности то совершили, а некое коллективное единство, именуемое народом. Народ сотворяет Бога, движимый своею правдою. А в итоге богом оказывается именно это коллективное единство. Задача человека — растворить себя в том единстве, ибо личность есть лишь отломленность от родного целого, она бессильна и слепа. Распад единства губит бога, новое единение — вновь создаёт его.
Идея богоискательства заменяется, таким образом, идеей богостроительства. В богоискательстве человек зависит от Бога, в богостроительстве, напротив, бог становится зависим от человеческих действий. Вновь к тому же гуманизму и вернулись.
Любопытен обобщающий образ, который использует один из рабочих наставников героя повести, говоря о цели истинного богостроительства:
"Вы теперь как бы на площади стоите, и виден вам посреди её весь создаваемый храм во всей необъятности и красоте…"
Храм строят… Знакомый образ.
Герой повести совершает, после новых странствий, своё слияние с народом-богостроителем, народом-богом, и символично, что это происходит в одном из монастырей во время крестного хода с чудотворной иконой: на смену «отживающей» религии приходит новая — религия "благодатной силы всех сил", религия растворения человека в народном единстве.
Однако горьковское понимание коллективного единства далеко, по утверждению писателя, от каких бы то ни было религиозных идей. Сам он писал по этому поводу: "Я — атеист. В «Исповеди» мне нужно было показать, какими путями человек может прийти от индивидуализма к коллективистическому пониманию мира. Автор не ответственен за мнения своих героев, они думают, действуют и говорят так, как повелевают им индивидуальные, наследственные свойства и внушения социальной среды. Герой «Исповеди» Матвей понимает под «богостроительством» устроение народного бытия в духе коллективистическом, в духе единения всех по пути к единой цели — освобождению человека от рабства внутреннего и внешнего".
Если вникнуть в образный и идейный строй повести Горького, то можно прийти к выводу: основанное на передовом учении обожествляемое им единство есть не что иное, как пролетарский интернационализм, прикрытый псевдорелигиозными словесами. И ради такой-то пошлой идейки стоило огород городить!
Однако рассуждения Горького о богостроительстве привели в раздражение Ленина, разразившегося большим бранным письмом (от 13 ноября 19 13 г.), в котором вождь декларативно отвергал любые попытки поднимать эту тему. Именно в этом письме Ленин сформулировал свой знаменитый тезис: "Всякий боженька есть труположество — будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, всё равно".
Известно, что богоискательство и богостроительство Горького совпало с идеалистическими философскими блужданиями группы партийных функционеров (Богданова, Луначарского, Базарова и др.), которые после неудачи первой революции предприняли попытку соединить марксизм с религией, названную «богостроительством». Утверждают, что Горький попал под влияние этой группы, с участниками которой он тесно общался. Ленин, как известно, яростно боролся с ними, написав бранный философский трактат "Материализм и эмпириокритицизм". В такой момент Горький и попал под горячую руку воинствующего материалиста.
