Константин Деревянко - Украинка против Украины
(Такие обычно поют не своим голосом: "Я душу дьяволу отдам за ночь с тобой").
Дон Жуана преследуют король и католическая церковь. Но любящая женщина решает ему помочь. И не абы как, а радикально: осчастливить. Сказано — сделано. Горячо любимый освобожден от всех неприятностей вместе взятых, прошлых и будущих:
Дон Жуан (швидко переглядає пергаменти):Декрет від короля…і папська булла…Мені прощаються усі злочини і всі гріхи…Чому? З якої речі?..
Очень уместный вопрос: "З якої речі?". Ведь он ни в чем не раскаивался и не раскаивается. Создатель уважает свободную волю своего творения и не может лишить человека его грехов вопреки его воле. Но в творчестве Украинки воля Бога — вовсе не высшая инстанция. Есть и покруче.
У Долорес разговор короткий: хочешь — не хочешь, а тебе без всякого с твоей стороны покаяния "прощаються усі гріхи". И баста. Дон Жуан приговаривается к высшей мере счастья: к Царствию Божью. (Так "научные" атеисты, захватив власть, приговорили человечество к высшей мере наслаждения — коммунизму, когда "все источники общественного богатства польются полным потоком…". См. Программу КПСС).
В таком случае не только гордый Дон Жуан, но даже его не слишком гордый слуга может поставить резонный вопрос: "А меня спросили?". Но сконструированного "Дон Жуана" интересует другое:
…Чому? З якої речі?..І як до вас дістались сі папери?
Не дождавшись ответа, этот "свежий кавалер" торопится отблагодарить свою благодетельницу:
Уже ж я… гранд іспанський,і вам не сором буде стать до шлюбузо мною.
"Испанский гранд" (словно последний совок) не заметил, что у него ампутировали суверенную волю. Но если субъект позволяет обращаться с собой как с объектом, то это уже не субъект, а объект. Просто вещь: вешалка, на которую автор может вешать любые бирки ("испанский гранд", "идальго" и т. п.) и приписывать любые слова. Бумага все стерпит. Это уже не личность, а ходульный персонаж, исполняющий волю всемогущей сценаристки:
…Сей декрет, ся булла…ви як їх здобули? Я вас благаю,скажіть мені…Ще, може, я зречуся тих дарів.
На это следует "исчерпывающий" ответ Долорес: "Ви їх зректись не можете, я знаю". Автор сценария также знает (в отличие от читателя). А этого уже более, чем достаточно. Бывают предложения, от которых нельзя отказаться. Например, те, которые делает своим картонным персонажам всемогущий драматург. Раньше он назывался Deus ex machina, а в данном случае — это Dea ex machina. Украинкиного "Дон Жуана" не интересует "второстепенный" вопрос: почему это он не может отказаться. И он как попка повторяет (правда, с чужого голоса):
…Як до вас дістались сі папери?….Ні, скажіть.
Ответ до банального прост: "я за декрет сей тілом заплатила". Разве "король Испании" может устоять перед телом какой-то болезной Долорес, если этого не желает создательница обоих персонажей? Или декреты короля с его подписью приобретаются у кого-то еще?
А откуда взялась булла от папы?
…Не побоялась я і душувіддати, щоб за буллу заплатити…… Я щаслива,що я душею викупляю душу, —не кожна жінка має сеє щастя.
Оказывается, душа одного грешного человека может по желанию владельца (после его будущей кончины) заменить в аду душу другого грешника (выбранного первым благодетелем), который вовсе и не думал каяться. Поистине: "не кожна жінка має сеє щастя". Но как же это все делается? И каков механизм подобной телепортации? А очень просто: через папу римского. С ним можно обо всем договориться: нераскаянный грешник Дон Жуан папской буллой назначается безгрешным и после своей богомерзкой жизни пойдет в рай, а монахиня, которая будет за него молиться всю оставшуюся жизнь, по своему хотению (и папскому велению) пойдет в ад. Правда, для этого папе пришлось бы, очевидно, договариваться с Кем-то повыше. У Ватикана, конечно, длинные руки. Но не настолько же. Да и в чем тут интерес папы? Не тело же болезной? Так реальные махинации Ватикана пополнились еще одной: на сей раз — выдуманной и нелепой.
Все прочие христиане в монастырь идут, чтобы спасти душу, а эта "монашка" будет там готовиться к избранной ею преисподней. Сценаристка писала: "Долорес… і в монастир пішла не так, як всі, не для рятунку власної душі, а для пожертвування нею!":
Святий отець вам душу визволяє від кар пекельних через те, що я взяла на себе каяття довічне за ваші всі гріхи…
А за ее собственные грехи кто будет каяться? Пушкин?
…В монастиріз уставом найсуворішим я буду черницею.Обітницю мовчання, і посту, й бичування дам я богу.Зректися маю я всього, Жуане, і навіть —мрій і спогадів про вас! Лиш пам’ятатьпро вашу душу буду, а власну душу занедбаю.Піде моя душа за вас на вічні муки.Прощайте. Дон Жуан стоїть мовчки, приголомшений.
В отличие от него, читатель "мовчки, приголомшений" сидит (или лежит). И вдруг припоминает: что-то подобное уже было. Одной женщине мерещилось, что она владычица морская, а золотая рыбка у нее на посылках. Так и Украинке мнилось, что она владычица миров (посю— и потустороннего), а папа римский у нее не посылках. Другому читателю вспоминается Жванецкий ("Сколько стоит похоронить?… А без покойника?") и он представляет себе диалог в Ватикане: "Сколько стоит отпустить все грехи?… А без раскаявшегося?".
Далее "Дон Жуан", как ему и полагается, искушает ее. Она не возражает против дальнейших искушений, но исключительно для укрепления своей сверхчеловеческой воли:
Долорес (екстатично, як мучениця на тортурах):Я не прошу мене не спокушати!
В конце концов "испанский гранд" спокойно принимает "дар" и, как О. Бендер, заявляет Долорес, что, вообще-то, он ей ничего не должен:
…Я ж тепера бачу, що я і вам не завинив нічого.Адже ви через мене досягли високого, пречистого верхів’я!
Это "верхів’я" ведет прямо туда, куда (по словам Долорес) "піде моя душа за вас на вічні муки". Т. е., в глубокие "зияющие высоты".
А преступления "безгрешного" (на основании папского мандата и по воле драматурга) "Дон Жуана" продолжаются. И это естественно. (Ведь когда "авангард прогрессивного человечества" приговорил всех к высшей мере блаженства, люди от этого не изменились — их грехи остались при них). Он соблазняет донну Анну, убивает Командора и т. д. Но это ровным счетом ничего не меняет: доктор сказал — в рай, значит — в рай. А Долорес — в ад. Да на меньшее она и не согласна. Не для того ее создавала писательница с "маніакальним станом душі".
Понятие "свобода совести" для Украинки — звук пустой. (Как и для других "научных" атеистов. Захватив власть, свободу совести они пытались уничтожить в государственном масштабе). Если для Аристотеля "говорящим орудием" был раб, то для Украинки "говорящими орудиями" были "Дон Жуан" и другие ее марионетки. (Под властью же атеистов в XX веке в грандиозных масштабах возродилось уже реальное рабство, перед которым померкли Египет и Вавилон).
Только один герой драмы был не вещью, а субъектом. Этот образ — "второе Я" автора. Она разъясняла Кобылянской: "Долорес ближче моїй душі… Такі, як Долорес, мусять відходити в тінь перед Аннами і стаються жертвами — властиво не Дон Жуанів, а власної своєї надлюдської екзальтації…" Иначе и быть не может: там, где "бог умер", обязательно жди "сверхчеловека" с его подвигами.
"Се тип мучениці природженої, що все мусить гинути розп’ята на хресті, хоч би мала сама себе на той хрест прибити, коли бракує для того катівських рук. Якби не було Дон Жуана, то знайшлось би щось інше, для чого вона б "душу разп’яла і заколола серце", бо там, де Анна могла б уже бути щасливою, Долорес ще б таки не знайшла свого святого Грааля…" С. Аверинцев писал: "Святой Грааль — в западноевропейских легендах таинственный сосуд, ради приближения к которому и приобщения его благим действиям рыцари совершают свои подвиги. Обычно считалось, что это чаша с кровью Иисуса Христа, которую собрал Иосиф Аримафейский, снявший с креста тело распятого Христа…" Обычно считалось так. Но только не в этом случае. Ибо там, где находится Христос ("одесную Отца"), нет места никаким "вічним мукам". Общение со Спасителем мучительно разве что для сатанистов.